Дети Дюны - Герберт Фрэнк Патрик (читать полную версию книги txt) 📗
— Муа-а-а-ад Диб! Муа-а-а-ад Диб! Прими мольбу моей души! Ты, помазанник Божий, прими мою душу! Муа-а-а-ад Диб!
Неподалеку от паломников два шута играли несколькими монетами, цитируя строки известных «Дебатов Армистида и Линдраха».
Проповедник насторожился, пыталась расслышать.
Игроки были среднего возраста, горожане, со скучными голосами. Молодой провожатый немедленно описал их Проповеднику. Они были одеты в просторную одежду, нисколько не напоминающую стилсьюты. Ассану Тарику показалось это смешным, но Проповедник сделал ему замечание.
?Актер», который играл роль Линдраха, уже заканчивал свою речь.
— Да! Вселенную можно охватить только чувствующей рукой. Рука — это то, что приводит в движение твои бесценные мозги, а они, в свою очередь, приводят в движение все, что зависит от мозгов. Вот видишь, что ты создал, ты стал чувствующим, итак, рука сделала свое дело!
Разрозненные аплодисменты приветствовали его выступление.
Проповедник вдохнул воздух, и его ноздри почуяли богатые запахи этого места: эфирные запахи, которые исходили от стилсьютов; разнообразные мускусные запахи; обычная каменная пыль; запахи экзотической пищи и ароматы редкого фимиама, который уже был зажжен в Храме Алии и теперь стелился вниз по ступенькам какими-то сознательно направленными потоками. Мысли Проповедника можно было прочитать на его лице, когда он поглощал все, что происходило вокруг. Вдруг внизу через толпу прошло волнение. Танцоры на песке появились у основания лестницы, примерно полсотни из них были привязаны друг к другу веревками из лиан элаккового дерева. Таким образом, они, видимо, танцевали целыми днями, пытаясь найти состояние экстаза. Когда они дергались и топали ногами под свою музыку, у них на губах появлялась пена. Треть из них бессознательно повисла на веревках, другие то тянули их назад, то толкали вперед, как марионеток на проволоке. Одна из таких кукол пришла в себя, и толпа уже знала, чего ожидать.
— Я ви-и-и-дел! — завизжал только что пришедший в себя. — Я ви-и-дел! — Он сопротивлялся толчкам других танцующих, направляя свой взгляд то вправо, то влево. — Здесь, где находится этот город, будет только песок! Я ви-и-дел!
Раскатистый смех поднимался со стороны зрителей. Даже новые паломники присоединились к ним.
Этого уже было слишком много для Проповедника. Он поднял вверх обе руки и взревел таким голосом, каким, несомненно, давал команды червям при верховой езде:
— Тишина!
Вся толпа, которая была здесь, на этом месте, мгновенно замерла, заслышав его воинственный крик.
Проповедник тощей рукой указал на танцоров, и иллюзия того, что он в самом деле видел их, была просто жуткой.
— Вы разве не слышали этого человека? Богохульники и идолопоклонники! Все, вы! Религия Муад Диба — это не Муад Диб. Он отвергает это, отвергает так же, как и вас! Песок покроет это место! Песок покроет вас.
Говоря это, он уронил руки, положил одну из них на плечо молодого провожатого и скомандовал:
— Уведи меня из этого места.
Возможно, эти слова были выбраны Проповедником не случайно: «Он отвергает это, отвергает так же, как и вас!?
Возможно, это был голос Муад Диба, ведь в нем было нечто большее, чем просто человеческое, его голос был натренировал, вероятно, Бене Джессерит, когда малейшие нюансы интонации уже могли означать команду.
Возможно, сказался мистицизм самой местности, где Муад Диб жил, ходил и правил. Кто-то с террасы закричал вслед уходящему Проповеднику голосом, который дрожал от рефлекторного страха:
— Неужели сам Муад Диб вернулся к нам?
Проповедник остановился, запустил руку в мешок, который висел у него под плащом и достал оттуда предмет, который узнали те, кто стоял поближе. Это была засушенная мумифицированная рука, одна из общепринятых шуток над смертным человечеством, эти руки иногда торчали из песка и считались знаками, которые подавал Шаи-Хулуд. Рука так иссохла, что теперь представляла собой крепко сжатый кулак с белыми костяшками, которые хорошо отшлифовал пустынный ветер.
— Я принес руку Бога, и это все, что я принес! — крикнул Проповедник. — Я говорю от руки Бога. Я — Проповедник Некоторые подумали, будто он имеет в виду, что это рука Муад Диба, но другие остолбенели от его внушительного вида и ужасного голоса — вот таким образом Арракис узнал его имя. Но они не в последний раз слышали его голос.
Глава 9
Обычно говорят, дорогой Георад, что в меланже присутствует великая природная сила. Возможно, это правда. Хотя у меня, в глубине души, имеются сомнения, что каждый раз употребление меланжа имеет воздействие. Мне кажется, что некоторые люди неправильно используют меланж, вопреки наставлениям Бога. Говоря словами экуменистов, они испортили свою душу. Они снимают сливки с поверхности меланжа и верят, что таким образом добиваются божьей милости. Они осмеивают своих товарищей, наносят великий вред благочестию, и они умышленно искажают значение этого богатого дара. Несомненно это искажение выше их сил, они не могут себя реабилитировать. Чтобы искренне быть в согласии с силой спайса, неподкупный во всех отношениях, честный и благородный человек должен позволить согласиться с его делами и словами. Если твои действия выявляют систему ужасных результатов, то о тебе будут судить по этим результатам, а не по твоим объяснениям. Вот таким образом мы и должны судить о Муад Дибе.
Ересь Гоеданта.
Это была маленькая комната, наполненная запахом озона и погруженная в полумрак от тускло светящих шаров и металлически-голубого света, исходящего от единственного экрана монитора. Экран был примерно метр в ширину и где-то 2/3 метра в высоту. На нем просматривалась голая, покрытая скалами долина с двумя Лазанскими тиграми, которые доедали окровавленные останки только что убитых. На склоне холма над тиграми можно было увидеть худого мужчину в Сардукарской рабочей форме со знаком Левенбрега на вороте. На груди у него висела контрольная клавиатура управления.
Один стул был повернут к экрану, на нем сидела белокурая женщина неопределенного возраста. Лицо ее имело форму сердца, а тонкие руки крепко обхватили подлокотники, пока она смотрела на экран. Просторная белая одежда, отделанная золотом, скрывала ее фигуру. На расстоянии примерно одного шага справа от нее сидел крупный мужчина, одетый в бронзово-золотую форму старого Имперского сардукара Башара Аиде. Его седеющие волосы, аккуратно подстриженные и причесанные, еще больше подчеркивали его грубые, неподвижные черты лица.
Женщина кашлянула и сказала:
— Все прошло, как ты предсказывал, Тайканик?
— Конечно, принцесса, — сказал Башар Аиде грубым голосом.
Она улыбнулась, потому что в его голосе было напряжение, и спросила: — Скажи мне, Тайканик, как мой сын отнесется к созвучию Император Фарад'н I?
— Титул подходит ему, принцесса.
— Я совсем не об этом хотела спросить.
— Он может не одобрить некоторые вещи, которые делаются для того, чтобы он завоевал этот, как его, титул.
— Тогда снова… — Она повернулась и сквозь мрак всмотрелась в него. — Ты хорошо служил моему отцу. Ты не виноват в том, что Атридесы отобрали у него трон. Но наверняка ты должен остро чувствовать боль этой потери, как и любой сардукар.
— У принцессы Вэнсики есть для меня какое-то специальное задание? спросил Тайканик. Голос его оставался грубый, но теперь в нем еще появилась резкость.
— У тебя плохая привычка перебивать меня, — сказала она.
Теперь он улыбнулся, обнажая крепкие зубы, которые сверкали от света, падающего с экрана.
— Временами вы напоминаете мне вашего отца, — сказал он. — Всегда эти иносказания перед тем, как дать какое-нибудь деликатное задание.
Она отвела от него взгляд, чтобы скрыть свой гнев, и спросила:
— Ты действительно думаешь, что Лазанские тигры помогут моему сыну взойти на трон?
— Это вполне возможно, принцесса. Вы должны допустить, что незаконнорожденные от Пола Атридеса не более чем лакомые кусочки для тех двоих. А эти близнецы… — Он пожал плечами.
