Программист в Сикстинской Капелле (СИ) - Буравсон Амантий (читать лучшие читаемые книги TXT) 📗
— Ничего. Немного не рассчитал силы.
— Понимаю, — сухо ответил я, располагаясь на диване, прямо в верхней одежде.
— У тебя был опыт с женщиной? — вдруг задал вопрос Стефано.
— Не знаю, можно ли это считать опытом. Как-то раз навещал одну пожилую синьору, а она пожелала…
— Что?
— «Лепестки розы». Знаешь, каковы они на вкус?
— О, ты об этом! Как не знать!
— Вот, собственно, и всё.
— То, что произошло вчерашней ночью, больше похоже на сон, чем на жизнь. Несмотря на то, что я, подобно графику логарифма, не достиг вершины блаженства, но ощущения, испытанные в процессе, не сравнить ни с чем.
Мы разговорились. Стефано поведал все подробности своей первой романтической ночи, а я лишь равнодушно внимал всему, что он рассказывал, пропустив мимо ушей большую часть рассказа. Говорил он быстро, эмоционально и постоянно перепрыгивал с одного предложения на другое. Вообще, Стефано отличался импульсивностью и страстностью натуры, что могло быть связано как с гремучей смесью испано-арабских и итальянских корней, так и с довольно поздней кастрацией, проведённой в четырнадцать лет.
— Тебе нравится Доменико? — вдруг спросил Стефано.
— Конечно. Доменико замечательный учитель. И певец. Его даже в театр приглашают, но он всё никак не решается уйти из Капеллы.
— Я не это имел в виду. Тебе он нравится как… не знаю, как это объяснить. Как девушка?
— Доменико не девушка. И не женщина, — как можно более холодно отвечал я, потому что знал: никто не должен ничего заподозрить, иначе у нас обоих проблемы. А если я, не дай Бог, поделюсь своими мыслями со Стефано! Нет, он ни разу не предатель, но проболтаться мог кому угодно.
— Да, конечно, я не спорю. Но, согласись, так похож… Знаешь, мой брат, Никколо, одно время был влюблён в Доменико.
Как?! В Доменико? Неужели и вы туда же, Николай Иваныч, отец шестерых сыновей?
— И даже посвятил ему стихи. Как же он был разочарован, когда ему сообщили, что Доменико — студент Неаполитанской Консерватории и певец Сикстинской Капеллы!
— Да, я слышал, что Доменико учился в Неаполитанской Консерватории, но вынужден был бросить учёбу из-за проблем в семье.
— Да уж, бедняга Доменико! Злую шутку с ним сыграл его собственный отец. Хотя, по правде сказать, старик Кассини, сколько я его помню, вообще не проявлял никакого интереса к своему сыну. В тот день Доменико как раз должен был дебютировать в опере маэстро Прести, отца того самого небезызвестного сопраниста с дурной репутацией.
Спать я лег с тяжёлым сердцем, представляя уже реакцию Эдуардо на полученный отказ. Конечно, будь он взрослым, современным мне человеком с высшим образованием и знающим теорию вероятностей, прекрасно всё понял и, возможно, смирился. Но здесь я имел дело с подростком, для которого эмоции превалируют над рассудком. Но что хуже всего, это тот факт, что моё невыполненное обещание могло окончательно убить в мальчике всё доверие к певцам-“виртуозам», доверие, которого так непросто было добиться.
Открыв глаза, я не сразу понял, где я нахожусь. Оглянувшись по сторонам, я увидел, что лежу на гладкой стеклокерамической поверхности, похожей на поверхность жёсткого диска. Одежды на мне не было, но холода я не ощущал. Пошевелиться я не мог, так как был прижат к поверхности каким-то чудовищным магнитным полем. Подняв глаза, я увидел перед собой Эдуардо. В руках у него был нож, а взгляд не предвещал ничего хорошего.
— Эдуардо, ты не объяснишь, что здесь происходит? — мальчик не отвечал, лишь теребил рукоятку ножа. — И почему у тебя в руке нож? Хочешь убить меня, своего бедного учителя математики?
— Убить? Что вы, синьор, — на лице ребёнка промелькнула зловещая улыбка. — Я не убийца, я скульптор. И моим долгом будет лишь отсечь всё лишнее, как учил Микеланджело.
Тут я уже по-настоящему испугался. Судя по выражению лица, Эдуардо не шутил. Что этому мальчишке вдруг пришло в голову?!
— Я доверился тебе. А ты не сдержал обещания. За это я мог бы тебя и убить, — безумный подросток совсем обнаглел и перешёл на «ты». — Но ты не только не оправдал моих ожиданий. Ты сам возжелал мою возлюбленную. Несмотря на запреты Церкви. Глуп был тот хирург, который, лишая тебя возможности иметь детей, оставил тебе этот совершенно бесполезный орган, пригодный теперь лишь для пустого, безрезультатного соития. Поэтому, я решил исправить этот недочёт.
— Эдуардо, ты сошёл с ума! — в ярости закричал я, пытаясь хотя бы рукой образовать преграду между приближающимся лезвием и своим, пусть и хилым, достоинством, но у меня ничего не получалось: я был «прибит» к поверхности магнитной подушкой. Из воздуха возник гигантский тюбик с надписью «MX-4».
— Это тебе вместо наркоза. Арктическое охлаждение, — объяснил мой маленький мучитель, приближаясь ко мне с ножом и параллельно выдавливая термопасту мне на живот. Ощущение было мерзкое, в мыслях проскользнуло «бедный мой процессор, каждый год испытывает подобное!»
— Нет! Не делай этого! Ради Пьера Абеляра и Алана Тьюринга! — мой дрожащий голос сорвался на крик, моё сердце бешено колотилось, и я в панике пытался вырваться.
— Поздно пить виагру, — усмехнулся подросток, взмахнув своим ножичком.
— Помогите! — со всей силы заорал я и…
Комментарий к Глава 14. Бездарный сват и начало нового расследования Циклоида — плоская трансцендентная кривая, определяется кинематически как траектория фиксированной точки производящей окружности радиуса r, катящейся без скольжения по прямой.
Задача разрешения — предполагающая только два ответа: «да» и «нет».
На самом деле, runtime error — это программная ошибка, которая возникает при выполнении программы. Как пример — логические ошибки или выход за пределы массива.
====== Глава 15. Таинственная записка ======
— Алессандро! — резкое пронзительное сопрано вырвало меня из жутких клешней совсем оборзевшего Морфея.
— Что? Где я? Что я? — я уже окончательно заблудился во всех своих «мирах» и ничего не соображал.
Перед глазами расплывался образ киношного Фаринелли, который протягивал мне стакан воды. Позже я вспомнил, что это Стефано, а я нахожусь в Риме, в доме маэстро Альджебри.
— Слава Богу, очнулся! — воскликнул сопранист. — Ты бредил во сне, а потом заскулил, как подстреленный шакал.
Я лежал на диване, боясь пошевелиться. Сердце колотилось как бешеное, Стефано пытался уложить меня на подушку и укрыть одеялом, но я вырвался и, вскочив с дивана, судорожно себя ощупал. Вздох облегчения вырвался из груди: цилиндрическая поверхность на месте. Это был всего лишь сон.
— Тебе кошмар приснился, — успокоил Стефано. — Ничего с твоим «приятелем» не случилось. Выпей воды.
Я попытался взять стакан, но с первой попытки не смог: мои руки тряслись от пережитого, хоть и во сне, ужаса. Руки были ледяными и начали неметь, поэтому я принялся усиленно растирать их. Во второй раз предприняв попытку взять стакан из рук Стефано, я даже поднёс его к губам, но последний выскользнул из рук и разлился на диван. Меня трясло, как колеблющуюся мембрану из курса уравнений в частных производных.
— Стефано… Стефано, — схватив сопраниста за руку, прошептал я. — Спаси меня.
— От кого?
Я не ответил. Не хотелось пересказывать весь этот бред. Но, тем не менее, в тот момент бред был для меня реальнее всего происходящего.
— Ты не слышал, что я бормотал? — с опаской спросил я, тупо устремив взор на стену.
— Слышал, но ничего не понял: ты говорил по-русски. Единственным, что я разобрал, было «Пьер Абеляр». Ещё ты упомянул Эдуардо. Кассини, полагаю?
— Да, да, именно. Ты даже не представляешь, что он хотел со мной сделать!
— Ну, судя по столь внезапному поиску «неизвестной величины икс», я догадываюсь.
— Он это сделает, Стефано, — всё ещё дрожащим голосом шептал я. — Непременно сделает. Вот, клянусь всеми числовыми последовательностями, с вероятностью девяносто девять процентов, сделает!
