Внучка берендеева в чародейской академии - Демина Карина (книги онлайн бесплатно без регистрации полностью txt) 📗
…По болоту пойдем, напрямки. И Божиня поможе, то к утру до людей выйдем. Оно-то, может статься, люди нам не крепко и сподмогут, в Барсуках тоже при людях дело было, да вот… человек без надежды жить не способный.
Глядишь, и до столицы доберемся.
— Коней не гоните, — бабка вновь в седло вскочила, — туточки места… ненадежные.
Ох, верно сие сказано.
Лежат болота, раскинулись — сколь ни гляди, нема им ни конца, ни края. Снега одныя, из-под которых корявенькие сосенки торчат, а иные и не торчат, стоят горбами белыми. И кони идут неохотно, чуют, что нету под мерзлою корой земли, но есть багна.
Этакая разверзнется, проглотит и коня, и конника, и только вздохнет сытно…
Шли гуськом.
Напереди бабка. Она-то местные дорожки ведала, не один год по ним хаживала, как и я. Да только я ныне топи, знакомые до последнее сосенки, не узнавала.
Где кривая береза с соколиным гнездом наверху?
Или камень, не то вросший во мхи, не то выросший.
Где разбитое молнией бревно, что который уж год тонет, да все не потонет… топляк старый… или россыпь мелких озерец с острою осокой по краю? Все иначе…
Белым-бело.
Страшно.
И луна, что повисла низехонько, только тени плодит. Бабка вон тоже то и дело останавливается, озирается, да все одно ведет…
Мимо скованного льдом серого окна, по-за которым примерещилась мне злая болотникова харя. Мимо острой гряды, ныне на диво схожею со спящим змеем, и мимо березы, снегом облепленной, заиндевевшей.
На островках, которые гляделись снежными холмами, встали на отдых, нужен он был и коням, и людям. Огня не разводили, зато пирогов холодных и мясца пожевали в охотку. Запивали снегом, растапливая его, ледяной, во рту.
Там же коней на заводных сменили.
— Как ты? Держишься? — Лойко невестушке своей и флягу протянул с отваром, да только не взяла она. И бабка кивнула, мол, самому сгодится.
Больше и не заговаривали.
Как-то так уж вышло, что и без слов друг друга разумели, да и куда силы на слова тратить-то?
Кони и те чуяли, что место уж больно неладное, оттого и сами спешили на рысь перейти. За островком, как мне помнилося, самая багна и начиналася. В летку-то я бывала тут, ступала осторожне по зеленым полям, у самой сердце обмирало, чуя глыбину несказанную. И ходила под ногами земля, вздыхали мхи, кочки моховые, солнцем до белизны выпаленные, и те не гляделися надежным пристанищем.
Зато росли во мхах травки редкие, но дюже полезные.
Горькавка, которая от кашлю сухоткиного крепко помогает, и еще переломы с нею срастаются на раз… кровохлебка та ж, что, при слове грамотном, любую кровь остановит.
Ну и клюква.
На багне-то она самою крупною была, отборною, точно дразнилася.
Ныне клюква была снегами сокрытая, да и сами поля… и ничего-то не качалося, ничего не грозило расползтися. Крепкие были морозы, хорошую крышу поставили над домом трясинным.
Коник мой споткнулся, и как я в снег не полетела — не ведаю. Да только он, до сей минуты спокойненький, вдруг заплясал, затряс головою…
— Повод подбери. — Арей тотчас коня перехватил. — Волков чует.
— Где?
— А вон…
Показал, тут-то я и сама увидела. Летели по белому полю тени, стлалися призраками, будто и вправду сплетенные из света лунного да заклятья темного… и хорошо так шли. Напереди махонькая волчица, стало быть, она стаю держит. За нею — пара волков из тех, что посильней, а там ужо и прочие, молодняк, сеголетки…
— Подпусти ближе, — попросил Лойко, снимая с плеча колчан. Тетиву он накинул споро, сразу видать, что не в первый раз ему случалось лук в руки брать. Стрела легла, ровненькая, аккуратненькая, будто игрушечная.
— Думаешь, случайность?
У Ильюшки тоже лук имелся, только короткий, круглый, на азарскую манеру, этаким верхами стрелять сподручней.
— Не знаю, — Арей выцеливал волчицу, да только стая, почуяв, что не спешит уходить добыча, замедлила бег.
Волки чуяли людей.
И лошадей.
И гнал их голод, а держал страх. Случалось уже Корноухой встречаться с ядовитым болотным железом, что шкуру рвет, будто клыки, и раны оставляет тяжкие.
— Зима. Голодно им. — Бабка тронула конька пятками. — Будут у нас провожатые… умная, значится… опытная… прямо не полезет, но своего не упустит. Едьма, нечего тут… светает скоро.
Я на небо глянула и подивилася тому, до чего оно черно и непроглядно.
Светает?
Да еще и скоро… хорошо бы, нечисть свету дневного не любит.
— От же. — Лойко вновь на лошадь всперся, Станьку прижал. — Не бойся, они до нас не полезут… а если полезут, то мы их…
— Попридержи. — Илья ударил по ладони, на которой едва не расцвел алый цветок огня.
— Ты чего? Шуганули б, и все…
— Вот именно, что все… твою волшбу тут за десятки верст слышно будет.
Лойко матюкнулся, видать, об этом не подумал.
— Ну… тогда мы их стрелами. Колчаны полные, на всех хватит.
И так бодро произнес, что я почти поверила.
Хватит.
Да и рассвет если, то край болота виден. Надобно лишь пустошь мертвую минуть, а там ужо и потянется молоденький осинничек, перерастет в лес, а за лесом — и дорога ляжет под конские копыта. Доберемся до людей, передохнем часок-другой, коней сменим, и вновь в путь.
Коль к тракту выбраться успеем…
Не ведаю отчего, но в голове моей прочно угнездилася мысль, что ежель на тракт выберемся, то и спасенные будьма. Оно ж как, на тракте царевом людно и по зимнему времени, там и обозы, и сторожа, и найдется кому отпор дать…
Об этом я думала.
И сама ужо подгоняла уставшего своего конька, он и рад был трусить, то на бег перейдет, то на шаг, вздохнет и внове широкою рысью пойдет. Взопрел весь, дышит с перебоями.
Не запалить бы до часу.
Сменный-то на поводу идет легко, да только и ему тяжко, попрыгал он по снегу, а тут еще и волки.
Стая и вправду шла, что царева охрана. Ни ближей не подходила, ни отставала. Порой вовсе исчезала она за какой-нибудь грядою, да только вскорости и появлялась.
Волки и песню затянули было, заунывную, от которое и человеческое сердце колотится не переставаючи, чего уж про конские говорить. И понеслися б наши жеребчики, когда б волю им дали.
Не дали.
И волчья песнь стихла, когда впереди показалась та самая клятая пустошь.
Оно как было… нет, как оно на самом-то деле было, я ведать не ведаю, меня в те далекие времена и на свете-то не было, как и бабки моей, и ея бабки, а все ж помнят люди.
И болото это.
И деревеньку, которая на болоте стояла. Невелика она была, но и не мала, и жили люди вольные, ни царевой воле не подвластные, ни боярское. Оно-то, может, и охотников сыскалось бы деревеньку примучить, да поди, отыщи ее в топях. Местные-то с болотниками да кикиморами поладили, вот и открывались им с малолетства заветные тропы.
Вольны были ходить, куда пожелают.
Зверя разного брать, ягоды да грибы… и знатные охотники в той деревне жили. С иными-то пушниною торговали, медом лесным, ягодою, которую на зерно выменьвали.
Хорошо, говорят, жили.
И главное, что договор с болотным народом крепко блюли. Правда, про той договор сперва никто и не ведал, потому как тайным он был. Это уже опосля… сватали, значит, парни девок из сел иных. И выбирали таких, чтоб приданым небогатые, зато родней обильные, и чтобы не больно той родне надобны были. Платили за девок пушниною щедро.
Те и сами радые.
Кажной-то охота было в дом богатый попасть.
Вот и попадали.
И пропадали.
Нет, сперва-то жили они, как и водится, мужними женами, хозяйствие вели, деток рожали… кто первым мальчика приносил, той почет был да любовь, а вот ежели девка случалась, тогда-то и наряжали невесту для Болотного бога. Опаивали, розум дурманили и топили в ближайшей трясине.
Дите и вовсе на камне черном оставляли.
Те-то, которые пришлые да много пожившие, про все ведали, да не спешили упредить… то ли со страху, то ли к часу тому сама душа их болотом становилася, вот и боялись утратить богатствие свое. Но главное, что однажды пришла в село девка, которая навроде как замуж согласилася идти, да только не мужа искала, а сестрицу свою старшую, сгинувшую без вести.
