Проклятие лорда Фаула - Дональдсон Стивен Ридер (читать книги полностью без сокращений .txt) 📗

Ему необходимо двигаться — это он знал. Но данная задача выдвигала ту же самую непроницаемую проблему. Принимать участие во всех этих событиях — значит продолжать сходить с ума. Ему необходимо принять решение — раз и навсегда — и придерживаться его. Он не может принять Страну — и не может отрицать ее. Ему нужен ответ. Без него он тоже окажется в западне, как Ллаура. В стремлении избежать потери он может потерять себя, к радости Фаула.

Взглянув на Кавинанта, Морэм увидел отвращение и испуг на его лице и мягко спросил:

— Что тебя тревожит, друг мой?

Мгновение Кавинант смотрел на Морэма. Казалось, за одну ночь Лорд постарел на много лет. Дым и грязь битвы оставили отпечаток на его лице, выделив морщины на лбу и вокруг глаз, словно внезапное обострение усталости. Глаза его потускнели, но губы сохранили доброту, а движения оставались по-прежнему выверенными, несмотря на то, что одежда была изрядно истрепана и покрыта кровью.

Кавинант инстинктивно уклонился от того тона, которым Морэм произнес «друг мой». Он не мог позволить себе быть чьим-то другом. И он уклонился также от внутреннего побуждения спросить, какая причина сделала посох Тамаранты столь могущественным в его руке. Он боялся ответа на этот вопрос. Чтобы скрыть испуг, он быстро повернулся и пошел искать великана. Тот сидел спиной к жалким останкам, которые прежде были наствольем Парящее. Кровь и копоть чернели на его лице. Кожа была цвета древесной коры. Но самым заметным в его облике была рана на лбу. Разорванная плоть свисала над бровями, словно листва боли, и капли свежей крови сочились из раны, словно раскаленные мысли, проникающие сквозь трещину в черепе. Правой рукой он обнимал бурдюк с «глотком алмазов», а его глаза неотрывно следили за Ллаурой, занимавшейся с маленьким Пьеттеном. Кавинант подошел к великану, но прежде чем он успел заговорить, Морестранственник сказал:

— Можешь что-либо сказать о них? Может быть, тебе известно, что с ними сделали?

Этот вопрос отозвался в мозгу Кавинанта черным эхом.

— Я знаю только о ней.

— А Пьеттен?

Кавинант пожал плечами.

— Подумай, Неверящий! — Его голос был полон клокочущего тумана. — Я окончательно потерян. Ты можешь понять это?

Кавинант с усилием ответил:

— Со мной то же самое. Теперь это же было сделано со всеми нами.

Как раньше было сделано с Ллаурой.

Спустя минуту он саркастически добавил:

— А также с пещерниками.

Глаза Морестранственника стали испуганными, а Кавинант продолжал:

— Всем нам суждено разрушать то самое, что мы собираемся сохранить. И в этом суть метода Фаула. Пьеттен — это подарок нам, образец того, что мы сделаем со Страной, если попытаемся спасти ее. И Фаул очень уверен в себе. А пророчества, подобные этому, оправдываются.

Услышав это, великан уставился на Кавинанта, словно Неверящий только что наложил на него проклятие. Кавинант попытался не отвести взгляда от глаз великана, но потом посмотрел на истерзанную траву. Она выгорела странными пятнами. Местами трава почти не была повреждена, а местами она выгорела — видимо, огонь Лордов наносил ей меньше вреда, чем разрушительная сила юр-вайлов. Минуту спустя великан сказал:

— Ты забываешь, что между пророком и предсказателем есть разница. Пророчество не есть предсказание будущего.

Кавинант не хотел думать об этом. Чтобы сменить тему разговора, он сказал:

— Почему бы тебе не воспользоваться целебной грязью, чтобы залечить рану на лбу?

На этот раз великан отвел взгляд, глухо ответив:

— Ее не осталось.

Он беспомощно развел руки.

— Одни умирали. Другим грязь была нужна, чтобы сохранить руку или ногу. И… — его голос на мгновение прервался, — я думал, что крошке Пьеттену она тоже сможет помочь. Он всего лишь ребенок, — настойчиво сказал он, взглянув на Кавинанта с внезапной мольбой, которую тот не мог понять. — Но один из пещерников умирал очень медленно и в таких мучениях…

Новая струйка крови сбежала у него со лба.

— Камень и море! — простонал он. — Я не мог перенести этого. Хатфрол Биринайр отложил для меня горстку грязи, несмотря на то, что ее не хватало. Но я отдал ее пещернику, потому что он очень мучился.

Он сделал большой глоток из бурдюка, смахнув ладонью кровь со лба.

Кавинант пристально посмотрел на поврежденное лицо великана.

Поскольку ему в голову не приходили слова утешения, он спросил:

— А как твои руки?

— Мои руки? — На мгновение Морестранственник, казалось, растерялся, но потом вспомнил. — Ах, каамора. Друг мой, я — великан, — объяснил он. — Обычный огонь не может принести мне вреда. Но боль — боль учит многому.

Его губы изогнулись в гримасе отвращения к самому себе.

— Говорят, великаны сделаны из гранита, — пробормотал он. — Не беспокойся обо мне.

Под влиянием импульса Кавинант ответил:

— В том мире, из которого я пришел, есть такие места, где маленькие слабые леди целыми днями стучат по гранитным глыбам железными молоточками. Это занимает много времени, но постепенно глыба превращается в мелкие осколки.

Великан немного подумал, прежде чем спросить:

— Это пророчество, Юр-Лорд Кавинант?

— Не спрашивай. Я бы не понял, что это пророчество, если бы оно не сбылось со мной лично.

— Я тоже, — сказал Морестранственник. Смутная улыбка тронула его губы.

Вскоре Лорд Морэм позвал отряд на завтрак, приготовленный им и Протхоллом. Со стонами воины поднялись и подошли к огню. Великан тоже встал. Он и Кавинант пошли следом за Ллаурой, чтобы подкрепиться.

Вид и запах пищи внезапно заставил Кавинанта ощутить необходимость решения с новой силой. От голода он чувствовал себя совершенно пустым, но протянув руку, чтобы взять немного хлеба, увидел, что рука его в крови и пепле. Он убивал… Хлеб выпал из его руки.

— Все это неправильно, — пробормотал он.

Еда была одной из форм подчинения физической реальности Страны.

Ему необходимо было подумать. Пустота внутри выдвигала требования, но Кавинант отказывался их выполнять. Сделав глоток вина, чтобы прочистить горло, он отвернулся от огня с жестом отчаяния. Лорды и великан озадаченно посмотрели на него, но ничего не сказали.

Кавинант чувствовал необходимость подвергнуть себя испытанию, чтобы отыскать ответ, который восстановил бы его способность к выживанию. С гримасой упрямства он решил оставаться голодным до тех пор, пока он не найдет то, что ему нужно. Может быть, в голодном состоянии его ум прояснится настолько, что будет в состоянии решить фундаментальные противоречия его дилеммы.

Все брошенное оружие было убрано с поляны и собрано в кучу.

Кавинант подошел к ней и вытащил оттуда каменный нож Этиаран. Потом, движимый каким-то непонятным импульсом, он подошел к лошадям, чтобы посмотреть, не ранена ли Дьюра. Обнаружив, что она не пострадала, он почувствовал некоторое облегчение. Ни при каких обстоятельствах он не хотел бы садиться на ранихина.

Вскоре воины закончили завтрак и устало двинулись к лошадям, чтобы ехать дальше.

Садясь на Дьюру, Кавинант услышал, как Стражи Крови резким свистом подозвали ранихинов. Этот свист, казалось, повис в воздухе. Потом со всех сторон на поляну галопом примчались огромные лошади — гривы и хвосты развевались, словно охваченные огнем, копыта ударяли по земле в длинных могучих ритмичных прыжках — девять скакунов со звездами на лбу, стремительных и буйных, как жизненный пульс Страны. В их бодром ржании Кавинанту слышалось возбуждение от предстоящего возвращения домой, на Равнины Ра.

Но члены отряда, покидая настволье Парящее этим утром, не отличались ни бодростью, ни радостным возбуждением. Дозор Кеана уменьшился на шесть воинов, а оставшиеся в живых были ослаблены.

Казалось, на их лицах лежала тень, когда они скакали на север, к реке Мифиль. Лошадей, оставшихся без всадников, взяли с собой, чтобы сменять уставших скакунов. Среди отряда трусцой бежал Морестранственник, и казалось, что он несет груз всех мертвых. На сгибе руки он держал Пьеттена, который уснул сразу же, как только солнце исчезло с восточного горизонта. Ллаура ехала позади Лорда Морэма, держась за его одежду. Рядом с ним она казалась сломленной и хрупкой, но у обоих было одинаковое выражение невысказанной боли. Впереди них ехал Протхолл, и плечи его выражали такую же молчаливую властность, как та, которой Этиаран заставляла Кавинанта двигаться от подкаменья Мифиль к реке Соулсиз.