Нестрашные сны (СИ) - Колесова Наталья Валенидовна (библиотека книг бесплатно без регистрации .TXT) 📗
Лапа-рука ложится мне на грудную клетку. Горячая. Тяжелая. Оборотень поворачивает голову к моему животу.
— Глеб… — вспоминаю я его имя. Оборотень все смотрит на мой живот.
— Глеб, — повторяю я. — Вы ведь… Глеб? Вы можете… позвать на помощь? Там… — я показываю в темный конец коридора. — Там… они. Много. Пожалуйста, позовите кого-нибудь!
Наверно, он не понимает или вообще не слышит. Он все ниже склоняется над моим животом, тяжелая лапа давит мне на грудь и становится трудно дышать.
Наверное, сейчас меня просто убьют. Будет больнее, чем было?
А потом очередь дойдет и до него самого…
— Глеб!! — кричу я и вздрагиваю, когда боль распарывает меня до самого позвоночника.
Оборотень отшатывается, оседает на пятки и нервно облизывается. Смотрит на меня. Кажется, или глаза его становятся яснее? Разумнее?
— Их много, — говорю я раздельно и громко. — Они вырвались из… — Я хочу сказать «Кобуци», но вдруг он про нее не знает? — …из лаборатории. Я не справилась с ними. Надо позвать на помощь. Вы понимаете меня?
Он снова переводит взгляд — и я прикрываю руками свой перетянутый курткой живот. Под пальцами горячо и влажно. Надо будет еще чем-нибудь перевязать.
— Глеб!
Оборотень смаргивает и выглядит почти виноватым. Совсем по-собачьи склоняет голову набок, даже уши приподымаются, как у насторожившейся псины.
— Вы поможете мне?
Тяжелая рука-лапа с темными подушечками скользит по моему лицу. Точно гладит. Оборотень вскидывает голову, жадно нюхая воздух, поворачивает голову и поднимается. Смотрит в конец коридора. И вдруг срывается с места.
— Не туда! — кричу я ему вслед. — Там же они! Глеб!
Оборотень опускается на все четыре конечности — и исчезает во тьме коридора.
И тьма поглотила его…
— Агата…
Мне чудится. Кажется. Слышится.
— Агата, господи, Агата…
Я открыла глаза со стоном — даже их открывать мне было больно. Надо мной склонились два лица. Я их не узнавала: бледные, какие-то перекошенные, с широкими зрачками…
— Агата, маленькая моя…
Я заплакала. Плакать тоже было очень больно и очень стыдно, но я никак не могла перестать.
— Бабушка… это… ты?.. правда, ты?
Второй человек торопливо ощупывал меня, спрашивал отрывисто:
— Где больно? Здесь? Здесь?
Я скосила глаза вниз, на его белые сильные руки — они были заляпаны чем-то красным.
— Нигде… Везде… бабушка, забери меня отсюда.
— Не плачь, моя хорошая, сейчас.
— Забери скорее, а то они придут…
Бабушка осторожно опустила мою голову обратно на пол, и я вскрикнула, ловя ее ускользающие пальцы:
— Пожалуйста, ну пожалуйста, не оставляй меня здесь! Не бросай меня!
Бабушка тяжело поднялась, встала, глядя вдоль коридора.
— Игорь, уносите ее.
— Да, а как вы…
— Уводите всех из здания.
Его руки беспрерывно двигались вдоль моего тела, не знаю, что он делал, но боль становилась все сильнее, наваливалась черно-красным жаром-туманом, а потом как будто что-то щелкнуло — и боль пропала. Вместе со всем телом. Я с облегчением выдохнула, когда Келдыш одним плавным слитным движением поднял меня с пола — и вдруг вспомнила.
— Нет, не вы, только не вы!..
Келдыш отвернулся от тычка моих ладоней, но не отпустил, перехватил поудобнее. Лицо его было серым и сосредоточенным.
— Да-да, только потом… все потом…
— Быстрее, Келдыш!
Голоса я не узнала. Посмотрела за его плечо — бабушка стояла к нам спиной. Очень прямая, точно стержень проглотила. Седые растрепавшиеся волосы шевелились вокруг головы — как змеи вокруг головы медузы-горгоны… Она ничего не делала, просто стояла, но я вдруг вспомнила слова Димитрова. И он меня называл страшной?
Надо мной плыл потолок, через одинаковые промежутки появлялись светильники. Я жмурилась, но совсем закрывать глаза боялась — а вдруг я засну и опять останусь одна в этом бесконечном коридоре? Надвинулась арка входных дверей… странно, но левая створка почему-то висит на одной петле, вторая вообще на земле валяется. В лицо пахнуло ночным ветром, и я крепче ухватилась за шею Игоря. Неужели вырвались?
— Целителя приволок? — спросил Келдыш.
Из темноты отозвался Борис:
— Да, Марка.
— Приволок! — передразнил высокий недовольный голос. — Выдернул прямо из кровати! Что у вас за вечный… канкан, вроде взрослые уже люди! Сюда опускай.
Меня уложили на что-то качнувшееся, точно гамак. Ткань расступалась, обволакивала…
— А ты куда? — спросил Борис.
— Надо бы мадам помочь…
— Я уже послал Анжелку, она с кобуцевскими тварями получше твоего разберется. Ты останешься здесь!
Пауза.
— И с какой это стати? — почти с любопытством спросил Келдыш. Они переговаривались надо мной, пока целитель меня ощупывал — куда быстрее и больнее, чем Ловец.
— Игорян, если с Лидией что-то… ты остаешься у Агаты один. Ты это понимаешь?
Мне эти слова не понравились — что значит «если что-то»? Я завозилась и невольно вскрикнула. Мужчины склонились ко мне, но Борис тут же отпрянул, страшно ругаясь.
— Кто ее так?!
— Пока не знаю, — сквозь зубы сказал Келдыш.
— Ты обезболивал? — спросил целитель.
— Да.
— Молодца… а что там в Институте творится?
— Не отвлекайся ты!
— Понял, не дурак, дурак бы не понял… девочку лучше пока усыпить.
— Нет! — я начала в панике хвататься за чьи-то руки. — Не надо! Только не спать!
Ладонь скользнула по моему лицу.
— Тихо-тихо, не волнуйтесь! Ей нельзя сейчас засыпать.
— Ты не понимаешь…
— Нет, это ты не понимаешь!
Сопение.
— Ну ладно, вам же хуже. Тогда держи ее. Блин, дождь еще!.. Кто там рядом есть? Сделайте зонт, что ли!
Незнакомый голос:
— Над всеми?
— Над операционным полем, болван!
— А-а-а…
— Бе-е-е! — передразнил целитель. — И свет поярче! Откуда вы только вытащили таких идиотов?
— Оттуда же, откуда и тебя — из кроватей — так что народ тоже еще не проснулся. Давай-давай, шевелись, целитель!
У целителя характер был, похоже, еще вреднее келдышевского. Он огрызнулся:
— Попрошу меня не дергать! Я не могу работать в обстановке спешки и недоброжелательства!
— Ах-ах! — снова раздался в темноте голос Бориса. — Какие мы нежные! Тогда посторонись, я сам…
— Еще чего! Тебе бы только твоих десантников-костоломов штопать, а тут работа тонкая, нежная, волшебная…
— Хватит, — очень ровно сказал Келдыш, и целитель скомандовал — совсем другим тоном:
— Начинаем. Борь, ассистируешь?
— Угу.
— Держишь, Игорь?
— Да.
Я думала, что Келдыш будет меня действительно держать — чтобы я не вырывалась или не лягалась от боли. Но Игорь просто положил ладони на мои виски: так он когда-то учил меня искать Димитрова. Но я же никуда не терялась. Я в сознании и всех слышу и вижу…
— Откройте глаза.
Я и не заметила, как их закрыла — наверное, чтобы лучше чувствовать, что делают этот Марк и Дегтяр. Казалось, в живот воткнули ледяные стержни и перебирают там кишки — точно подбирают нужный аккорд на гитарных струнах…
— Не спать!
Я снова распахнула глаза. Зрачки Келдыша горели — но не красным, как у Дегтяра. Белым. Или это отражение… Я скосила взгляд. Окна Института опять осветились изнутри ярким светом. Не электрическим.
— Там… что?
— Там ваша бабушка объясняет, как глубоко они не правы.
— Кому?
— Всем.
— И… Осипенко?
— Ей — в первую очередь.
Мне это понравилась — так, что я успокоено прикрыла глаза. На секунду. Немедленно последовала команда:
— Откройте глаза!
Он что, не понимает, что я не сплю, я просто смотреть устала! Келдыш легонько встряхнул мою голову.
— Поговорите со мной!
Марк, продолжая во мне ковыряться, начал тихонько напевать.
— О чем?
— О чем хотите.
— Не хочу я с вами разговаривать. Дайте мне спокойно… А-а!
— Извините-извините-извините! — зачастил Марк.
