Сорок апрельских дней (СИ) - Савенков Сергей (книги бесплатно без .TXT) 📗
— Надеюсь, когда-нибудь я услышу, как ты играешь…
Эйприл прекратила играть и улыбнулась, продемонстрировав ямочки на щеках.
— Конечно…
Ей на плечо упал жёлтый дубовый листок.
Кир поднял глаза и нахмурился. Отдельные листья в кронах деревьев уже пожелтели.
— Кир, всё хорошо.
— Но, сейчас ведь апрель!
— Ну конечно…
— Знаешь, Эйприл… Когда приходит осенняя непогода, мать-паучиха плетёт кокон, откладывает в него яйца, а изнутри прогрызает дыру — небольшую, не для себя. А потом, она кормит детей своим телом — добровольно, не сопротивляясь… Она ещё долго остаётся живой… — он заглянул в глаза Эйприл. — Отец рассказал… Никогда не существовавший отец…
— Кир… У всех есть отец, непременно… И дышишь ты только благодаря ему…
На Станцию опускалась ночь, но спать не хотелось. Зачем, если можно было сидеть здесь, в чёрной траве, вдвоём?
Эйприл прекратила играть на неслышимой флейте, взглянула в усыпанный бриллиантами звёзд небосвод и замерла, растворяясь. Забывая о музыке, мальчишке, себе — обо всём во Вселенной.
В лунных лучах она выглядела платиновым изваянием. Звёздочками, но близкими и родными, поблёскивали глаза.
Кириллу казалось, что всё уже было: вечерние облака, Луна над головой, её отражение в воде и тающая в текущем с небес серебре беловолосая девушка.
— Так много тьмы, и так мало света…
— Тем он ценнее. Ведь я для того и играю… Чтоб звёзды зажечь, чтоб не было сплошной темноты…
Но Кир понимал, впереди — беспросветная ночь.
Ничьи дети
Уже не понять, где Облако, где Луна…
— Послушай, сын… Ведь, у тебя нет тут друзей? Придётся нам улететь. Подождать, пока уляжется шум.
Можно подумать, мои отношения хоть когда-то мешали ему сорваться на другую планету, бросив меня в яму со змеями под названием: «новый класс»!
— И Мэйби возьмём. Без неё, я не полечу!
— Кого? — удивляется он. — А, Мэйби… Конечно, возьмём. Она много места не занимает, верно? — почему-то, отец подмигивает и улыбается. Глаза только грустные.
— И куда мы летим?
— На Землю. Помню, тебе там понравилось.
— Куда?! Там ничего нет! Ни людей, ни школ — одна радиация!
— Что до радиации — поздно о ней волноваться. А школу ты, можно сказать, закончил — осталась пара недель. Договорюсь… Всё, детство прошло! Ты взрослый — такой же, как я.
Такой же, как ты? Ну уж нет!
— Сын, я этого ждал десять лет. Теперь, либо пан, либо пропал.
«Пан»? Наверное, это очень удачливый человек, один из любимцев Вселенной. К примеру — Президент Союза, мой одноклассник Бурундук или Фиест.
— Отец, что ты будешь там делать?
— Мне нужен Маяк, — он уточняет: — Одинокий Маяк.
Я догадываюсь, для чего. И молчу.
Звездолёт похож на громадное морское животное. На кита — во всяком случае, как я его себе представляю, выброшенного на раскалённый бетон. Чёрная кожа-обшивка, датчики-глаза и антенны-усы. Хвост улёгся на плиты, и по нему, военные в экзоскелетах-погрузчиках затаскивают контейнеры.
Из трюма появляется командир корабля — брюнетка лет тридцати в звании капитана. Вокруг неё, широко расставляя ноги, будто служит не на космическом корабле, а на морском, бегает совсем молодой лейтенант.
Картина комичная, но мне не до смеха.
Отец долго, будто навеки прощаясь, смотрит на далёкие небоскрёбы. Шумно вздохнув, говорит:
— Пошли.
Мы не успеваем сделать даже пары шагов, как раздаются глухие хлопки и треск. Из ниоткуда, на взлётной площадке возникают штурмовики.
Нуль-транспортировка, без создания червоточин! У Союза, такой технологии нет!
Словно во сне, я вижу, как один из них наводит на меня автомат — между стволом и пластинами брони, в которую закован солдат, проскакивают разряды статического электричества. Время замедляется, всё становится ясным и чётким. Мне даже кажется, что я вижу палец на спусковой скобе.
И медленно, будто в ускоренной съёмке, солдат разлетается на куски. Рука, всё ещё сжимающая автомат, голова и часть туловища, остатки ранца — всё летит в стороны. Кровавая пыль смешивается с дымом.
Время вновь ускоряется.
Штурмовики продолжают прибывать. Хлопки заглушает стрёкот автоматических пулемётов, установленных по периметру взлётного поля, и грохот разрывных пуль. Не успев сделать ни единого выстрела, люди превращаются в фарш.
Новое мясо всё прибывает.
Но зачем? Ошибка? Что же, повстанцы не предполагали, что космодром охраняется? Не знали про пулемёты с системой определения «свой-чужой»?
Абсурд! Конечно, знали! Но, есть такое слово — «война», и этим всё сказано.
Хлопки звучат всё чаще и чаще. Теперь, взлётная площадка больше похожа на скотобойню. В памяти всплывает ферма, электропилы, популюсята. По белым плитам неспешно текут алые ручьи.
Из пустоты проявляется танк. Я вижу, как в стороны расходится волна сжатого воздуха. Вспоминаю, что надо открыть рот — а через мгновение меня ударяет в грудь.
Звенит в голове, уши болят. Я непременно валялся бы на земле, закрыв голову руками, но отец — стоит. Значит, не лягу и я. Если не слушать животные чувства, становится ясно, что ничего нам не угрожает.
Вокруг танка вспыхивают переливчатые защитные поля, но пока они набирают мощность, броню прошивают снаряды электромагнитных пушек. Взрывается боекомплект, башня отлетает, оставляя в небесах дымные следы, вокруг нас шлёпаются осколки.
Да уж! Ничего не угрожает?
Но не лягу я всё равно.
Бой, которого не было, стихает…
Полыхает танк, бьются в конвульсиях искалеченные бойцы. Кто-то бьётся о бетон головой, кто-то, безногий, ползёт на руках к одному ему ведомой цели.
Хорошо, что я ничего не слышу.
Жаль, что вижу. Есть благостная человеческая способность — чуть что, шлёпаться в обморок. Но — нельзя, я не девчонка. Рядом отец, считающий меня взрослым, равным себе.
Может быть, я привыкну — ко всему привыкаешь. Может быть, буду спокойно давить на курок.
А может, буду метаться в кровати, видя во сне падающие друг на друга ошмётки.
Время покажет. Сейчас мне всё равно, я — как андроид, словно автомат…
Над городом поднимается дым. Рассыпается, охваченный пламенем, полицейский дирижабль.
Значит, десант выбросили во многих местах. Естественно, если у тебя появилось оружие, которого нет у врага, логично применить его массированно и внезапно.
Как бы там ни было — баланс нарушен. К чему это приведёт — неизвестно, может маятник просто качнётся и вернётся назад.
Я слышу, как отец дёргает меня за руку. Повернувшись, читаю по губам:
— Пошли.
И мы шагаем по крови к нашему кораблю…
— Ты чего?
— Я не хочу!
— Что случилось?
— Слушай, мы ведь друзья, а ты непрерывно ко мне пристаёшь!
Друзья? Только Мэйби очутилась на корабле, как её подменили. Целыми днями сидит на кровати, словно робот, утративший управляющий радиосигнал и перешедший в режим энергосбережения.
— Не приставал бы, если бы ты…
— Нет!!!
Смотрит она совсем не по-дружески. Но всё-таки, я беру её за руку.
— Ты чего?
— Пойдём, погуляем.
— Нет! Не хочу! Только пустышки нуждаются в развлечениях. Чем ты скучнее — тем отчаяннее ищешь способ избавиться от тоски.
Вторые сутки полёта девчонка не желает выходить из каюты.
— По-твоему, самые интересные и весёлые люди — дни напролёт в стенку втыкают, не шевелясь?
— Именно так!
До столь высоких идей, я пока не дорос…
— Ну и сиди тут, обнимай коленки. А я — пошёл!
— Ага, — она утыкается носом в планшет.
Пожав плечами, выхожу в залитый холодным светом коридор. Поблёскивает потолок, и слегка шумит вентиляция. Мрачновато, но было бы странно обнаружить на военном транспорте домашний уют…
Что дальше? Я хотел повеселится с Мэйби, а не бродить в одиночку по стальным коридорам. Но вернуться в каюту сейчас, было бы глупо, и я шагаю мимо дверей соседних кают.
