Щепки плахи, осколки секиры - Чадович Николай Трофимович (библиотека книг txt) 📗
Вскоре, однако, они достигли мест, где этого простора хватало с избытком. Зато появилась вдруг одышка – судя по всему, ватага вступила на затяжной, хотя и не очень крутой подъем.
Около часа они шли молчком (на тягуне особо не поболтаешь). Внезапно вокруг на разные лады задребезжало. В пустоте слева от них обозначились колонны – синие, фиолетовые, лазоревые – целый лес колонн, ни одна из которых не походила на другую ни цветом, ни формой.
Спустя мгновение этот мираж пропал, однако из него успело выскочить несколько пестро одетых человеческих фигур, энергично устремившихся в ту сторону, откуда явилась ватага. На стрекозу они не обратили ни малейшего внимания, а та, в свою очередь, на них никак не отреагировала. Более того, человек, бежавший последним, проскочил сквозь фиолетовую трепыхающуюся плоть, как сквозь тень.
– Куда это они? – растерянно вымолвила Лилечка.
– Туда же, куда и мы, – прокомментировал это происшествие Цыпф. – Из бездны в бездну.
– На будетляндцев похожи, – оглянулся через плечо Смыков.
– А ты их видел, будетляндцев? – немедлено отреагировал Зяблик.
– Я Эрикса видел… Вполне достаточно.
Возникла полемика, причиной которой были вовсе не какие-нибудь принципиальные вопросы, а просто возможность немного передохнуть.
В конце концов сошлись на том, что все эти люди («в количестве трех рыл», как выразился Зяблик) были мужчинами средних лет, хорошего роста и завидной наружности.
Об их одежде ничего конкретного сказать было нельзя, кроме того, что вся она сплошь состояла из лохмотьев. Однако один из этой троицы, тот самый, что столкнулся со стрекозой, имел обувь явно будетляндского производства. Это успели заметить и Смыков, и Цыпф, и Лилечка.
– Нет, что ни говорите, а это безусловно земляки нашего Эрикса, – заявила Верка. – Видна порода. И лицо и стать. Разве у наших гавриков лица? Не лица это, хари. Вспомните того же Басурманова. Да и Зяблик его мало чем превзошел. Ты только не обижайся, зайчик… Тебя если чучелом на огороде поставить, так ни одна ворона поблизости не пролетит.
– Про себя не забудь вспомнить, – буркнул Зяблик.
– Могу и про себя, – пожала плечами Верка. – Овца я задрипанная. Не возражаю.
– Мягко сказано, – покосился на нее Зяблик. – Кошка ты драная…
По часам Смыкова прошло сорок минут (в пересчете на местное время часа три), а ватага продолжала плутать в дебрях по-дурному сложного, не предназначенного для человеческого существования мира. Еще дважды им встречались участники этого странного состязания. Сначала ватагу обогнала хрупкая длинноволосая женщина, одетая не то в шубу диковинного покроя, не то просто в ворох каких-то мехов. Потом дорогу им пересекла парочка похожих друг на друга, как близнецы, мужчин. С лица они сильно смахивали на азиатов, но фигуры имели сухопарые, как у скандинавов.
На оклики ватаги никто из них не отозвался, а когда Зяблик попытался повернуть вслед за засушенными азиатами, пространство перед ним замкнулось наглухо.
– Знаете, у меня создается впечатление, что идем мы не туда, куда глаза глядят, а куда нас гонят, – сказал вдруг Цыпф.
– Почему вы, братец мой, так решили?
– Решил, и все. Сейчас проверим. Поворачивайте обратно. Только дружно.
Едва ватага произвела разворот на сто восемьдесят градусов, как стрекоза, до этого плавно скользившая вслед за людьми, застыла на месте. Прямо перед ней оказался Цыпф, до этого державшийся в арьегарде, но, благодаря крутому маневру, угодивший в лидеры.
От неожиданности Лева даже присел. Сама собой возникла живая скульптура, чем-то напоминавшая известный сюжет «Клятва перед боем у полкового знамени». Некоторый диссонанс в простую и мужественную композицию вносила, правда, поза Цыпфа, навевавшая мысль скорее о физиологических, чем о духовных порывах, да еще странное положение полотнища, зависшего в воздухе на манер ковра-самолета.
Впрочем, Лева довольно быстро овладел собой, выпрямился во весь рост и даже протянул вперед руку, не то собираясь поздороваться с фиолетовой тварью, не то намереваясь отвесить ей щелбан.
– Левка, ты грабли особо не распускай, – посоветовал Зяблик. – Лучше сперва плюнь на нее.
– Тут вам не барак, чтобы безнаказанно плеваться! – возмутитлся Смыков. – Мало ли что… Не исключена даже возможность конфликта.
– Дипломатического, – добавила Верка.
Больше всех, конечно, взволновалась Лилечка.
– Лева, отойди, пожалуйста, – попросила девушка жалобным голоском. – А вдруг она не только кусачая, а еще и ядовитая.
– Ядовитая это полбеды, – ухмыльнулся Зяблик. – От яда мы его бдолахом вылечим. А вот ежели бешеная… Иномерное бешенство это вам не насморк. Представить страшно.
Лева, решительно игнорируя как инсинуации, так и добрые советы, уже занес ногу для следующего шага, размах которого весьма ограничивался опасной близостью стрекозы. Однако, прежде чем совершить этот подвиг, он, по примеру римских героев, произнес несколько лаконичных, но глубокомысленных фраз:
– Если я имею статус разумного существа, то мне позволительно продемонстрировать свободу воли. А если я всего лишь дрессированная блоха, то немедленно получу взбучку.
– Взбучки разные бывают, – рассудительно заметил Смыков. – Строптивая блоха и под ноготь рискует попасть.
– Плевать! – Наверное, точно таким же тоном другой, куда более известный краснобай произнес сакраментальное «Жребий брошен!».
Грудь Цыпфа, выпуклая за счет пистолетных магазинов, хранившихся в накладных карманах куртки, почти вплотную приблизилась к фиолетовому существу, по природе своей куда более загадочному, чем китайский огненный дракон Лэй-чун или тень отца Гамлета. Лилечка, дабы не ахнуть чересчур громко, сунула себе в рот кусочек будетляндского воздушного шоколада.
Стрекоза, не имевшая наглядных признаков как живого существа, так и механизма, на приближение Цыпфа отреагировала как непорочная девушка (или как магнит с одноименным зарядом) – то есть плавно отодвинулась. Новый шаг наглого выходца из трехмерного пространства принес точно такой же результат.
Это почему-то весьма воодушевило ватагу.
– Гоните ее туда, где раки зимуют! – посоветовал Смыков, имевший к стрекозе личные счеты, но предпочитавший держаться от нее на дистанции.
Кончилось все это тем, что после пятого или шестого наступательного шага стрекоза завибрировала куда более резко, чем прежде, и умчалась прочь, напоследок чиркнув своим краем по груди Цыпфа.
– Обиделась… – вздохнула Лилечка. – Зря вы с ней так…
– Нет, чаи сядем распивать, – буркнул Зяблик. – Могу побожиться, что эта стерва здесь в стукачах состоит… У меня нюх на стукачей.
– Ну и как вы, братец мой, оцениваете случившееся? – поинтересовался у Цыпфа Смыков. – Вам позволили проявить свободу воли? Или подвергли взбучке?
– Даже затрудняюсь сказать… – Лева принялся ощупывать свою грудь. – Скорее всего ни то ни другое…
Трясущимися пальцами он расстегнул карман и принялся один за другим извлекать наружу магазины. Все они были аккуратно разрезаны на две части.
– Чистая работа, – авторитетно заявил Зяблик, складывая половинки. – Сколько живу, ничего похожего не видел. Нет, тут не ножовкой и не автогеном работали…
Лилечка буквально бросилась Цыпфу на грудь и с лихорадочной поспешностью принялась добираться до его тела. Однако на бледной Левкиной коже не обнаружилось никаких дефектов, кроме сине-багрового перезревшего прыща.
– Темное дело, – сказал Смыков. – Не разгадать нам этих загадок. Пошли себе ровненько, как шли…
Так они и брели в хрустально-голубой пустоте, время от времени натыкаясь на невидимые стены, которые Лева охарактеризовал как «границы полей с чрезвычайно высокой плотностью энергии».
На разных уровнях и на разном удалении от них двигались в разных направлениях (и с разной скоростью) другие люди. Нельзя было даже приблизительно назвать их число. В общем и целом вся эта необъяснимая суета напоминала жизнь термитника, если бы он вдруг стал прозрачным.
