Римская карусель (СИ) - Дельта Марк (бесплатные серии книг TXT) 📗
Параскева, у которой Алкиной после смерти жены оставил Амвросия, сказала, что была вынуждена отдать ребенка Лаодике и Семпронию. Те, узнав о пожаре и гибели Хлои, пришли в общину, чтобы навести справки о сыне и внуке.
- Мне нечего было им возразить, - виновато объясняла Параскева. - Ведь ты не сказал, когда вернешься. Твои родители утверждали, что по закону я не имею на мальчика прав, так как ты не оставил мне никакой грамоты, и что они могут обратиться в суд городского префекта. Пришлось им уступить. Не хватало еще, чтобы твои родственники распустили слух, что христиане похищают детей...
- Ты все сделала правильно, - успокоил ее Алкиной, осыпав благодарностями за доброту и внимательность.
За Амвросия Алкиной не беспокоился, понимая, что Лаодика сумеет позаботиться о нем, несмотря на кочевую актерскую жизнь. Не будь она язычницей, Алкиной не смог бы найти для сына лучшей бабушки.
В тот же день он снял в инсуле небольшую квартиру, состоявшую из одной комнаты и крошечной каморки, из которой он решил сделать детскую. Первый, наземный, этаж был Алкиною не по карману, а о верхних он не хотел даже думать, памятуя о том, насколько они опасны в случае пожара. Снятая им квартирка находилась на втором этаже.
Алкиной побывал в гостях у пресвитера, и тот свел молодого вдовца с незнакомым состоятельным христианином по имени Гордий, который предложил ему приобрести пожилую рабыню - христианку и опытную няньку. Алкиной колебался из-за денег, но Гордий предложил ему весьма приемлемый способ оплаты, согласно которому Алкиной мог отдавать ему в течение многих месяцев часть своего заработка. На это пришлось согласиться: без женского ухода растить ребенка было бы непросто.
В общине, после молитвы Алкиной нашел среди собравшихся во дворе прихожан тех, что, подобно ему, потеряли родных во время пожара. Всего, считая Хлою, число погибших составляло пять человек. Глядя на их родственников, Алкиной снова впал в мучительные сомнения, одолевавшие его все время его странствия.
Если бы в ту злополучную ночь он обратился за помощью к Александру, он спас бы не только свою жену. Шестеро детей не лишились бы отца-кормильца, женщина не потеряла бы единственного сына. Какая была бы выгода Сатане от того, что спаслись бы несколько добрых христиан?
Алкиной знал, что эти мысли ни к чему хорошему его не приведут. Судьбы людей в руках Господа. Если Он допускал возможность их спасения, то почему забрал их жизни? Почему единственной возможностью спасти их была сверхъестественная, противная природе помощь колдуна? С другой стороны, было ли использование колдовства ради спасения жизни христиан вызовом Богу?
Порой Алкиною приходило в голову, что благочестивое смирение, из-за которого он не побежал в ночь пожара за помощью брата, вообще ставит под сомнение оправданность попыток спасения кого бы то ни было. Если кому-то угрожает смертельная опасность, следует ли идти ему на помощь? Разве это не означает то же, что усомниться в целесообразности Божественного промысла?
В таком противоречивом состоянии духа Алкиной отправился за сыном. Дом, где жили актеры, недалеко от восточной границы города, оказался безлюден, если не считать пожилого раба, убиравшего участок улицы перед входом. Раб сообщил Алкиною, что актеры находятся в поездке и вернутся лишь через неделю. И что маленький внук мимографа тоже с ними.
Алкиной не стал выяснять, в каких краях он мог бы найти труппу. Он уже договорился с Кириллом, что сегодня вечером приступит к работе, поэтому ему оставалось лишь дождаться возвращения актеров в Кордубу.
Покидая дом, Алкиной не заметил курчавого коренастого крепыша средних лет, который следовал за ним, оставаясь за домами и деревьями, до самой инсулы. Двигаясь бесшумно, преследователь вошел в здание вслед за бывшим актером и успел заметить, за какой дверью второго этажа исчез Алкиной.
Вернувшись в гостиницу, где его ждала Кассия, Полидевк доложил ей о результатах проделанной работы. Госпожа поручила ему продолжать слежку. На следующий день курчавый слуга подтвердил, что актер рано утром вышел из инсулы. Сомнений у Кассии не оставалось: этот мим больше не жил вместе с другими ярмарочными шутами, а по неизвестным причинам поселился отдельно в многоэтажном доме. Вероятно, опасался каких-то шагов со стороны златовласой римлянки и надеялся, что ей будет труднее его найти. Возможно, поэтому перестал бриться и отрастил бороду. Об этом Кассия узнала от Полидевка.
Было, впрочем, неясно, как этот фигляр рассчитывал укрыться от Кассии, если продолжал выступать в труппе. Или он больше этого не делал? Полидевк докладывал, что дом актеров пустует, но Александр, тем не менее, находится в городе.
Что ж, чем проще найти жертву, тем легче охотнице.
Внезапный приезд Кассии в Кордубу был вызван сновидением, посетившим ее во вторую ночь после неудачной попытки пройти посвящение в таинства Матери-Дочери в Элевсине. К большому сожалению для Кассии, божество во сне так и не открыло ей ни имени своего, ни облика. Однако присутствие его было несомненным. Голос его звучал внутри Кассии, заполняя все ее существо грозным эхом.
Когда Кассия проснулась, тело ее все еще пылало, но бредовая спутанность мыслей, в которой она пребывала после ухода из Телестерия, уступила место внезапной ясности. Подробностей сна она не помнила. Не могла даже повторить слов божества. Знала лишь, что небожитель требует от нее жертвы.
Размышляя об этом, Кассия пришла к выводу, что речь не могла идти об обычных подношениях фруктов или птиц. Божеству нужно было ритуальное убийство - в этом его избранница не сомневалась. Как не сомневалась она в том, что единственно достойной жертвой для таинственного небожителя может быть лишь тот, кто, будучи одарен его милостью, не способен проникнуться ценностью полученного дара.
Кассия взяла с собой в Бетику только Дигона, Полидевка и молодую служанку. Остальных слуг она отправила в Рим. В Кордубе она остановилась в одной из многочисленных малоприметных гостиниц для бедноты, а слугам велела как можно реже отлучаться из дома, чтобы не бросаться в глаза местным жителям.
Город выглядел иначе, чем летом. Яркое венценосное цветение осталось в прошлом, опавшая листва, шурша, огибала каменные вазы и подножия изваяний. Здесь, как и в Ахайе, осень вступала в свои права, хотя погода все еще стояла теплая. Кассия, подобно своим слугам, большую часть времени отсиживалась дома - и не только потому, что горожане могли ее запомнить. Ей не хотелось видеть места, по которым она ходила с Александром, держась за руки и рассказывая ему свои самые сокровенные мысли и мечты. Когда эти воспоминания все-таки затопляли ее сознание, она титаническим усилием возвращалась к своим нынешним планам, и на помощь ей приходили такие слова как "ярмарочный шут" и "этот жалкий фигляр".
Несколько раз это горячечное, полное мрачной решимости умонастроение вдруг, словно яркой вспышкой молнии посреди ночи, прерывалось кричащей мыслью о том, что никогда и ни с кем не было Кассии так отрадно, никогда не испытывала она такой тихой, раскрепощенной радости, как с этим актером-орбинавтом! Мыслим ли мир, где его не будет?
Однако молнии кратковременны, и на смену терзаниям приходила твердая уверенность в том, что такова воля божества.
К тому же Кассия давно хотела узнать, бессмертен ли человек, наделенный вечной юностью, или же его жизнь можно насильственно оборвать. Иными словами, означала ли вечная юность орбинавта бессмертие.
Что до самого слова "орбинавт", то оно перестало раздражать Кассию с того самого мгновения, когда она решила, что вновь останется единственным орбинавтом на земле.
Следовало еще что-то предпринять в связи с "кентаврами", чтобы их знания и заблуждения не успели получить распространения. Что было правильнее: подослать к каждому из них исполнителя своей воли или обвинить их всех разом в сборищах с целью свержения августа? Кассия больше склонялась ко второму плану, тем более, что тайные сборища действительно имели место, но оба варианта требовали точного знания имен всех участников кружка "кентавров". Кассия укоряла себя за то, что в свое время не расспросила Александра об этом во всех подробностях. На сегодняшний день ей было известно лишь о декурионе Марке Ульпии, его жене Кальпурнии и их клиенте, враче Клеомене по прозвищу Софист. Но Кассия Луцилла знала, что в кружке были и другие люди.
