Артания - Никитин Юрий Александрович (первая книга .TXT) 📗
Аснерд улыбнулся в его удаляющуюся спину. Головой и даже сердцем этот сын тцара вообще еще желторотый птенчик.
Коман и Болгор проводили обеспокоенными взглядами. Коман было поднялся идти следом, но Болгор опустил руку на плечо: мол, здесь пока места безопасные, а вот когда пойдут трудные…
Следы горного барана отыскал с легкостью, тому не пришло в голову уподобится зайцу, что делает круги, петли, двойные соскоки в сторону, сказано – баран, Придон подкрался и тихонько натянул тетиву. Баран гордо и красиво стоял на уступе, абсолютно черный на фоне красного закатного неба, только рога искрились и блистали, как раскаленное железо. Стрела заставила прыгнуть, Придон любовался смертным прыжком в пустоту, когда тело пронеслось по широкой дуге, остановилось на миг в высшей точке взлета и горячей тушей рухнуло к его ногам.
Обратная дорога по широкой дуге, но он помнил направление и уверенно срезал угол по прямой. Скалы раздвинулись, он, прыгая с камня на камень, увидел площадку, залитую зеленой кровью, но еще раньше донеслось тяжелое сопение, громоподобное усталое рычанье, шум, он ощутил содрогание почвы.
На самом краю все еще ворочались красный и зеленый драконы. Тела их огромны, только сейчас устрашенный Придон оценил подлинные размеры, оба возвышались, даже лежа на брюхах, как сараи, а растопыренные гребни торчали, как обугленные стропила.
– Двое дерутся, – сказал Придон вслух, – третий пользуется…
Он натянул лук, зашел поудобнее, спустил тетиву. Стрела исчезла, послышался хлопок, из глаза красного дракона брызнуло слизью, там появилось белое оперение. Дракон глухо взревел.
Не уверенный, что наконечник достал мозг, Придон зашел с другой стороны, расщеп стрелы уже на тетиве, прицелился еще тщательнее и подошел ближе. Щелчок, стрела ударила с такой силой, что и оперение почти целиком скрылось с глазнице. Ослепленный дракон взревел и уронил голову.
– А теперь ты, – сказал Придон и наложил новую стрелу, глядя уже на зеленого дракона.
Тот хрипло дышал, кровь слабо вытекала из глубоких ран. Он посмотрел на человека мутным взглядом, но глаза не отвел, смотрел, как тот поднимает лук.
Придон вдруг ощутил себя так, будто превращается в мелкого и подленького куява. А что может быть хуже, чем быть хоть в чем-то похожим на куява?
Он убрал лук, безбоязненно подошел к самой морде зеленого. У того, похоже, не было силы даже зарычать. Только неотрывно смотрел на смерть в облике двуногого.
Придон сбросил с плеч тушу барана, ногой придвинул к окровавленным ноздрям дракона. Оттуда с вытекающей струйкой крови вырывался и горячий воздух, шерсть на баране затрепетала, как на живом.
– Уж пасть-то открыть сумеешь, – сказал Придон громко. – Ты хорошо дрался!.. Живи. Мы, артане, чтим храбрых.
Дракон проводил взглядом его быстро удаляющуюся фигуру, ноздри наконец-то уловили живительный запах.
На небе выступили крохотные звезды. В родной Степи огромные, часто мигают таинственно, есть звезды синие, есть желтые, есть красные, даже зеленые, а здесь, в горах, все настолько мелкие, одноцветные, ни одна не мигнет, что и на небо смотреть не хочется, настолько чужое и недоброе.
Из темноты вынырнула согнутая фигура. Придон подбежал к костру, на землю рухнули два тела, а Придон сел рядом с Констом. Аснерд удивился:
– Двух коз?.. А где же тот баран, за которым погнался?
– Ушел, – ответил Придон, он смотрел в сторону. – Да какая разница, зато вот молодые козы. Им не больше чем по году. Давай, разделывай, я уже проголодался!
– И я, – сказал Вяземайт, добавил со смешком: – А у Антланца был уверен, что наелся на всю оставшуюся жизнь!
– Брюхо старого добра не помнит, – согласился Аснерд. Он уже быстро и умело разделывал добычу, Конст раздувал огонь и подкладывал сухие хворостины. – Сколько ни напоминай, что месяц тому кормил на убой, оно и сейчас нагло требует жрать!
Придон поинтересовался:
– А почему нельзя было сразу от Антланца?.. На драконе? Не пришлось бы сейчас вот так… Этот, как его, Иггельд прилетел наверняка на драконе!
– Наверняка, – согласился Вяземайт, – только спрятал, мерзавец. Наверное, прилетел на том самом, которого выносил за пазухой и выкормил с рук. Посмотреть бы хоть одним глазом на такое чудище.
Коман помогал Аснерду разделывать коз, проворчал:
– Скоро посмотришь… Вам вон только до той горки, видишь?
– Не вижу, – ответил Вяземайт сварливо.
– Что за глаза у артан…
– Да что глаза, – отмахнулся Вяземайт. – Давай как-нибудь поплаваем наперегонки?
Придон спросил:
– Так почему нельзя на драконе?
Аснерд фыркнул, скривился, по лицу Вяземайта тоже было видно, что сейчас скажет какую-то гадость в адрес куявов, вмешался Конст:
– Придон, ни один дракон не может унести стадо, таскает по корове. И то после каждой отдыхает! Подолгу. Иггельд прилетел один, но если взобраться на его дракона всем нам, то его крылатая ящерица, возможно, вообще будет хлопать крыльями по земле!.. Нам нужно подъехать к этой Долине Дэвов как можно ближе. За нами пришлют дракона, что сможет поднять четверых и перелететь через их проклятый гребень. Если бы подобрали нас прямо отсюда, то у дракона просто не хватит сил…
Аснерд сказал нетерпеливо:
– Я ж говорил, слабые эти драконы! Только и годятся, что свои гнезда могут охранять. Да и то разве что от куявов.
От мяса на углях пошел будоражащий запах.
Ночь холодная и, несмотря на разгар лета, – зимняя, мерзли даже у костра, а коней оседлали сразу, едва небо посветлело. Когда встало солнце, копыта стучали уже далеко от места ночевки. Проехали совсем близко от площадки, где вчера дрались драконы. Красный за ночь застыл, но бока зеленого мерно вздымались, спит.
Аснерд покосился на Придона, тот выпятил нижнюю челюсть и надменно смотрел поверх конских ушей. Перед мордой зеленого дракона темнеют комья выплюнутой шерсти да еще обломки раздробленного крепкими зубами черепа с огромными завернутыми в кольцо рогами.
Коман и Болгор переглянулись. Коман хмыкнул, на лице Болгора появилась снисходительная улыбка. Придон выждал, но никто не удивился, не спросил, как это израненный дракон сумел добыть быстроногого барана, и он благополучно соскользнул в сладкий мир горячечных слов, из которых складываются дивные, будоражащие душу и сердце песни, воспламеняющие кровь и плоть.
Аснерд ехал рядом величавый и неподвижный, как гора. На левой руке как солнце блещет щит, прикрывая бок и плечо, из-за спины выглядывает исполинский топор, лучшее в мире боевое оружие. На длинное топорище насажено тяжелое лезвие с оттянутым краем и жутковатым крюком, что пробивает любой шлем и срывает его с головы вместе с верхней костью черепа.
Ветер иногда сдергивал с вершинок тончайшее белое покрывало. В полете рассеивалось на мириады крохотнейших снежинок, обнаженные плечи сперва обжигало холодом, но, когда солнце начало прогревать озябшие за ночь тела, снежинки уже просто приятно щекотали кожу.
После обеда встретили крохотную деревушку, прижавшуюся к отвесной стене над ужасающим обрывом. Их покормили и настойчиво советовали остаться на ночь. Ночи морозные, к тому же замечены стаи огромных волков, таких огромных раньше не видели. Аснерд заколебался, да и Вяземайт с Констом готовы были задержаться на ночевку, но Придон помнил, что Итания там в окружении женоподобных красавцев-куявов, накрашенных и надушенных, как портовые девки, а он пока что с каждым шагом отдаляется… вскричал сердито:
– Ну и что, если волки? Это всего лишь одичавшие собаки.
– Но большие, – напомнил Конст.
– Зато собаки! – сказал Придон сердито.
Едва покинули деревушку, небо затянуло тучами, кони брели по снегу, почти не видя ничего ни впереди, ни по бокам. Холодный ветер обжигал лицо, началась метель, колючий снег больно бил по векам. В ушах стоял непонятный гул, перемежаемый тоскливым воем. Придон уже не знал, вьюга это или волки, конь тащился изо всех сил, снег поднялся до брюха. Луговик, похоже, вовсе пал духом, едва переставляет ноги.
