Судный день Орбитсвиля - Шоу Боб (лучшие бесплатные книги .txt) 📗
Сверкающий голубой диск сжимался.
В первое мгновение у Никлина возникла мысль, что Флейшер ослушалась-таки Монтейна и включила ионные двигатели на полную мощность, резко увеличив скорость удаления «Тары» от Орбитсвиля. Но потом он сообразил, что это физически невозможно — ни один созданный человеческими руками двигатель не мог придать звездолету такое ускорение. К тому же Джим совсем не ощущал увеличения гравитации. Между тем изображение Портала уменьшалось на глазах. Единственное объяснение было самым невероятным из возможных — экран отображал действительность.
Уменьшался сам Портал!
Все, кто находился в рубке управления, замерли. Менее чем за минуту огромный круг уменьшился до размеров сияющей в бездне космоса голубой планеты, затем крошечного спутника, затем звезды…
Эта звезда несколько мгновений еще мерцала, а затем исчезла.
Ловушка Орбитсвиля захлопнулась.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. …ЭТОТ КРУГ НЕДОСТУПЕН ДЛЯ ЛОГИКИ НАШЕЙ
18
— Похоже, мы вовремя убрались.
Это произнес Нибз Аффлек, обычно помалкивавший в присутствии начальства. Крайняя банальность его замечания помогла остальным освободиться от душевного и физического паралича.
— Боже, Боже, Боже, — шептал Монтейн, опускаясь на колени с молитвенно сложенными руками. — Не покинь детей своих в час погибели.
— Нужно попытаться наладить радиосвязь, — сказал Хепворт пилоту удивительно твердым и ясным голосом.
Флейшер повернулась в кресле и в упор взглянула на него.
— Зачем?
— Хочу узнать, что с другими порталами. Возможно, то, что мы видели, произошло лишь с Первым Порталом.
Флейшер попыталась улыбнуться.
— Что-то подсказывает мне — это напрасная трата времени. Особенно моего.
— Я сам могу этим заняться. — Хепворт взглянул на соседнее с пилотом кресло.
Никлин отметил, что даже в состоянии крайнего потрясения физик соблюдает установленный на космическом корабле этикет.
— Прошу вас, — Флейшер кивнула и снова повернулась к пульту управления.
Как только Хепворт опустился в кресло с высокой спинкой, Никлин вновь перевел взгляд на основной экран. Экран был затянут однородным, ничем не нарушаемым мраком. Изображение двигательных цилиндров «Тары» исчезло после того, как их перестало освещать солнце Орбитсвиля. Несколько вспомогательных экранов, куда поступало изображение от телекамер, направленных вперед и в стороны от корабля, показывали звездное небо. Но сзади царил непроглядный мрак. Никлин знал, что эта черная пустота лишь кажущаяся — огромная, не отражающая света оболочка Орбитсвиля занимает сейчас половину неба, но его охватило тоскливое чувство покинутости.
Его рассудок находился в столь же неустойчивом состоянии. Как примириться с тем простым фактом, что Кори Монтейн все-таки оказался прав? Орбитсвиль не был вечным и неизменным. Он, Джим Никлин, всегда исходил из того, что это естественное образование, материя, каким-то образом перешедшая в состояние, которое человеческий мозг никогда не сможет постичь. Но теперь Джим столкнулся с доказательством того, что Орбитсвиль имеет искусственное происхождение. И возникали закономерные вопросы — кто создал его и зачем?
Интуиция Никлина, его рассудок, само его существо отвергали сверхъестественное происхождение Орбитсвиля. Но что же тогда?
Когда его мозг отвлекся от проблем, которые он не был способен разрешить, Никлин обнаружил, что существует гораздо более насущный вопрос: что будет дальше? Враждебны ли жизни те силы, которые, как полагал Монтейн, ответственны за происходящее? Жизни не только человеческой — эта идея выглядела столь параноидальной, что даже определение «абсурдная» для нее не годилось — но жизни как форме существования материи? Может быть, солнце внутри оболочки погаснет, и сфера таким образом очистится от биологической накипи на своих внутренних стенках? Может, Большой О начнет сжиматься, как коллапсирующая звезда, пока совсем не исчезнет? Или разлетится на мелкие осколки в результате гигантского взрыва?
Апокалиптическое видение того, как оболочка Орбитсвиля разлетается во все стороны, по ассоциации вызвало у Никлина воспоминание о зеленых линиях, появлявшихся во многих местах тремя годами раньше. Силовое поле, сопутствовавшее этим линиям, ослабляло физико-химические связи в стали и бетоне. Не значит ли это, что то же самое может произойти с оболочкой Орбитсвиля?
— Радио молчит, Орбитсвиль наглухо закупорен, наступило время для внесения предложений. — Хепворт повернулся к Никлину. — Что скажешь, Джим?
— Мне кажется, у нас попросту нет выбора — мы должны продолжать полет, но… — Тут Никлин взглянул на Монтейна, который все еще беззвучно молился.
— Что но?
— Мы разговариваем так, будто являемся советом директоров, а дело никогда так не обстояло. Только Кори имеет право брать на себя ответственность.
— Джим! О чем ты говоришь? — Толстое лицо физика раздраженно скривилось. — Да ты только взгляни на него! Совершенно ясно, что этот человек не способен и прогулочной лодкой командовать, не то что…
Он осекся и сделал примиряющий жест в сторону надвинувшегося на него Нибза Аффлека.
— Все, что я хочу сказать, монсиньор Джим, — тихо добавил он, наклонившись к Никлину, — это то, что в прошлом я никогда не замечал в вас особой уступчивости по отношению к Папе Кори Первому.
— Знаю, знаю. — От смятения, с которым он никак не мог справиться, у Никлина перехватывало дыхание. — Но несколько минут назад он прямо высказал мне… Мне не следует… Если бы не Кори Монтейн, я бы сейчас…
— Все в порядке, Джим. — Монтейн поднялся с колен. Бледное лицо его напоминало неподвижную маску. — Сейчас не время спорить. Многие остались там, но это только моя вина. Я давно получил предупреждение о грядущем судном дне, но… бездействовал. И настанет день, когда я отвечу за это пред ликом Господа. Мне остается лишь уповать на то, что я удостоюсь милости предстать перед его ликом.
— А тем временем, — нетерпеливо прервал его Хепворт, — мы устремимся к первому намеченному нами объекту. Вы это имеете в виду?
Монтейн неопределенно пожал плечами.
Хепворт торжествующе кивнул пилоту:
— Теперь очередь за вами, капитан. Хотите ли вы расправить крылья?
На мгновение Никлин подумал, что Хепворт вдруг настроился на поэтический лад, но затем понял, что тот имеет в виду электромагнитные ловушки «Тары».
— Почему бы и нет? — ответила Флейшер. — Диспетчеров здесь нет, да и движения никакого. — Она повернулась к пульту.
Никлин зачарованно наблюдал, как пилот перебирает изящными пальцами по чуть наклонной панели, как загораются под ее руками переулки, магистрали, целые города цветных огней. Шла первая стадия подготовки к переходу корабля из эйнштейновского пространства в странное царство артуровской физики.
Для начала Меган Флейшер включила термоядерный реактор и подала питание на ловушки, развернув таким образом невесомые и невидимые крылья «Тары». При нынешней пренебрежимо малой скорости звездолета захватывающее поле служило всего лишь дополнением к ионным двигателям, но его эффективность росла с увеличением скорости корабля.
— Вперед, — сказала Флейшер через несколько секунд и нажала основную клавишу.
Никлин ощутил небольшое, но резкое увеличение собственного веса. Его переполняло изумление — огромное металлическое существо, которому он посвятил три года своей жизни, вдруг из неповоротливой и уродливой гусеницы превратилось в бабочку, расправившую свои крылья и обретшую истинную жизнь.
Флейшер переключила камеры, и на основном экране расцвело звездное поле. Около сотни крупных звезд сияли алмазами на фоне россыпи более мелких драгоценностей. Корабль словно ввинчивался в трехмерную картину космоса. «Я, наверное, был слеп, — подумал Никлин, скользя взглядом по удивительному и прекрасному зрелищу. — Как я мог не понимать, что мы рождены для звезд?»
