Записки нечаянного богача 2 (СИ) - Дмитриев Олег (книги регистрация онлайн TXT, FB2) 📗

— Видишь, река внизу блестит? А там, гляди, и вторая к ней. Вот там-то, где Полота с Двиной встречаются, я и жил-был, — это было не эхо легкой грусти, а отзвук доброй памяти.

— Знатные места, приметные, памятные, — я принял напевный тон беседы не нарочно, как-то само так вышло, — а когда София белокаменная под синим небом над зелеными холмами в воду текущую смотрится — душа поет, на нее глядючи…

— Душевно сказал… Никак бывал там?, — голос предка стал звучать с интересом, насколько это определение может быть применимо к звуку Вселенной.

— Да, довелось. Красота — не передать. По весне были, на майских праздниках. Синь да зелень кругом, и на горочке красавица София, как невестушка стоит, — я будто наяву видел собор над рекой.

— Истинно так. В мои годы иначе выглядела, но правду говоришь, как невеста.

— И камень Борисов перед ней на холме лежал, к реке ближе, — я словно продолжал смотреть на панораму холма над Западной Двиной.

— Да не Борисов он! — голос звучал не зло и не расстроенно, а, скорее, с некоторой досадой, — один дурак сказал — остальные, что сороки не бугру, подхватили да дальше понесли не глядя. Борис, как имя при крещении сменил, так и на камнях тех крестов нарубить велел. А сами-то валуны стародавние, еще Рёнгвальдом Достославным по землям его расставлены были. Брата-то дедова, как народился, Рогволдом в его его честь и назвали.

Я ошалело разинул рот. Точнее, разинул бы. Если бы у меня тут он был.

Мысли зашуршали, перебирая карточки родословной, которую я пытался собирать своими силам, без специально обученных платных людей, на которых у меня тогда не было денег. То, что русские Волковы пошли от белорусских Волков-Леоновичей, я достоверно знал от бабушки. Откуда пошли Волки-Леоновичи не знал, казалось, никто. Кроме голоса небес моих предков, который только что популярно объяснил мне, на пальцах буквально показал все недостающие звенья моей завиральной теории происхождения. Брат деда — Рогволд Всеславич, крещен Борисом, сын самого Всеслава Полоцкого! Сам дед тогда, выходит, Ростислав которого родня вместе со всеми братьями и их детьми при сваре за киевский престол погрузила на ладьи и отправила подлечиться в Византию, облегченно плюнув вслед. Отец — Даниил, а по-старому — Давило Полоцкий…

— Вит⁈ — сказать, что я был поражен и изумлен сверх всякой меры — значит, стыдливо промолчать. Даже когда окончательно понял, сколько денег выиграл — охренел меньше гораздо. — Или правильнее Роман?

— Романом матушка брата назвала. Не копай памяти своей, много сора там. Книжники что в мое время, что в твое, пишут то, за что золотом платят. Потому и правды мало — ее при злате всегда крохи редкие. Вит, верно ты сказал, — подтвердили небеса.

Мать моя волшебница, как говорил один известный в моем времени артист, сценарист и в прошлом — священнослужитель. Это же сам Вит Полоцкий! А я был прав, придумав вести род от самого Всеслава Чародея! Нет, это все, конечно, могло быть достоверной галлюцинацией, вызванной кислородным голоданием перед смертью, или ведьминым порошком. Да и пес с ним! Зато оно было, и было одним из ярчайших впечатлений за всю мою жизнь. Жалко только, что последним.

— Не смей помирать прежде смерти! — грянуло вокруг. Казалось, вся Вселенная задрожала от этого, нового голоса. И он был гораздо мощнее Старого Волка.

Глава 17

С небес на землю. Реанимация. Хорошие новости

Я одновременно распахнул глаза и рот, стараясь вдохнуть как можно больше воздуха, но закашлялся и поразился, глядя на веер красно-коричневых брызг и ошметков, вылетевших с кашлем наружу. Еще сильнее обалдели Федор и Серега: одному я заплевал маску и форму, второму — всю морду и половину смокинга и сорочки. А цепочка взаимных удивлений продолжалась: буквально откинув левой рукой Лорда себе за спину, эрудит и умница направил на меня толстый глушитель своего короткого автомата. Я смотрел в глаза Федору, он — мне, а Ланевский, пытаясь проморгаться, переводил взгляд с одного на другого. Лица были у всех сложные: у Сереги — изумленно-напуганное, у эрудита — удивленно-злое, пытающееся сосредоточиться. И только у меня — привычное, охреневшее, как в день распаковки памятного ларца из клада Андрея Старицкого.

— Убери пушечку. Сделаешь дырку — потом не запломбиру́ешь! — не выдержал я повисшей тишины, в которой было слышно лишь, как с какими-то хриплыми всхлипами пытался запустить в легкие воздух Лорд. Видно, крепко его приложило об умницу.

— Дима? — очень вдумчиво спросил меня Федор, выждав, наверное, целую минуту, не отводя от меня ни глаз, ни ствола.

— Нет, твою мать, Рабиндранат Тагор! — меня начинало чуть подколачивать, как уже бывало, когда воскреснешь. И жрать очень хотелось опять.

— Теперь вижу, что это ты. Ни единого человека, что эти два слова знает и с налету сможет выговорить, кроме тебя, как-то на ум не идет, — он отвел оружие с облегченным, как мне показалось, вздохом.

Тем временем в зал зашел еще один неожиданный гость, тоже в черном камуфляже и с автоматом. Едва ли не бегом подошел к нам и стянул маску, оказавшись Тёмой Головиным.

— Судя по вашим лицам, господа, вы наконец-то взялись за ум и отпинали этого самородка по лицу сапогами? — интеллигентно начал он беседу, в которой слова «отпинали», «самородка» и «лицу» звучали чуть иначе. — Или он вас покусал? Вон, вся харя в кровище. Тогда срочно надо на бешенство анализы сдавать, я вам серьезно говорю! — не врал, говорил серьезно. Но я видел в его постоянно возвращающемся ко мне взгляде уходящую тревогу и занимающее ее место облегчение. Головин снова хотел казаться хуже, чем он был на самом деле. А другом он был верным точно.

— Я думал, что опять тебя не уберёг, — непонятно прохрипел Ланевский. Воздуха, который он со свистом втягивал, хватило только на эту фразу, видимо, потому что сознание он потерял сразу же, едва договорив. Головин и Федор в один голос крикнули: «Врача!», хотя один из парней в масках уже бежал в нашу сторону, передвигая рюкзак со спины на грудь.

Я начал подниматься, держась за протянутые руки мужиков. За их спинами стоял на коленях в луже, прикрытой мокрым плащом, банкир. Заподозрить в нем сейчас какую бы то ни было связь с финансовой элитой не смог бы ни писатель-фантаст, ни безнадежный шизофреник. Рядом с ним замер боец, уперев торец глушителя над ухом, между теменем и виском. От каждого громкого звука Толик тонко, по-бабьи взвизгивал, а лужа, кажется, становилась чуть больше.

Рыжая ведьма стояла у стены, противоположной входу, там, где и застала ее вышибленная направленным взрывом дверь. Из видимого ущерба от влетевшей в нее железной створки я заметил только торчащий, словно выбитый, в сторону мизинец на левой руке. С нее не сводило стволов пятеро бойцов, но страха в Эльзе не было. Страх — свойство разумных существ, а разума в ее глазах я не наблюдал. Безумие и ярость грозили вот-вот выплеснуться через край. В это время я наконец-то принял вертикальное положение. Что-то скользнуло по груди и со звоном упало на каменные плиты пола. Я не смотрел. Мне срочно нужно было перекинуться парой слов с рыжей.

— Поймал, пойма-а-ал меня, старый колдун! До-о-олго искал, не нашел бы! Всё жадность, жа-а-адность людская, и меня подвела. Не надо было богатого дурака слушать, — ведьма, казалось, говорила сама с собой, шипя и плюясь.

— Зажилась ты под солнышком, Гореслава. Поизносила тела чужие, перепачкала душ с излишком, — я медленно шел к ней, монотонно говоря слова, подсказанные Голосом в небесах над Двиной. — Нет тебе места больше ни на небесах, ни под Небом, ни на земле. Железом черным да белым, огнем синим да красным, восемью ветрами, светом да хладом Волчьего Солнца, силой да словом Старых Богов — пропади пропадом, старая мразь!

Рыжая начала выть с первых звуков моего голоса. Каждое новое слово словно ударом отзывалось в ведьме, она дергалась и завывала все громче. При словах про Луну вой сорвался на визг, отвратительно высокий и резкий, от которого рывком прижало руки к ушам большинство находившихся в зале. Страдальчески сморщились все. Кроме меня. Тело ведьмы осело, ярость и безумие из глаз ушли, и в них не осталось ничего.