"Зэ" в кубе (СИ) - Валерина Ирина (чтение книг txt) 📗
Хард понимал, что трущобы находятся под прицелом, и массовых обысков следует ожидать в ближайшее время. Но, будучи неплохим стратегом, возлагал определённые надежды на внутренние проблемы противника, которые Совет будет вынужден решать в первую очередь. Собственно, не ошибся – никаких карательных операций к населению трущоб применено не было. Функционалы, особо не буйствуя, прошлись по верхам, то бишь по внешнему кольцу, замели кучу нарков и прочих разменных, жалеть о которых было некому, да и незачем, и на том и затихли. Хард похвалил себя за предусмотрительность: ещё в самом начале организации подполья ему хватило ума не отказываться от предложения опасного, но сулящего защиту высоких покровителей. Да, не вся деятельность подполья была нацелена на противодействие существующей системе. На многочисленных плантациях внутреннего кольца, в надёжно укрытых теплицах, выращивалась транс-трава, которую потом переправляли по давно отлаженным каналам… Эээ… Кому надо, тому и переправляли. В вопросах соблюдения коммерческой тайны Хард был принципиален. У него не единожды возникали горячие споры с Орсом, который испытывал глубокое презрение к демиургам. Понятно, что у руководителя СБ были на то причины – кому, как не ему, бывшему инспектору телепортов, знать истинное лицо элиты? Но избыточная порядочность, по мнению Харда, делу только мешала. Противозаконно? Конечно. И что с того? Зато у подпольщиков имелись средства для развития – в том числе и собственных научных лабораторий. Взять те же люци-излучатели – усовершенствованная модель, у демиургов, поди, чуток попозже появилась? Так-то вот. Пусть творящие дальше дерутся, подполье ждать умеет и своего не упустит. Разобраться бы ещё, куда эта бомба ходячая пропала, и можно дальше с оптимизмом смотреть в будущее.
Кир горел бесконечно долго.
Едва успели включиться люци-излучатели, и пространство Сферы сперва дрогнуло, а потом поплыло, растворяясь в нестерпимом беспощадном свете, времени не стало. Кир было замешкался, но волна света уже катила на него девятым валом.
И он сделал шаг.
Свет вонзился в него мириадами жарких жал, преобразуя и безвозвратно меняя, но в горниле боли, в которое обрушился Кир, не осталось места для сожалений. Он плавился, как руда, подчиняясь воле того, что было изначально и никогда не мыслило. Бесполезно просить о милости то, что можно только принять. Если хочешь выжить в огне – стань огнём.
Если хочешь усмирить разбушевавшееся пламя – стань встречным пламенем.
Две стены огня яростно схлестнулись, прорываясь друг в друга раскалёнными докрасна протуберанцами. Сплелись в беспощадном танце – и стали одним. И пало огнище. И осыпалось искрами. И разлетелось лепестками умирающего жара.
Кир возвращал себе тело постепенно. Оно медленно вспоминало изначальную форму, контуры то и дело плыли, прорывные языки пламени принимались плясать на пепелище, но, подчиняясь мысленному усилию Кира, сворачивались в тугие бутоны и засыпали до срока. Наконец он вспомнил себя во всех деталях, собрался и сел. С головы, торса и рук тёк густой поток золы, засыпая и без того скрытые ноги. Кир от души чихнул, подняв в воздух облака серой удушливой пыли, и резко встал. Бесконечное пепелище открылось взгляду.
Но пахло, вопреки ожиданиям, хорошо – пряно и будоражаще: арбузной коркой, водорослями, выпаренной солью, проступившей тонким налётом на пересохшей гальке.
Идти по пепелищу оказалось непросто: при каждом шаге стопы погружались по лодыжку, пепел сухо и хищно скрипел, а внутри него ощущался такой жар, что Кир всерьёз опасался полыхнуть вторично. Однако должно было закончиться и это – сложно сказать, когда. Времени по-прежнему не было. Но было намерение. И Кир шёл.
Бескрайнее полотно воды появилось внезапно. Кир поначалу принял его за мираж, но потом понял, что фата-моргане здесь не место – хотя бы потому, что светило над этим миром отсутствовало изначально. Свет просто был – повсюду. Похоже, море не показалось…
Он не успел додумать эту мысль, как оказался захвачен высоченной волной, обрушившей на него тонны холодной солёной воды. Кувыркаясь и завязываясь в немыслимые узлы, Кир отрывочно фиксировал, как мимо проносятся мелкие камни и обрывки водорослей, но вырваться из бешено крутящейся воронки не мог. С этой минуты от него ничего не зависело, им играла великая стихия.
Потом он долго-долго падал – точнее сказать, парил в невесомости, постепенно опускаясь всё ниже и ниже. Когда его тело мягко опустилось на вязкое илистое дно, сверху уже не пробивалось ни единого лучика света. Тьма царила воистину первородная. Он не сразу понял, что продолжает жить. Вода давно наполнила лёгкие, но Кир ясно мыслил и никакого дискомфорта не испытывал. Медленно поднял правую руку – ил недовольно чвакнул, но всё же отпустил – и, поднеся её вплотную к лицу, с силой надавил. Не встретив никакого сопротивления, пальцы (или то, что он по привычке продолжал считать таковыми) погрузились в вязкую среду. Чуть позже, когда осмыслил происходящее, ложные тактильные ощущения угасли. Теперь он всецело принадлежал воде. Он сам стал ею.
А потом, когда Кир вдоволь насытился покоем, всё изменилось. Он захотел осознать свои границы и расширился неимоверно. Ничто не ограничивало его – и от этого стало скучно. Он разом перешёл в водяной пар, поднялся в небо и обрушился оглушительным ливнем на уснувшее пепелище. Вскоре, не выдержав сокрушительного напора, треснула кора, и мир пепла провалился в тартарары, выплеснув напоследок столб полыхающей магмы, которая мгновенно испарила воду.
Он оседал вниз туманом. Наверное, вечность. Время умерло.
Новое пробуждение оказалось более гуманным. Тело, поначалу вялое, медузообразное, на этот раз вспомнило себя куда быстрее.
Он открыл глаза и увидел туман. Кроме тумана, не существовало больше ничего.
Но сохранилось намерение. Кир встал и пошёл.
Вскоре туман, казавшийся бескрайним, начал бледнеть, потом пошёл рваными космами, и, наконец, рассыпался дробным дождём.
Мир, прорезавшийся из молочного морока, был странен. Бескрайний луг фиолетовой высокой травы и одинокое дерево, верхушкой уходящее, казалось, прямиком в чернильно-чёрное небо – вот и всё, что представляло собой открывшееся пространство. Мутно-красное, громадное, зависшее по центру мира светило, – судя по размерам и цвету, умирающий сверхгигант, – вяло шевелило щупальцами истекающего в космос вещества. Картина гибели звезды, растянувшаяся на миллионы лет, вызывала одновременно и священный ужас, и неподдельную жалость.
Кир осторожно сделал шаг. Положим, феникс в его исполнении вполне удался, да и с морской стихией он в конечном итоге поладил, но вот какого подвоха, а главное, откуда, ждать от новоявленного мирка? В том, что впереди очередное испытание, он нисколько не сомневался.
Однако путь до древесного великана, являвшегося, похоже, не только единственным ориентиром, но и конечной точкой путешествия, прошёл без приключений.
При ближайшем рассмотрении дерево оказалось огромным кряжистым дубом. Его раскидистая крона уходила в небо так высоко, что узреть макушку не удавалось, но и нижних ветвей, которые начинались метрах в пяти над головой, было достаточно, чтобы понять, насколько он величествен. Невообразимой толщины ствол удалось обойти только за двести шагов – а Кир старался, чтобы они были широкими. Густая трава скрывала корни дерева, но многочисленные выпирающие из почвы перевитые гребни так и норовили сделать подножку. Несмотря на полное отсутствие ветра, в тесно переплетённых ветвях раздавался циклично повторяющийся шорох – словно там шебуршало что-то некрупное, но очевидно активное.
Кир едва не свернул себе шею, пытаясь рассмотреть источник шума. Безрезультатно. Ветви, густо усеянные листвой, не спешили раскрывать свою маленькую тайну. С досады он ощутимо приложился ладонью к толстой морщинистой коре, похожей на чешую какого-нибудь мифического дракона.
В ответ откуда-то сверху полетел мелкий мусор и сухие ветки. Чертыхаясь, Кир отскочил – но недостаточно проворно, потому что вдогонку был осчастливлен частой дробью зелёных и от того увесистых желудей. Но разбойному гению места и этого оказалось мало, и с ближайшей ветви в сторону гипотетического агрессора брызнула струя едко пахнущей жидкости.