Внучка берендеева в чародейской академии - Демина Карина (книги онлайн бесплатно без регистрации полностью txt) 📗
— Хорошо… только некромант способен наслать моровое поветрие. Одарить черною язвой. Или гнилью, которая во мгновение ока тело разъест…
На макушке Лойко проклюнулася плешка, такая обильная да с корочками, с темными родимыми пятнами. И само лицо его скукожилося, сделалось рябым, что яйцо перепелиное.
— Это уже не очень хорошо.
Голос и тот стал гнусав.
— Некромант способен пройти в сны и вытащить из тела душу… или отравить ее. И человек иссохнет сам…
— Гадкое вы племя. — Лойко повел узеньким плечиком.
— А то…
— Может, еще скажешь, чем вас взять?
— Холодным железом. Ежели по шее, то самое верное средство… только до этой шеи добраться надо.
Из Ильи вышел стрелец худой, тощий, заморенный службою, да и с румянцем чахоточным на впалых щеках. Этакий и за своим бердышом, что за стеною, сховается.
Настал и мой черед.
Боязно было… не оттого, кого вылепять: морок — не шкура, снять легко, тому нас ужо учили. А вот что залезет некромант своими руками леденющими в голову, того я боялася крепко. Вона какие пальцы тонкие да ловкия, небось, самое оно этакими мысли чужие ловить.
— Значит, железом и по шее… универсальный рецепт, — хохотнул Лойко.
— Соли возьмите. И… если вдруг сыщется, то безымень-корень… — сказал сие некромантус с немалым сомнением, в чем его понимаю. Корень сей и я не видывала, редкий он зело, да не потому, что не растет безымень-трава… растет, вона, на Марьиной горе целыми кущами. Но корни она давала тонюсенькие, что волосочки детские. И пользы с их мало.
И редкая травиночка корнем пухла.
Поди сыщи такую, а коль сыщешь, то взять ее можно едино на Летнюю ночь, когда нечисть вся из-под земли лезет да хороводы водит.
Слово надо знать заветное.
Да не одно.
А как тянешь корень, сказывала бабка, то и верещит он голосочком дитячим и так жалостно, что разом сердце от боли рвется…
— Ходь сюды, плешивенький, — бабка пальчиком Лойко подманила. — Иди-ка ты к старостихе… снеси ей от меня платочек. Да попроси корня энтого… запомнил, как звать?
— Только в полную луну взятый быть должен! — крикнул вдогонку некромант.
— А ты, сынок, не учи ученых, без тебя разберутся… ты свое дело делай.
Хмыкнул только.
— Может, у вас и моранин лист сыщется?
— Может, и сыщется…
…а про тот лист я слыхала, будто растет он только на могилках, да не простых, а где человек без слова доброго в землицу лег, да и сам был темною силой меченный. Вот и мучится дух его, проклятый, не способный с телом расстаться, и травы мучит.
И родит земля черные, будто опаленные.
Такую только тронь, и сам прахом рассыплешься. Не каждому в руки дается моранин лист, а коль дастся, то и пролежит сто лет, и еще сто, отраву сохраняя.
— Интересно тут у вас…
Некромант от меня отступил и рученькою махнул, чтоб поднималася. Я и поднялась, бабка ж на мое место села, глаза прикрыла…
— Если вдруг и вправду сыщется этакая диковина, то все просто… щепотку в воду, да еще волос… волосы тут привезли, похоже, боярыни вашей. И заклятьице одно есть простенькое…
— Тьфу. — Бабка сплюнула. — Все-то у вас не по-людску… а коль не ее это волосы? И если невиновная она…
— Ну да… рядышком стояла…
— Может, и стояла. А скажи-ка, разумник. — Бабка поерзала, а некромант ее голову седенькую руками обнял. Все ж таки крохотная у меня… — Вашу братию только так проклясти можно? Аль еще как?
— И еще как. И по-всякому…
С бабки годы потекли, что вода с лица. И лицо это сделалося кругленьким, сдобненьким, с носом-пуговкой, с зелеными глазищами… девичье личико, парню с этаким тяжко.
— Да только почти любое проклятье снять можно… была бы сила.
— Сила, значит… а смертное?
От же ж… и с чего я решила, будто бы не разглядела бабка? Что я больше ее ведаю? Полгода в Акадэмии просидела и ужо возомнила себя лекаркою… тьфу.
— Смертное… — Некромант руки отряхнул и на бабку, которая ужо бабкой и не была, а была молодчиком пригожим лет самых юных, поглядел с интересом. — А смотря кем послано. Если обычным человеком, то, конечно, повозиться придется. А если у того, кто проклял, сила была, хоть капля… и если этой силой до богов докричался, тогда… тогда сложно. У смерти много путей, уважаемая. И мне ведомы далеко не все, а потому не стану врать. Может, и есть такой способ, только… чем сильней проклятье, тем больше силы надо, чтобы снять его.
— Ясно… ничего-то ты не ведаешь… ну да ладне, какие твои годы. — Бабка некроманта по плечику похлопала. — Иди-ка, сынок, кваску попей… и на ночь тут стать можешь, только скажи, чтоб печку протопили. Небось, вашие боятся?
— Не без того.
Квас он принял с благодарностью и пил шумно, отфыркиваясь. Пот отер… небось, этакая волшба ему крепко стоила.
— А я не пужливая. Переночуешь, как человек… отдохнешь. Только к корове не ходи, она у нас души нежное…
— Не пойду…
Тут и Лойко с корнем вернулся. Тетка-то верно поняла, нарезала тонюсенькими ломтиками да на шнурочки повесила.
— Только под одежду спрячь. — Некромант уже Станькою занялся. — А то будет помехи создавать. Уж извините, но мороки — не моя специализация…
Коней седлали стрельцы.
А что, добрые кони, даром что видом не зело хороши. Да только грудь широкая, ноги крепкие, этакие и по дороге пройдут, и по бездорожью. Арей сбрую самолично проверил, и подковы, и разве что в рот не залез, да и залез бы, когда б не время.
— Стань…
Станька осталася девкою, только в мужском платье, потому как седлом в ем сподручней. Да годочков прибавила, телом сделалась округла, дебела.
— Со мною сядет, — Лойко невестушку названую на конскую спину легко усадил, и сам следом взлетел, привстал на стременах. — Она леконькая…
Конек его косматый только фыркнул.
— А меня не трожь. — Бабка от Ареевой помощи отмахнулася. — Я, небось, в седле сидела, когда и мамки твоей на свете не было…
И ловко так вскочила, будто бы и вправду только и делала, что в седле сидела. Повернулась бочком, рукою поводья подобрала.
— Ну, чего посели?
— А и вправду? — Ильюшка на лошадь взбирался тяжко. На этакого глянешь, и сразу ясно — источила евоное нутро хвороба, вона, ни рученькою двинуть, ни ноженькою силов не осталось. Сел, сам длинный, коняшка под ним махонькая, ноги в стременах свисають, колени в стороны растопырилися.
Арей мне коня подвел.
А я… я кое-как всперлася. Не особливо изящно вышло, да и ловкости бабкиной во мне нетути. Я ж, коль и ездила, то в ночное с хлопцами. Аль до сенокосу… и просто так на конское широкой спине каталася. Так те покатушки подле дома были, по ровное улочке. И кони шли шагом, а ныне-то… ну да Божиня не попустит, глядишь, не свалюся.
— Коленями его сжимай. — Арей проверил стремена. — А за седло не цепляйся, будешь падать — не поможет…
— Божиня, — Лойко воздел очи к темнеющему небу, — за что мне такое наказание?
— Грешил много, боярин, — тоненьким голосочком отозвалася Станька.
— Ага… видать, очень много.
— Руки не растопыривай. Прижми локти… и поводьям не давай провисать. Вот так, подбери. А теперь легонько… я рядом буду…
Мне ж подумалося, что хороша б я была в степях. Азарки-то, слыхивала, с конями ловко управляются, а я… я не азарка. На том и успокоюся… За околицу вышли шагом, а там уж по дороженьке и рысью коней пустили. Тряско было. Сижу. Седло о задницу бьется, коняшка пофыркивает да башкою лобастой трясет.
И думать бы о сурьезном.
О том, что дорога нас ждет тяжкая, что опасность впереди смертельная, а я только и могу — про седло и задницу, которая к столицам этак и вовсе сотрется аль станет пляскатой. Куда с такою задницею девке? И еще про то, что в седле я что куль с мешком держуся…
С тракту, худо-бедно ровного, свернула бабка, да прямиком на снежное гладкое поле, прихваченное морозиком. И тут уж мне вовсе не до мыслей стало. Одно в голове — удержаться бы.
Небось, некогда меня по сугробам ловить.