Побратим змея (СИ) - "Arbiter Gaius" (книга бесплатный формат .TXT) 📗
Сам-то он Шохову палку оценил сразу. Пусть тело его уже и никуда не годилось, и ему было абсолютно ясно, что сам он метнуть копье с помощью нового устройства уже не сможет никогда – но ослепнуть или утратить здравый смысл он, по счастью, еще не успел – а значит, и достоинства приспособления оценил быстро и верно – как тот, за чьими плечами были круговороты битв и походов на промысел, – и кто не собирался их забывать.
Шоху поддержка предшественника оказалась более чем к месту: если с ним Род только знакомился, приноравливаясь к его ведущей руке, – то доверять прежнему вождю привык беспрекословно.
Вот так и вышло, что копьеметалка заняла едва ли не первое место в экипировке охотников, а умение с ней обращаться – среди их навыков. Учились ею пользоваться парни довольно быстро – однако дело продвигалось бы гораздо успешнее, будь у них кто-то, кто постоянно руководил бы этим процессом. Сам Шох, обучив нескольких ребят, переключился на другие, не менее важные дела: изобретение изобретением – а обязанности главы Рода никто не отменял. Марух, хоть устройство ему и понравилось, на себя роль наставника не примерял: слишком поглощен тогда был прошлым, а возвращаясь в настоящее, слишком сильно ощущал собственную немощь. Нужное направление мыслям помогла придать Фетха – хотя на тот момент он вмешательству знахарки был откровенно не рад. Пожалуй, и слушать бы ее не стал – если бы в какой-то момент она не заговорила о главном.
«Он не вернется, – эти слова еще и теперь, спустя почти два круговорота, продолжали звучать в его голове так ярко, будто услышаны были только что. – Даже если будешь из восхода в восход его ждать. Даже если положишь себе остаться в том прошлом, когда он был еще здесь, и не двигаться дальше. И... Если возьмешься мальчишек учить, это тоже ничего не изменит».
Вот это самое оно и было. Именно так, он ждал. И все вспоминал и вспоминал тот злосчастный восход – будто бы в надежде, что однажды и правда сможет там оказаться и выбрать верную дорогу. Будто еще имел над той давней трагедией какую-то власть. Начать учить парней обращаться с копьеметалкой означало попросту признать, что сделанного не воротишь. Что сын никогда больше не войдет в селище. И что и нет уже, поди, его, этого сына – совсем нет, так, что даже к колыбели его не сходишь...
И что жизнь, тем не менее, продолжалась, и в ней даже для него, Маруха, мог снова найтись смысл. Пусть такой вот – незначительный и, наверное, ущербный, как и он сам теперь, – но смысл. Вопрос был в том, имеет ли он на это право – вновь начать жить? Не будет ли это предательством по отношению к Туру – да и к самому себе?.. Не будет ли это означать, что он простил себе ту выбранную неверно дорогу, которая и его, и сына довела до такой беды? Простил – и перестал карать себя за тот выбор?..
Размышления над этими вопросами он носил в себе долго – но ни к какому выводу так и не пришел. А потом однажды одним восходом прошлым Теплым Безвременьем, проходя мимо тренировочной поляны (совершенно случайно проходя, просто ногу разминал!), заметил на ней неловко ковыряющегося с новомодным устройством паренька...
Тропинка, ведущая в селище, послушно стлалась под ноги. В Ближнем лесу стояла тишина, нарушаемая лишь трелями каких-то птиц, которые всегда начинали петь ближе к вечеру, будто желая почтить таким образом Лучезарную, спускающуюся к своему ложу. Издали, – как мог определить бывший вождь, – почти от входа в селище, – слышались разрозненные звонкие голоса: с реки и из другой части леса возвращались женщины, молодые и дети. Вот и еще восход прожит...
Марух любил вечера, когда кипение дневных дел угасало, суета, царившая в селище и его окрестностях, стихала, и его соплеменники неспешно, с чувством исполненного долга, сходились к Общему костру на ужин. Теперь можно было и поговорить с кем-то, и обсудить, что случилось за восход, а если нужно – так и одному в сторонке помолчать, подумать, побыть хоть и со всеми – но как бы и наедине с собой...
Последний вариант подходил бывшему вождю больше всего: долгие разговоры он так и не полюбил – но наблюдать за остальными, угощаясь теплой сытной едой, слушая, как приглушенно звучат в сгущающейся темноте обрывки чужих бесед, было приятно. Приятно – несмотря на нет-нет да и проскальзывающее чувство вины: как мне может быть хорошо, когда сын... Фразу эту он не заканчивал никогда, даже в мыслях – но всякий раз она заставляла его поеживаться, будто от потянувшего вдруг холодного сквозняка... В последнее время «сквозняк» возвращался чаще – и на то были свои причины...
Дойти до селища в гордом одиночестве ему не дали: из кустов, росших по бокам тропинки, послышался треск – и почти сразу за этим выскользнула Айрат. Увидела его, подошла, обнюхала и неторопливо потрусила рядом, приноравливаясь к его шагу. И снова, в который уже раз, Марух подивился сметливости и разуму зверя: характер у родичи был веселый – а иногда и откровенно бесшабашный, так что устроить кому-нибудь из Рослых сюрприз – например, подкравшись и неожиданно прыгнув на спину, было для нее в порядке вещей. И все же – никогда она не подшутила так над ним. Да и вообще – с того происшествия в Ближнем лесу стала считать его, похоже, кем-то вроде своего детеныша.
Одним из.
Кусты снова раздвинулись, пропуская двух пушистых щенков. Они родились в начале Теплого Безвремения, – а теперь, когда оно разменяло последнюю треть, уже повсюду неотступно следовали за своей родительницей. Марух приостановился, чуть напрягшись: со стороны Айрат глупых шуток можно было не опасаться – а этих мелких кто знает?.. Детеныш детенышем – а с ног его собьет на раз... Те, однако, лишь по примеру родительницы подошли и осторожно обнюхали его руки. Самочка (имен им так пока никто и не придумал) приветливо лизнула палец, самец, старавшийся держаться независимо и самостоятельно, – до нежностей не снизошел: постоял рядом – и неспешной трусцой направился к селищу, откуда уже доносился вкусный запах мясной похлебки.
– Обжора! – негромко проворчал бывший вождь. – Неужели ж родительница не накормила еще?! Пузо до земли свисает – а туда же – лишь бы подачку стребовать!..
Впрочем, после того, как Айрат спасла его от неминуемой смерти, Марух дальше шутливо-ворчливых комментариев не шел даже в мыслях – а сердцем успел к семейству родичей крепко привязаться. Странно это, конечно – звери с Рослыми бок о бок живут... Но странного за эти круговороты в Роду и без того было более чем достаточно.
Шаги, раздавшиеся за спиной, заставили его обернуться. Судя по появлению Айрат, сомневаться в том, кто именно был все еще скрыт за поворотом тропинки, не приходилось. Что ж, у Маруха к нему как раз назрел важный, хотя и болезненный, разговор...
До слуха бывшего вождя, однако же, явственно долетали шаги двоих Рослых, да еще и отголоски разговора – стало быть, Внемлющий был не один, а в его собеседнике Марух, чей слух с круговоротами отнюдь не ухудшился, узнал Шоха.
Они показались из-за поворота, и бывший вождь удивленно приподнял брови: Шох выглядел усталым и даже слегка раздраженным, и, судя по замкнутому, не выражающему абсолютно ничего лицу Внемлющего, причиной неудовольствия главы Рода был именно он. Что это они не поделили? Обычно вроде ведь неплохо ладят...
Приблизившись, мужчины синхронно склонили головы в знак приветствия.
– Хорошего вечера тебе, Марух, – произнес Шох.
– И вам, – бывший вождь вновь двинулся вперед, и они пошли за ним, почтительно приотстав на полшага.
– Что обсуждали?
Поделятся с ним причиной размолвки? Или предпочтут промолчать, не вовлекать старика в свои дела? Для Маруха подобные мелочи имели большое значение, служили своеобразными маркерами его значимости в племени.
– Обряд на Восход Холмов, – голос молодого вождя звучал несколько напряженно.
«Вот, значит, в чем дело!..»
– А что с ним?
– Это я и хотел узнать. Но духи пока не говорят, как нам следовало бы его провести.
Маруху увиделось, что еще чуть-чуть – и вождь напрямую выскажет Внемлющему свое неудовольствие, мол, раз не отвечают духи – значит, спрашиваешь не то и не так... Но Шох слишком высоко ценил справедливость, да и в способностях Кныша не сомневался, и потому не позволил себе сорвать на нем раздражение.
