Изгой - Никитин Юрий Александрович (читать книги регистрация .TXT) 📗
Агафирс вышел из шатра, солнце на миг ослепило, заблистало на доспехах, железном шлеме, украшенном золотом топоре. Оруженосец бегом подвёл коня. Агафирс одним прыжком оказался в седле, повернул коня, суровое лицо дышало отвагой, а глаза гордо блестели.
– Воины! – крикнул он сильным голосом. Огромное войско замерло, даже кони перестали отмахиваться от оводов, повернули головы. – Герои! Мелкие стычки закончены. Отныне никаких переговоров с врагом. Запомните, теперь это не противник, а враг!.. С противником поступают благородно... или неблагородно, смотря как он заслуживает, а с врагом поступают как с врагом всегда. Надеюсь, вам не надо объяснять разницу. Этот проклятый город должен быть уничтожен!.. Как и само понятие страны Гелонии. Жрецы говорят, что они смотрели звездные карты грядущего, там ни слова, ни знака о Гелонии! Нет такой страны... Так что убивайте, убивайте, убивайте!.. Мужчин, женщин, детей, скот, деревья!.. Город сжечь, а то место, где он стоял, посыпать солью, чтобы и трава не росла на этом проклятом... проклятом...
Он задохнулся от переполнявшей ненависти, лицо налилось кровью, а глаза, и без того круглые как у орла, выпучились в приступе неудержимой ярости. Воины дружно вскинули к небу руки с топорами. Земля вздрогнула от мощного крика тысяч здоровых мужских глоток.
Все шестеро чародеев собрались возле шатра Хакамы. Беркут с удовольствием наблюдал за могучим войском. А устрашенному Россохе показалось, что по всему лагерю внезапно выросла стальная щетина, а небо и земля дрогнули перед мощью голосов новых повелителей земли.
Хакама захлопала в ладоши. Глаза горели торжеством, на щеках расцвел румянец. Она помолодела и похорошела в радостном возбуждении.
– Ну что? – спросила она победно. – Разве всё не свершается с изумительной точностью, как предначертано звездами? Сегодня и завтра будет великий штурм, сегодня город может устоять... хотя не понимаю, как устоит перед такой силой, но смиренно склоняю голову перед властью звездного неба, но завтра падет точно, завтра наши... противники, назовем их так, погибнут. Будут убиты. Но именно завтра день Битвы Муравья с Рекой, не так ли?.. А мы все знаем, что произойдет в этот знаменательный, предначертанный ходом всего Мироздания день!
Боровик кивнул. Солнце играло на его лысине. Крупная муха села на самую вершину блестящего черепа, начала чесать крылышки, поскользнулась и упала как с высокой горы. Боровик поймал на лету, не глядя, оторвал крылья и бросил под ноги.
– Да, – признался он с некоторой неохотой, – как ни пытались мы вмешаться, поторопить события... а ведь пытались, не будем друг от друга таиться!.. но всё равно события нарастали медленно, как поднимается вода в наводнение. А завтра тот день, когда плотина рухнет.
Ковакко жирно захохотал:
– Ты прав, мы все пытались. Но что предначертано звездами, то не вырубишь топором. Сейчас же, если бы мы все вдруг бросились помогать Богоборцу, спасать его уже ничто не спасёт его от гибели. День Битвы Муравья с Рекой! Подумать только, его гибель была предначертана ещё задолго до его рождения!
– Да что там гибель, – буркнул Беркут. – Даже рождение! Всё предначертано еще до появления белого света. Возможно, еще до звезд... ибо звезды – только знаки, по которым мы читаем судьбу миров, стран, людей... Не так ли, Россоха?
Россоха вздрогнул, поёжился. Он чувствовал себя как никогда скверно.
– Ты знаешь сам, – ответил он неохотно. – Не надо быть великим знатоком звездного неба, чтобы читать там свою судьбу. Или судьбы близких, если знаешь их день и час рождения.
Ковакко вдруг зябко передернул плечами:
– Не знаю. К счастью, я совсем не умею читать звёзды. А то бы вдруг увидел и свой день... Бр-р-р!
По небу плыло странное оранжевое облако, похожее на снежную гору, даже не гору, а целый горный хребет, залитый солнцем. Вершины причудливые, множество уступов, наплывов, выступающих скал, пещер, но низ этой плывущей громады чернее дегтя, и что пугало всех больше всего, абсолютно плоский, ровный, как будто эта масса скользит по незримому, но твердому своду.
И сколько встревоженные люди ни провожали взглядами эту медленно двигающуюся громаду, вершинки оставались причудливо легкими, ажурными, как взбитая пена, но низ сплющен незримой тяжестью, сплющен о невидимую твердь.
Окоем отошел от окна, покачал головой:
– Не к добру сие знамение. Ох, не к добру! Олег молчал, лбом уперся в поставленные на стол кулаки, думал, а Скиф хотел смолчать, но он не волхв, из самого сердца вырвалось злое:
– Знаешь, Окоем!.. Иногда я понимаю, за что мой брат поставил тебя верховным жрецом, но... не надо быть семи пядей во лбу, чтобы предсказывать беды, если в городские врата вот-вот ударят тараном!
– Не к добру, – повторил Окоем. Потом, словно только сейчас поняв, что сказал Скиф, сказал укоризненно: – Боги могли бы подать и другое знамение!.. Но сегодня будет страшным, а завтра...
Скиф вспыхнул, хотел возразить злее, но Олег опустил ладонь на его руку, сказал негромко:
– Погоди. Что там за шум?
Из коридора слышались громкие голоса. Скиф поморщился, шагнул в сторону двери.
– Погоню на стену, нечего им...
Дверь распахнулась, едва не ударив в лоб. Влетел Ярильник, молодой воин, приставленный к Скифу Турчем. Лицо его и без того круглое, как луна, растягивалось в улыбке в стороны, будто тянули за уши.
Мой господин!.. У нас гости!
Кого черт принес, – проворчал Скиф, – Гони в шею... Нет, погоди. Кто там?
Ярильник заулыбался во всю ширь, не ответил, выбежал, и почти сразу в комнату вбежала легкая стройная девушка, худенькая, с тонкими руками и тонкой шеей Она показалась Олегу похожей на молодого олененка еще нескладного, но бесконечно милого, доброго, доверчивого, что еще не знает жестокостей большого мира.
Завидев Скифа, счастливо вскрикнула. Лицо его осветилось счастьем, блаженством. Она с ликующим щенячьим визгом бросилась к нему, Скиф растопырил руки, она подпрыгнула и оказалась у него на груди, и только тогда Олег узнал её, сейчас в мужской одежде, покрытую плотным солнечным загаром.
– Ляна, – бормотал Скиф потрясенно, – как ты здесь оказалась?
