Страж ворот смерти - Дворкин Дмитрий (книги без регистрации полные версии TXT) 📗
— Орш построил новый дом, тот, где мы теперь живем, но жениться больше не стал. Он сам вырастил меня. Четыре года с нами вместе жила моя бабушка, мамина мама. Она одна уцелела из всех дзорга, живших на северной опушке леса, — остальных убили узуны. Бабушка прожила всего четыре года, но успела меня научить некоторым своим секретам. Она не была знахаркой или жрицей, но, как все дзорга, владела древним знанием, перешедшим от предков. Когда бабушка умерла, я осталась последней дзорга во всем лесном краю. Все мои родичи живут где-то далеко на юге, а может быть, это просто легенды. Не знаю. В общем, Орш учил меня распознавать болезни, лечить их, разбираться в травах и лечебных цветах. А бабушка оставила древние заклинания и волшебные камни. Так что я владею знанием и лесного народа, и дзорга.
Она засмеялась.
— Не подумай, что я хвастунья — я шучу. На самом деле я никого еще никогда сама не лечила. Это всегда делает отец. К нему часто приезжают за травами или зовут к больным в селения, как сегодня. А про волшебные камни Орш и не знает. Он считает, что знание дзорга — противно Велоху, и запрещал бабушке учить меня. Она делала это тайком. Но я хорошо запомнила ее наставления. К тому же камни, как она говорила, лечат сами — даже ребенок может ими пользоваться.
Тут Вела обернулась и сразу стала серьезной.
— О, тебе снова плохо. Это все от моей болтовни. Закрой глаза и не думай ни о чем. Я готова.
Блейд услышал, как она ударила по кремню, высекая искру. К мятному добавился тяжелый, горьковатый запах тлеющей травы. Приоткрыв веки, он увидел, что девушка ходит по комнате, поджигая лучинки, воткнутые в стены. Покончив с этим, она подошла к топчану и опустилась возле него на колени. Мягким движением она откинула шкуру, укрывавшую больного, затем осторожно сняла с него рубаху. Блейд отметил про себя, что ее легкие прикосновения не вызывают в нем обычного возбуждения. В другое время это сильно удивило и обеспокоило бы его, но не теперь. Мужское начало крепко спало в безжизненном теле. Вела принялась делать над его лицом непонятные пассы, и он закрыл глаза.
Теперь он угадывал ее движения только по чуть заметным колебаниям воздуха. Ее руки кружили над ним, не касаясь кожи. Они то спускались к груди, то вновь возвращались и парили надо лбом, едва не касаясь волос. Внезапно послышалось пение. Блейд не сразу понял, что голос принадлежит девушке, настолько он стал вдруг низким и глубоким. Не прекращая движений рук, Вела произносила непонятное заклинание. Временами оно звучало как речитатив, затем переходило в пение. Голос Белы удивительным образом менял тембр от низкого грудного до чистого высокого. Блейд, автоматически понимавший любой язык этого мира, сейчас не мог разобрать ни слова — по-видимому, это был просто набор слогов и певучих звуков, связанный замысловатым мотивом. Он пытался следить за своеобразной синкопированной мелодией заклинания, но вскоре прекратил, впав в странное забытье.
Быстрые, пахнущие мятой руки Белы невидимыми пассами разгоняли отвратительный туман, и, хотя чувство слабости и апатии по-прежнему не покидало Блейда, новое состояние было намного приятнее предыдущего. Это забытье не было тяжелым и болезненным — его легкое, прозрачное покрывало не стесняло восприятия происходящего.
Полностью отдавшись во власть знахарки, Блейд медленно плыл по невидимым волнам вдаль, в глубину веков, к истокам древнего знания.
Сколько длилось путешествие — часы, годы, мгновения? Умолкло пение. В наступившей тишине слышалось только прерывистое дыхание девушки. Она устала — обряд отнял уже много сил, но лечение продолжалось. Теперь пришло время волшебных камней. Их чуть выпуклая, неожиданно теплая поверхность согревала виски Блейда. Камни слегка подрагивали в руках девушки и, казалось, издавали тихое жужжание. Сквозь голову, от виска к виску, протянулся невидимый луч. Горячая волна залила лоб, потом отхлынула к затылку и вдруг пропала, унеся с собой туман и сон. Вела убрала руки и отложила камни. Широко раскрыв глаза, она настойчиво вглядывалась в лицо больного, ожидая результата своего первого и такого важного опыта. И результат не заставил себя ждать.
Блейд открыл глаза и невольно поразился происшедшей перемене. Ощущение было такое, как будто на черно-белой гравюре вдруг слабо проступили краски. Не яркие, полные жизни и энергии, а слабые и тусклые, но все равно напоминающие о существовании настоящего цвета. Блейда слегка обеспокоило то, что вместе с болезнью полностью улетучились какие бы то ни было воспоминания. Он явственно почувствовал себя как бы рожденным заново, взрослым, сильным, но с девственно чистым сознанием. Впрочем, это состояние оказалось настолько приятным, что беспокойство тут же прошло. Он и не хотел ни о чем вспоминать.
Трава, наполнявшая во время обряда комнату чудесным ароматом, догорела. Резкий дурманящий запах исчез, лишь легкий приятный дух витал в воздухе. Даже маленькое мутное окно не могло задержать света разгоревшегося дня. Тонкие струйки дыма, вившиеся над обугленными лучинками, таяли в полосах солнечного света, пронзивших сумрак. Все предметы неожиданно обрели цвет и объем, а прямо перед собой Блейд увидел прекрасное взволнованное лицо Велы. В ее пристальном взгляде горела такая надежда, что ему захотелось ободрить девушку и скорее показать ей, что ее первое лечение удалось и она действительно сумела помочь ему. Блейд улыбнулся и протянул к ней руку. Он почувствовал, как вздрогнула девушка, когда его пальцы коснулись ее щеки.
Только сейчас, когда спала дурманящая пелена, он разглядел наконец лицо Велы и поразился ее удивительной красоте. Ее черты были правильными и удивительно мягкими. Нежное лицо с белой матовой кожей и прозрачными, светло-серыми глазами, казалось, излучало свет. Повинуясь внезапному импульсу, Блейд сдернул с головы девушки тонкий платок, и тяжелые длинные волосы закрыли их обоих шатром из золотистых нитей. Дрогнули тонкие руки, и Вела со вздохом усталости и облегчения, как надломившийся цветок, опустилась ему на грудь.
— Я так боялась, что ничего не получится! — еле слышно прошептала она.
Блейд не отвечал, ему не хотелось ничего говорить. Он осторожно гладил ее по голове, наслаждаясь дивным запахом шелковистых волос. На секунду возникло неясное ощущение, что подобное уже происходило с ним когда-то… нет, он не помнил.
Пальцы тонули в золотых прядях, тонкий, чистый аромат нежного тела кружил голову. Блейд почувствовал, что проснулся окончательно и весь. Его рука сама собой скользнула за ворот тонкого платья и пробежала по ложбинке между лопатками. Вела вздрогнула и уже по-другому, теснее, прижалась лицом к его груди. Повисла тишина, нарушаемая лишь прерывистым дыханием. Тишина, которая уже не может разрешиться ничем, кроме взрыва страсти.
По мере того как девушке передавалось состояние Блейда, ее руки все крепче обвивались вокруг него, и наконец он почувствовал прикосновение теплых губ.
Причуда сознания сделала их равными: он был первым мужчиной в ее жизни, она — первой его женщиной. Легкое платье с шуршанием упало на циновки, устилавшие пол. Не было больше преград для губ и рук. Вела застонала, повинуясь. Острое как боль наслаждение захлестнуло их, подняло в вихре и понесло на гребне волны.
Глава 5
На рассвете Блейда разбудил птичий гомон. Он откинул шкуру и сел. Похоже, кошмар последних дней кончился. Слабость отступила, исчезла и тяжесть, сковывавшая голову. Пальцы, скользнувшие по ноге, нащупали на бедре затянувшийся узкий шрам. Да, обычные раны Орш и правда лечил здорово. А что касается остального… Сбылось злое пророчество фей от психиатрии. Красавец укололся мечом и погрузился в сон. Хорошо хоть не на сто лет.
«Стоп!» — сказал себе Блейд и встал. Сознание вернулось полностью вместе с воспоминаниями, и у него еще будет время поупражняться в остроумии. Сейчас же надо срочно наверстывать упущенное. Сколько он потерял дней, валяясь под медвежьей шкурой? Стоило бросить взгляд на постель, как тут же минувший день развернулся перед ним во всех пережитых ощущениях. Вела! Когда же она ушла? Он вспомнил ее упоительное тело, нежные сладкие губы. Дивный аромат золотистых волос, казалось, до сих пор витал в комнате. Она, безусловно, вернула его к жизни. И неизвестно, что оказалось целебней: ее врачебное искусство или она сама.
