Альвийский лес (СИ) - Пасценди Доминик Григорьевич (книги онлайн полностью .TXT) 📗
Дурак дука даже не подумал, что для копейного удара кавалерию надо готовить, и это не за неделю делается. Ему хотелось битвы красивой, благородной, рыцарственной — как в романах; ну кто же виноват, что в романах никогда не пишут правды?
На его месте Дорант вообще не стал бы думать о тяжелой коннице: освободил бы ее от доспехов, смешал с лёгкой, но зато поголовно вооружил бы огнестрелом. И устроил бы перед строем неприятеля караколь, когда на пехоту сыплется непрерывный дождь пуль и крупной картечи. Та пехота, которой располагал сейчас их отряд, кончилась бы за полчаса от силы, если бы не разбежалась раньше.
Собственно, свою кавалерию он планировал именно так и использовать — только вместо огнестрела, который нужен был весь в пехоте, она работала бы луками, чему гаррани обучались с детства. Пущенная на скаку стрела с тридцати шагов пробивала толстый кожаный колет, а с пятидесяти — местную броню из двадцати слоёв вываренного в соли и простёганного хлопка. Всем гаррани еще в те годы, что Дорант провёл в племени, было крепко вбито в головы, что в первую очередь следует выбивать командиров, так что насчет умелого командования вражеской пехотой уже через несколько минут обстрела можно было не беспокоиться.
— Чего он тянет? — Спросил нетерпеливый Харран.
— Ты посмотри на этих шутов внимательно: ничего не замечаешь?
Харран присмотрелся и с изумлением повернулся к Доранту:
— Они что, никак не могут построиться?
— Ну да. Как ты думаешь, когда в этой части Марки была последняя копейная атака тяжелой конницы на пехоту?
— Но… тогда зачем они… — недоумение Харрана было уморительно искренним. Младший друг действительно не мог поверить, что кто-то может действовать так очевидно нелепо.
Император, в силу большего опыта придворной жизни всё понявший, улыбался в предвкушении.
Дорант же не видел в предстоящем бое ничего радостного, поскольку, хотя они были обречены на победу, потери будут обязательно.
Людей он терять не любил никогда.
Тут ему в голову взбрела некая запоздалая мысль, и он кликнул обоих мальчишек. Получив приказание, они сломя голову помчались к подножию холма, где уже выстроилась пехота.
Дорант напрягся в нетерпении: успеют ли до конной атаки?
Противник, однако, всё продолжал строить тяжелых копейщиков, при этом, судя по тому, что было видно в подзорную трубу, между некоторыми из них возникло непонимание, переходящее в перебранку. Должно быть, считались, кому вместно быть на челе удара, а кому в задних рядах.
В результате мальчишки успели передать приказ, а обозные почти успели его исполнить и выставить поперек долины, позади пехоты, но перед пушками, два десятка телег из тех трех, которые приказал загнать туда Дорант.
Прямо перед ударом конницы, разрядив огнестрел, пехота должна была, по мысли Доранта, быстро за них отойти. За дымом латники не сразу увидели бы телеги, и был шанс, что они в них завязнут, потеряв напор.
Вороной жеребец Доранта шел медленно, аккуратно выбирая, куда поставить копыта, чтобы не наступить на человека. Земля на пятачке, где прошли основные схватки, была густо испятнана кровью; тела убитых еще не убрали, да и раненые были собраны не все. Те, кто был в сознании, громко стонали или просто вопили, от боли или чтобы быть замеченными и не остаться на поле без помощи. Лёгкие, что могли идти сами, давно убрались в обоз, к немногим телегам, на которых ехали лекари. Остальных, кто ещё жив, постепенно подбирали обозники и уцелевшие воины, оттаскивая туда же.
Дорант не мог выкинуть из головы крамольную — учитывая его обязательства и обязанности — мысль, что практически всем погибшим и пострадавшим было на самом деле совершенно всё равно, кто возглавляет Империю: спесивец ли из дома Аттоу, или же Его Императорское Величество Йоррин Сеамас, седьмой этого имени. Крестьянам и прочим податным как при том, так и при другом дОлжно было нести подати одним и тем же дворянам, или же арендаторам, выкупившим подать у дворянина. Размер подати мог измениться разве что на долю невеликую, поскольку зависел прежде всего от размера участка и его урожайности (ну, или от того, сколько рыбы или дичи водилось на нём) — повышать его больше значило остаться без податных, которым в Марке всегда было куда убежать. Боевым слугам лучше всего жилось тогда, когда не было войны, где их легко могли убить, а работа их сводилась к сбору и вывозу подати. Дворянам по большей части обмен жизни на возможность — всего лишь возможность — подняться по сословной лестнице тоже был не выгоден.
Жили бы и жили, да вот…
От этих мыслей выражение лица Доранта было кислым и недовольным. Помянутый же Йоррин Сеамас не замедлил появиться за правым плечом, а затем и выдвинуться вперёд, и заметить раздражённо:
— Чем вы недовольны, комес? Ведь мы победили, и славно победили!
Дорант не готов был произнести вслух, что было у него на уме. В опалу было еще рановато.
— Я думаю, насколько я плохой полководец, ваше императорское величество.
— Не понял? Битва прошла именно по вашему плану, и победа ведь не чья-нибудь, а ваша?
— Я сделал несколько ошибок, из-за которых мы потеряли много людей. Во-первых, я поздно дал команду выдвинуть вперед телеги и поставить их позади пехоты. Во-вторых, мои гонцы не успели толком объяснить, для чего эти телеги, и у нас погибло много пехотинцев, которые взялись их защищать вместо того, чтобы отойти за них. В-третьих, я недооценил вооружение и выучку вражеской лёгкой кавалерии, и если бы не Харран, мы, скорее всего, проиграли бы битву. Он сумел сообразить, что надо повернуть дворян наперерез голове лёгкой конницы и задержать её. Большинство дворян и их боевых слуг пали, сам Харран при смерти, но благодаря им мне удалось собрать пехоту и заново её построить, так что остаток кавалерии врага разбился о неё. Но из-за моих ошибок у нас осталось слишком мало людей и коней, и это очень опасно для нас.
Император задумался. Было видно, что соображения, высказанные Дорантом, стали для него сюрпризом. Больше всего на него подействовало то, что Дорант не оправдывался, а взваливал на себя ответственность: в привычном для него мире дворцовых интриг это было, мягко говоря, не распространено.
— И что нам теперь делать? — Спросил он.
— У нас несколько сотен пленных, — ответил Дорант, — надо постараться привлечь их на свою сторону. Я уже распорядился, чтобы им обиходили раны и дали еду и воду. И нам придется брать Сайтелер, хотя я не думаю, что там осталось много людей в гарнизоне: нам нужно место, где оставить раненых и где мы сможем пополнить запас пороха. В Моровере его было всего ничего, а сегодня мы потратили намного больше, чем я рассчитывал. У нас ещё Фианго на пути. Я не думаю, что нам придётся его штурмовать, но на всякий случай лучше иметь запас. Сегодня мы победили в основном благодаря огнестрелу: не будь его, нас бы задавили числом.
— Да, — задумчиво отметил Император, — я видел, как в одночасье погибла почти вся тяжелая конница, и как наша пехота остановила оставшуюся лёгкую, а потом просто расстреляла вражескую пехоту. Мне кажется, Дорант, — и опять он милостиво назвал комеса Агуиры по имени, — вы придумали новую тактику, которая сломает привычный образ войны.
Дорант поклонился, принимая комплимент — а что ещё оставалось ему делать? Он не считал себя военным гением, прекрасно понимая, что из него, может быть, вышел неплохой тактик — но как стратег он был слаб. Его потолок — компанида, а Император заставил его думать за армию, пусть армия и была пока даже меньше числом, чем последняя компанида, которую он возглавлял.
К темноте стало ясно, что двигаться дальше их войско утром не сможет. Зато посчитали потери: убитых оказалось сто тридцать шесть, раненых — триста шестьдесят с чем-то, причём в ближайшие дни умереть должна была треть из них, а еще треть уже никогда не встанет в строй. Из трех старых пушкарей погибли двое; хорошо ещё, пушки уцелели, хотя у одной расселся от первого же выстрела лафет.
