Программист в Сикстинской Капелле (СИ) - Буравсон Амантий (читать лучшие читаемые книги TXT) 📗
— С Эдуардо-то проблем не будет, — ответил я. — А вот Чечилия? Полагаю, нужно заручиться и её согласием.
— Ну это уже дело десятое. Я даже спрашивать её не буду, — проворчал Альджебри.
— Я мог бы поговорить с Чечилией, — вызвался Доменико.
— Нет, пусть это сделает Алессандро, — возразил композитор. — Слышал я ваши с ней разговоры, часа так на два, и всё ни о чём. Будто кроме её платьев больше обсуждать нечего! А здесь надо кратко и по делу.
— Хорошо, я пойду, — ответил я.
А сам думаю, надеюсь, что, оставшись наедине с этой маленькой Цирцеей, я не улечу с катушек, как товарищ Прести.
Комментарий к Глава 13. В царстве алгебры и гармонии Снусмумрик — персонаж книг о Муми-троллях финской писательницы Туве Янссон, человечек с круглым лицом и большими глазами.
====== Глава 14. Бездарный сват и начало нового расследования ======
Предварительно постучавшись, я вошёл в комнату Чечилии, где застал последнюю за рукоделием: синьорина Альджебри вышивала перевёрнутую циклоиду* на декоративной подушке.
— Прошу прощения за беспокойство, синьорина, — осторожно произнёс я, стараясь смотреть на наволочку из золотистого шёлка, а не на золотистый шёлк её магнитоподобного декольте.
Чечилия подняла голову и бросила на меня свой пронзительный невинный взгляд, цепляющий за самое сердце.
— Что вам угодно, синьор Фосфоринелли? — спросила Чечилия.
— Я, собственно… — волнение, испытываемое в присутствии этой девушки, мешало мне быстро сцеплять мысли в предложения. — Вижу, что решение вариационных задач вдохновляет вас на творчество. Я подумал, что был бы рад поделиться с вами некоторыми знаниями в этой области.
— Это так, синьор, — бойко ответила синьорина Альджебри. — Но отец не очень-то поощряет мои занятия. Он говорит, что склонность девушки к познанию влечёт за собой грех.
— В каком-то смысле он прав. Но я уверен, он имеет в виду вовсе не познание наук, данных нам в распоряжение Господом, а нечто совсем другое.
Я сам был не уверен в том, что говорю, однако, мне хотелось как-то приободрить девушку, которая, судя по всему, была по горло сыта всеми этими проповедями подозрительного содержания.
— Вас отец прислал? Зачем? Он ведь поклялся, чтобы до замужества рядом со мной не было ни одного мужчины, даже неспособного к деторождению, — эти слова Чечилия произнесла безо всякого смущения.
— Всё верно, но для меня он сделал исключение. Я не посмею и пальцем вас тронуть, милостивая синьорина, несмотря на вашу ангельскую красоту.
— О, знаю я вас, «виртуозов». Коварные существа, — кокетливо улыбнулась Чечилия. — С виду, так само благочестие, а как только дверь закроешь, так туда же.
— Я прекрасно знаю, о ком вы говорите. Но поверьте, нельзя, подобно тому, как силу измеряют в ньютонах, измерять характер «виртуозов» в «прести».
— Охотно верю. Но Прести тоже отец пригласил, заниматься со мною музыкой. А теперь рвёт на себе волосы: ах, какой нехороший Алессандро!
Девчонка с характером, подумал я, мысленно оценивая временную сложность поставленной передо мной «задачи разрешения»*. Похоже, что задача NP-полная, и большой вопрос, удастся ли вообще найти относительно быстрый алгоритм её решения. Но рискнуть стоило.
— Вы хотели бы выйти замуж? — наконец, рискнул спросить я, мысленно ругая себя за то, что вообще ввязался в это дело.
— Вы хотите сделать мне предложение? — совершенно по-детски, наивно ответила вопросом на вопрос Чечилия. И, не дождавшись, пока я что-либо отвечу, продолжила. — Стефано рассказывал, что в вашей стране возможны браки женщин с «виртуозами».
Ох уж этот Стефано! Вот, что называется, язык без костей. Говорит много и не по делу.
— Это было бы честью для меня, — ответил я. — Но только вам-то зачем такое жалкое подобие мужчины?
— Что вы, синьор Фосфоринелли, — засмеялась Чечилия. — «Виртуозы» такие очаровашки, словно ангелочки с рождественских картинок.
Ну конечно, думаю, особенно такие как Адольфо Ратти. Ангелочек с характером тролля.
— Это временное явление. До сорока лет выглядишь как мальчик, а после — как восьмидесятилетний дед. Сморщенный, с жёлтым лицом, трясущимся голосом и ужасным характером. Нужен вам такой муж?
— Синьор, не думайте, что я маленькая девочка, которая ничего не понимает. И прекрасно знаю, почему меня даже кастрат не хочет взять в жёны. Я вызываю лишь брезгливость и отвращение.
— Вы не правы, синьорина. Честно, не правы. Вы не виноваты в том, что с вами сделал этот негодяй. Но даже если и виноваты, осуждать вас за это не в праве никто.
— Не называйте синьора Прести негодяем.
— Почему вы защищаете Алессандро? — удивился я, ожидавший, что Чечилия возненавидела Прести после того случая.
— Почему нет? Он ведь тоже человек, ему тоже хотелось любви.
— С маленькой девочкой? Но это преступление! — справедливо возмутился я.
— Я не маленькая девочка. И я… его понимаю. Хоть я и не любила его как мужчину, я понимала его как друга, как человека, который не заслужил такого отношения со стороны окружающих.
Признаюсь, я был восхищён неожиданно обнаружившейся мудростью этой юной особы, которую все считали легкомысленной.
— Но если вы, как утверждаете, любили его как друга, то зачем же… простите, — мне неловко было об этом говорить, но я должен был хоть как-то построить диалог с Чечилией, внезапно перескочивший на неприятную тему.
— Потому что он нуждался в любви и ласке. У синьора Прести никого не было. Его мать, так же как и моя, умерла, давая ему жизнь. Брат погиб на дуэли. Остался только отец, безумный маэстро, который преподавал скрипку в Неаполитанской Консерватории и ставил какие-то опыты в подвале. Строгие законы Ватикана не позволяли Алессандро создать семью, обрекая на вечное одиночество. А вы знаете, что значит одиночество для такого открытого, жизнерадостного и общительного человека, как синьор Прести? Сопранист зачастил в наш дом, зная, что здесь ему будут рады. Отец приютил его как родного и доверил обучать меня пению, в надежде, что сможет потом выдать меня за одного старого венецианского аристократа, обожавшего женский вокал. Алессандро приходил ко мне днём, садился за клавесин и играл гаммы, а я старательно их повторяла. Иногда он в шутку сравнивал мой голос с голосом Доменико…
Неужели это и Прести заметил? Значит, я не такой уж помешавшийся псих.
— Как-то вечером он пришёл ко мне заниматься. Отец и братья ушли в театр, Анна с детьми была у родителей, а бабушка… Впрочем, она совсем плохо слышит. Прести в тот вечер показался мне немного расстроенным, а мне во что бы то ни стало хотелось его развеселить. Взяв в руки кастаньеты, принадлежавшие ещё моей прабабушке, я начала с ними танцевать.
«Какое изящество, какая грация», — шептал «виртуоз». Я прекратила танцевать и села к нему на колени, а Алессандро обнял меня за плечи.
— Вот же… слов у меня нет, — возмутился я, однако, ругая себя за лицемерие. Что, старый хрен, тоже непрочь обнять эту маленькую фею? Нет, на вот тебе, фигу под нос. Не про твою честь!
— Алессандро продолжал нежно обнимать меня и шептать на ухо. А потом он заплакал… Как маленький мальчик, от безысходности и обиды на весь мир. Он не был виноват в том, что с ним сделали.
Чечилия замолчала, о чём-то задумываясь.
— Потом он прошептал: «Никто не понимает меня, никто не видит и не слышит моих чувств и не разделяет их». На что я ответила: «Я готова разделить их с тобой». Я видела этот жуткий шрам, который запечатлелся на всей его жизни. Видела боль в его глазах. Отдаваясь полностью в распоряжение этого человека, я понимала, что для него это, возможно, единственный шанс хоть немного приблизиться к тому, что испытывает в таких случаях мужчина. Всего несколько капель на простыне… Всего несколько капель… горьких слёз сопраниста.
— Да уж, бедный человек, — вздохнул я, удивляясь внезапно проснувшемуся в моей эгоцентричной душе состраданию. — Но теперь душа его, надеюсь, получила долгожданный покой.
