Инженер магии - Модезитт Лиланд Экстон (бесплатная библиотека электронных книг TXT) 📗
Юноша роет очередную яму, закладывает туда очередной заряд и снова прячется за корабль.
После второго взрыва яма за кормой начинает заполняться водой. Ее, однако, необходимо расширить, и Доррин пускает в ход заряды с длинными, спрятанными в навощенные трубки запальными шнурами.
Еще четыре взрыва, и «Хартагей» оказывается на плаву – он покачивается в озерце холодной воды.
Однако работа еще далека от завершения. На всякий случай привязав к поясу надутый пузырь, юноша забирается в утлую лодчонку, едва выдерживающую вес человека и небольшого якоря. Он гребет в море, следя за тем, как разматывается якорный канат. Когда в бухте остается не больше дюжины локтей, Доррин подбирается к корме и сбрасывает якорь в воду. Облегченная лодка подскакивает так резко, что он падает, ударяясь спиной о скамью.
– Тьма!
Юноша налегает на весла, опасаясь, что даже кожаные рукавицы не уберегут ладони от мозолей.
Привязав лодку к судну, он взбирается на корму и берется за рукоять лебедки. Шхуна скрипит, качается и продвигается к морю примерно на локоть, однако затем опять застревает. А вот рукоять поворачивается без напряжения – якорь сорвался с дна. Доррину не остается ничего другого, как подтянуть якорь к борту, снова спуститься в лодку и повторить все сначала. Хорошо еще, что море сегодня спокойное.
Вернувшись, он отпивает из фляги воды и снова берется за лебедку. Осторожно, не более чем по четверти оборота за раз, он начинает подтягивать шхуну к открытой воде. На сей раз якорь зацепился прочно, и корабль, содрогаясь, ползет по прорытому каналу к открытой воде.
К полудню судно уже стоит на якоре за пределами отмели, и под его килем не менее трех футов воды.
Вздохнув с облегчением, юноша одну за другой запускает две взлетающие на сотню локтей зеленые сигнальные ракеты.
Подав условленный знак, он допивает воду, съедает ломтик сыра и полкраюхи хлеба и обшаривает взглядом горизонт в поисках Лидрал и «Потешного Зайца». Но над горизонтом вьются лишь чайки – никаких парусов не видно. Наконец на севере появляется сутианский корабль, вдвое превосходящий шхуну размером.
Доррин машет зеленым флагом и, когда на судне поднимают такой же, запускает в его сторону ракету, к которой прикреплен линь. Она падает в воду перед самым носом корабля.
Свесившийся с борта матрос цепляет линь багром. Доррин плавно стравливает сначала линь, а потом и привязанный к нему буксирный канат. Как только канат натягивается, он обрубает трос якоря.
«Хартагей» раскачивается, натянутый как струна канат гудит, и юноша начинает опасаться, как бы он не лопнул. Однако пока шхуна следует за «Потешным Зайцем». От Доррина требуется одно – пока они не приблизятся к молу, держать штурвал крепко и не давать рулю вихлять.
У мола «Заяц» останавливается и спускает шлюпку с четырьмя моряками. Двигаясь вдоль каната, они подплывают к шхуне, привязывают лодку и поднимаются на палубу.
– Смышленый ты малый, мастер Доррин, – говорит шкипер «Зайца», проверив рулевые тяги и поставив к штурвалу одного из своих людей. – Мало кто верил, что это корыто снова поплывет.
– Я едва сдернул шхуну с места, – смущаясь, говорит Доррин, – да и то лишь потому, что у нее малая осадка.
– Не прибедняйся. Ты не моряк, а корабль вызволил. Теперь надо затянуть его в гавань, но это дело нетрудное. Настоящие трудности, – мореход смеется, – начнутся у тебя, когда ты приведешь лохань в порядок. Скажу тебе честно – быть судовладельцем еще та морока!
CXXXII
Копыта Меривен постукивают по покрывшей мостовую ледяной корке. Все окна «Рыжего Льва», кроме ближайшего к главному входу, закрыты ставнями, однако над трубой поднимается тоненькая струйка дыма.
Ставни трактира дребезжат под напором ветра с Северного Океана. Свернув на почти пустую улицу, что ведет к конторе Тирела, Доррин касается своего черного посоха – по нынешним временам с ним лучше не расставаться нигде.
Проехав мимо стучащегося молотком в дверь малого в пастушьей куртке и двоих работников, выкатывающих бочку из мастерской бочара, он приближается к гавани.
Все причалы пусты, окна складов плотно закрыты ставнями. Возле западного мола на колодах покоится «Хартагей».
Привязав Меривен под навесом верфи – сейчас стапеля пусты – юноша берет кожаную папку и направляется в здание, рядом с которым находится шхуна.
– Только ты мог притащиться в такую погоду, – ворчит управляющий по имени Тирел.
Расстегнув куртку, Доррин достает из папки чертежи и раскладывает их на столе, придавив утлы кусочками кирпича.
– Мне нужно, чтобы платформа была обрасоплена вот так, – говорит он Тирелу, указывая на верхний рисунок. – Лестницы...
Тирел, не обращая внимания на копоть и запах не совсем чистого масла, поправляет лампу так, чтобы на стол падало больше света, и всматривается в чертежи.
– Ну и крепкую же платформу ты хочешь! На кой тебе такая?
– Мне нужна очень крепкая, чтобы выдержала сто стоунов железа.
– Тогда тебе потребуется какой-то противовес, а то и перевернуться недолго. И потом – ежели мы установим эту штуковину, как ты собираешься попадать в трюм?
Тирел подходит к очагу и бросает туда маленькое поленце.
– Ну и зима, того и гляди задница отмерзнет! Не иначе как поганые чародеи наворожили.
– А ты что предлагаешь? – спрашивает Доррин, глядя на чертежи.
Протолкнув кочергой поленце поглубже, Тирел возвращается к столу, закусывает нижнюю губу выступающими передними зубами и бормочет:
– Ежели, например, передвинуть вот эту часть на пару локтей...
Доррин хмурится, понимая, что в таком случае наклон оси окажется еще больше, тогда как он всячески стремился свести его чуть ли не на нет. Правда, с другой стороны ось тогда будет короче, а значит и легче.
– Ладно, но коли так, то и брасопить придется по-другому, – говорит он.
– Это-то мы сделаем, – ворчит Тирел. – Чем еще заниматься-то? Но учти, когда спустишь посудину на воду, тебе потребуется охрана.
– Догадываюсь.
– И вот еще. Эта штука выходит наружу ниже ватерлинии. Чтобы в корпус не попадала вода...
Лампа мигает, выбрасывает струйку черного дыма, но спустя мгновение снова начинает светить ровно. Снаружи, загоняя под навес легкий снежок, свистит ветер.
CXXXIII
Насыпав в ступку ивовой коры и звездочника, Доррин берется за пестик, чтобы измельчить смесь в тонкий порошок.
– Знаешь, тебе было вовсе не обязательно сюда приходить, – говорит Рилла, добавив к толченому бринну капельку сиропа.
– Наверное, нет, – рассеянно отзывается юноша, глядя в маленькое, так и оставшееся не закрытым ставнями окошко с южной стороны дома. Снаружи метет пурга.
– Мерга говорит, ты все стараешься наладить машину для своего корабля.
– Машина почти готова, осталось довести до ума паровой котел да доставить все детали на верфь, – откликается Доррин, продолжая орудовать пестиком. Ивовая кора поддается плохо: вместо порошка у него получается что-то вроде мелкой стружки.
– Котлы, машины – по мне это та же магия, – бормочет Рилла, перекладывая ложкой микстуру в чашечку, наливая туда горячего сидра и размешивая снадобье. – А как дела у Лидрал?
– Ей становится лучше, но... – юноша пожимает плечами. – Иногда хочется не только любить, ждать и терпеть.
– А что, свою машину ты смастерил за пару восьмидневок? – спрашивает целительница не то сварливо, не то лукаво. – Или нашел какой-то способ получать все, что нужно, мгновенно?
– Нет, конечно, – вздыхает Доррин. – Да только от этого не легче.
Он пересыпает смесь в кисет и идет в переднюю, где возле сидящего на стуле бледного паренька стоит грузная, закутанная в линялую вязаную шаль женщина.
Паренька лихорадит. Подкрепив его прикосновением гармонии, Доррин вручает снадобье матери.
– На завтрак и ужин добавляй по две щепотки порошка в чашку с чем-нибудь горячим. Это поможет сбить жар.
