Проклятие лорда Фаула - Дональдсон Стивен Ридер (читать книги полностью без сокращений .txt) 📗
Прежде чем новость медленно распространилась по всему Лесу и каждое дерево узнало, какая опасность ему грозит, сотни лиг жизни были истреблены. По нашим понятиям, на это потребовалось больше тысячелетия. Но деревьям это, должно быть, казалось быстрым уничтожением. К концу этого времени во всей Стране осталось всего лишь четыре места, где все еще влачила свое жалкое существование душа Леса — выжившая и содрогавшаяся в своей благородной боли. И она решила защищать себя. Потом Лес Великанов, Зломрачный Лес, Мшистый Лес и Дремучий Удушитель жили много веков, и их постоянная готовность выражалась в заботе Защитников Леса. Они помнили свою боль, и никто — ни люди, ни вайлы, ни пещерники — из тех, кто отваживался туда зайти, не возвращался.
Теперь те времена уже позади. Мы не знаем, существуют ли сейчас Защитники Леса, хотя лишь глупец может отрицать, что Сиройл Вейлвуд все еще обитает в Дремучем Удушителе. Но память о древних обидах, позволявшая деревьям давать отпор всем чужакам, теперь увядает. Лорды взяли леса под свою защиту с той поры, когда Берек Полурукий впервые стал обладать Посохом Закона, — мы не допускали, чтобы численность деревьев сокращалась. И все-таки, их дух падает. Разбитое на части, совместное сознание лесов умирает. И великолепие мира в связи с этим тускнеет. Протхолл на минуту печально умолк, прежде чем закончить:
— Из уважения к оставшемуся духу и из почтения перед земной силой, мы попросим позволения войти в лес одновременно такому большому количеству людей и животных. А всякий намек на угрозу мы ликвидируем из простой осторожности. Дух леса еще жив. А сила Мшистого Леса может сокрушить тысячу раз по тысяче человек, если случайно пробудить в деревьях память о боли.
— Может там быть какая-нибудь опасность? — спросил Кеан. — Быть ли нам наготове?
— Нет. В прежние времена слуги Лорда Фаула причинили лесам огромный вред. Может быть, Зломрачный Лес и утратил силу, но Мшистый Лес ее помнит. К тому же, сегодня будет затмение луны. Даже Друл Камневый Червь не настолько безумен, чтобы посылать свои силы в Мшистый Лес в такое время. И Презирающий никогда не был таким глупцом.
Воины молча спешились. Часть воинов Дозора принялась кормить лошадей, а остальные наскоро приготовили еду. Вскоре весь отряд, кроме Кавинанта, ужинал. После этого Стражи Крови разошлись по своим постам, а остальные члены отряда легли спать, чтобы отдохнуть перед долгим переходом через лес.
Когда они поднялись и были готовы двинуться в путь, Протхолл широкими шагами взобрался на гребень холма. Здесь ветер дул сильнее. Он развевал его голубую мантию, подвязанную черным поясом, и уносил вдаль его крик:
— Эй, Мшистый Лес! Лес Всеединого Леса, враг наших врагов!
Мшистый Лес!
Бескрайние просторы леса поглотили этот крик, и ему не ответило даже эхо.
— Мы Лорды, враги твоих врагов и последователи учения лиллианрилл. Мы должны пройти через лес!
Слушай, Мшистый Лес! Мы ненавидим топор и пламя, приносящие тебе боль! Твои враги — это наши враги. Мы никогда не приносили с собой топор и пламя, чтобы ранить тебя, и никогда не сделаем этого. Мшистый Лес, слушай! Дай нам пройти!
Его крик исчез в глубине леса. Наконец он опустил руки, повернулся и сошел вниз. Вскочив на коня, он еще раз пристально оглядел всех всадников. По его сигналу они поехали вниз, к границе Мшистого Леса.
Казалось, будто они упали в лес подобно камню. Только что они ехали по склону холма — и вот уже углубились в темную пучину, и солнечный свет угас подобно закрывшейся безвозвратно двери. Во главе отряда двигался Биринайр, положив на шею коня перед собой посох хайербренда. Следом за ним ехал Тьювор на жеребце-ранихине по имени Марни. Ранихинам нечего было опасаться старого гнева Мшистого Леса, и Марни мог бы повести за собой Биринайра, если бы старый хайербренд сбился с дороги. За ними следовали Протхолл и Морэм с Ллаурой, сидевшей у него за спиной, а за ними — Кавинант и Морестранственник. Великан все еще нес спящего мальчика. Затем, замыкая процессию, ехали Кеан со своим Дозором вперемешку со Стражами Крови.
Пробираться через лес было несложно. Деревья с черными как смоль и красновато-коричневыми стволами были хаотично разбросаны во всех направлениях, оставляя между собой пространство для травы, кустарника и животных, и всадники находили путь без труда. Но деревья были невысокими. Их приземистые стволы поднимались на пятнадцать или двадцать футов над землей и там раскидывали узловатые, клонящиеся вниз ветви, отягощенные листвой, так что отряд был полностью погружен во тьму Мшистого Леса. Ветви переплетались так, что каждое дерево, казалось, стоит, тяжело опустив руки на плечи сородичей. А с ветвей свисали огромные полосы мха — темного, густого, влажного — подобно медленно струящейся крови, замерзшей на лету. Мох качался перед всадниками, словно пытаясь повернуть их назад или сбить с дороги. И ни одного звука не раздавалось от земли, тоже покрытой густым глубоким мхом. Всадники ехали так беззвучно, словно по лесу передвигался мираж.
Инстинктивно уклоняясь от прикосновений темного мха, Кавинант всматривался во все сгущающуюся темноту леса. Насколько было видно, его окружало гротескное безумие мха, ветвей и стволов. Но за пределом явных ощущений он мог видеть больше — видеть и обонять, и в тишине леса слышать щемящее сердце лесов. Здесь деревья размышляли над своими мрачными воспоминаниями — широкий, пускающий ростки побег самосознания, когда дух леса величественно царил на сотнях лиг над богатой землей, и тяжелый груз боли, ужаса и неверия, распространяющийся подобно волнам по глади океана, пока даже отдаленные листья в Стране не вздрогнули, когда началось уничтожение деревьев, когда корни, ветви и все остальное вырубалось и калечилось топором и пламенем. И выкорчеванные пни, и суета и мука животных, тоже убитых или лишенных дома, здоровья и надежды, и чистая песня лесничего, чей напев открывал тайное, злобное удовольствие уничтожения, ответного насилия над крошечными людьми, и вкус их крови и внутренностей, и вялая слабость, которой начиналась и кончалась яростная радость, и деревьям не оставалось ничего, кроме закоснелой памяти и отчаяния, когда они видели, как ярость превращается в дремоту.
Кавинант чувствовал, что деревья ничего не знают о Лордах или о дружбе — Лорды были слишком редким явлением в Стране, чтобы о них помнили.
Нет, это была слабость, упадок чувств, печаль, беспомощный сон. То тут, то там можно было услышать деревья, которые все еще не спали и жаждали крови. Но их было слишком мало. Мшистый Лес мог только размышлять, лишенный сил своей стародавней потерей.
Рука из мха ударила Кавинанта, оставив на лице мокрое пятно. Он поспешно вытер влагу рукой, словно это была кислота.
Потом солнце село, и даже этот сумрачный свет угас. Кавинант наклонился вперед, насторожившись и опасаясь, что ведущий их Биринайр собьется с пути или натолкнется на занавес из мха и будет задушен. Но по мере того как тьма просачивалась, словно стекала с окружающих ветвей, с лесом начала происходить перемена. Постепенно на стволах стало появляться серебристое мерцание — появляться и усиливаться по мере того как ночь наполняла лес, пока каждое дерево не засияло, словно потерявшаяся во мраке душа. Серебристый свет был достаточно ярок, чтобы освещать всадникам путь. Сквозь подвижные облака этого свечения полотнища мха свисали словно тени бездны — черные дыры, ведущие в пустоту. Они придавали лесу запятнанный, прокаженный вид. Но отряд теснее сомкнул ряды и продолжал двигаться через ночь, освещенную только отблеском деревьев и красным светом кольца Кавинанта.
Он чувствовал, что может услышать испуганное бормотание деревьев, раздающееся при виде его обручального кольца. Это пульсирующее красное сияние ужасало и его самого.
Пальцы мха скользили по его лицу влажными проверяющими прикосновениями. Он сцепил руки под сердцем, пытаясь сжаться, уменьшиться в размерах и проехать незамеченным, словно бы он затаил под одеждой топор и страшился, как бы деревья этого не обнаружили.
