Мир Чаши. Дочь алхимика - Крамер Филипп (книги без регистрации полные версии .txt) 📗
После того как потеха закончилась, Жозефина отыскала оставшиеся от Фердинанда накопители и собрала Всадников и их Зверей.
— Вы чувствуете моего Зверя, старшего из вас?
Всадники разом кивнули, передавая ответ Зверей. Каталин медленно повторила слова своей Луны — вернее, преломила в человеческие слова пришедшее от мантикоры ощущение:
— Он далеко, он здесь и не здесь. Ему тяжело, он скучает и он сражается. Он собирается вернуться.
— Так давайте поможем ему.
Жозефина своей рукой начертила на очищенной от снега земле двора полиграмму ритуала: круг, внутри еще круг, пять линий, сходящихся к центру, а в нем — пятиугольник. На внешнем круге расположились пять накопителей, Всадники со Зверями встали на внутренний — каждая пара на своей линии, Жозефина в центре. Она напрягла, напружинила свой Узор, разворачивая его, прикасаясь к каждому участвующему в ритуале, беспощадно вовлекая все, что их связывало, — и долгая дорога, и пролитая кровь, и случившееся чудо, и пережитое горе, и беззаветная любовь и верность свивались прочнее корабельных канатов и якорных цепей, и сейчас Жозефина взывала к ним, овеществляла, заставляя всех ощутить дремлющее внутри единение — чтобы опереться на него и так послать объединенное усилие шестерых Всадников к шестому Зверю. Каждый, кто подошел бы к полиграмме, мог бы ощутить мощное напряжение Потоков, раскручивающийся вихрь Силы — но никого не было: Жозефина загодя позаботилась об этом, попросив всех без исключения быть в доме.
Серебряный с золотом клубок, плещущий протуберанцами, уплотнился в кольцо. Оно вращалось все быстрее, и вдруг воздух разорвала вспышка молнии — сияющая дуга зародилась над полиграммой, ударила в Жозефину — на миг на ее теле вновь сверкнул блестящий металл брони, — отразилась от забытого у сарая заступа, шипя, пропрыгала по всему железному, что было в полиграмме и рядом с ней, и с треском ушла в небо, на краткий миг вычертив неведомый путь за горизонт. Ощущение присутствия Зверя вспыхнуло и погасло быстрее самой молнии.
Всадники и Звери, поняв, что все руки-ноги на месте, бросились тушить загоревшийся сарай. Жозефина отстраненно наблюдала за ними, баюкая внутри память о мгновенном прикосновении Виктора.
Последние угольки едва успели погаснуть, когда с неба не хуже той молнии спикировал серебряный грифон.
— Ты решила разрушить мой дом и заодно поджечь Кор Фъер?! — спрыгнувший с Ларта дядя пребывал в состоянии, которое можно было бы назвать яростью, не имей оно столь отчетливый привкус растерянности. Жозефина впервые видела его в таком накале чувств, и ей стало стыдно — признаться честно, о поместье она не слишком подумала. Но еще сильнее было удивление.
— Кор Фъер?! — Волшебная молния, без сомнения, была зримым воплощением ее связи со Зверем, а значит, протянулась от места ритуала до места его заточения. Столица ничуть не удивила бы ее, равно как и глухие места с заброшенными замками, но сердце Севера, город, который она защищала, где жили люди достойные… как мог он стерпеть столь дикое для этих мест явление, как украденный Зверь?
— Да, Кор Фъер, — подтвердил, остывая, дядя. — Я возвращался обратно, и Ларт еле успел увернуться от молнии. Она повторяла воздушный путь отсюда до Кор Фъера.
— Извини, дядя… — выдавила Жозефина, и тот, вздохнув, отечески обнял ее, провел широкой ладонью по стянутым в косу кудрям. В конце концов, поместье цело, Ларт тоже, а значит, и Кор Фъер вряд ли пострадал. Племянница, опять же, жива, беспокоиться действительно не о чем.
— Что тебе ответил герцог?
— Ответил, что на столицу он не пойдет.
Плохо. Очень плохо.
И на Предводителя Севера очень непохоже. Не зря ведь верховный правитель здесь все еще зовется Предводителем — то есть именем того, кто ведет не только народ, но и воинов.
Но думать об этом пришлось позже: Гар, остыв от сиюминутных чувств, делился большой радостью:
— Жози, я полжизни ждал этого момента — приземлиться на Маяке! Народ шумел и радовался так, что я думал, что меня немедля изберут новым Предводителем!
От него во все стороны расходились тепло и ликование, заражая людей, и даже Жозефина, на краю сознания которой неотвязно билось и билось: «Не уберегла…» — улыбнулась:
— Если бы ты несколько больше участвовал в политике, так бы оно и было, не сомневаюсь!
Гар во все горло расхохотался семейной шутке.
— А ты как думаешь, надо ли идти на столицу? — поинтересовалась девушка, рукавицей стряхивая снег с дядиной шубы.
— После того что они сделали — может, они того и заслуживают, — проворчал дядя, выпутываясь из тяжелого одеяния. Выщипанный волчий мех внутри и не индевеющий мех росомахи снаружи — такие шубы Всадники носили издавна, потому что только подобная одежда могла защитить от свистящего ледяного ветра высоты. Лучше хранили живые тела только брони Небесных Всадников, но их еще лишь предстояло отковать.
— Такого никто не заслуживает, — жестко ответила Жозефина. Она знала, что дядя не привык бросать людей в беде, а перед лицом армии Подземья любые войны между людьми — тем паче что Кор Фъер отбился — были детскими играми. Свои собаки грызутся — чужая не встревай.
Гар долгим взглядом посмотрел на племянницу, и в этом взгляде было уважение.
— Может, все же стоило остановить ту игрушку тварей?
— Я не знаю, что случилось бы тогда.
— Да уж, — крякнул мужчина. — Кто знает, те в столице.
— Или на Четвертом Корне, — добавила Жозефина. — Вами я рисковать не готова.
Беседуя, родичи прошли в дом. На пороге Жозефина задержалась и вскинула ладонь, ощутив возникшую связь с Аделиной.
— Госпожа Жозефина, я нашла способ. Поговорите со Щукой, — и тут же протянулась вторая нить. Зрение раздвоилось: девушка видела сразу два лица, но стоило ей сосредоточиться на одном, как второе уплывало, словно пряталось за первое. Она присмотрелась к болотнику. Черноволосый князь выглядел бодрым, а на его лице и одежде были следы копоти.
— От лица Болотного княжества заявляю, что наших воинов под столицей нет, — доложил он. — То есть живых их там нет, а что с ними сделали подземники, так сам не знаю. Болотное княжество готово дать вам тысячу воинов во исполнение вассальной клятвы. Это немного, но зато это настоящие бойцы, хоть и пропахшие рыбой и тиной. — В голосе его была спокойная гордость человека, честно исполняющего свой долг. — Наши ребята очень злы.
Эти слова встревожили Жозефину.
— Случилось что-то еще?
— Подземники, Ирокар их побери, частью скупили, частью украли наши суда.
— А что с Карасем?
— Сгинул, уже года три как, там бабы одни остались.
— Благодарю вас. И скажите мне еще…
Она коротко рассказала о трех болотниках, не имевших внутреннего источника Жизненной Силы, и воспроизвела воспринятую на слух фразу, которую они повторяли, моля о жизни, которой у них быть уже не могло.
— Это ж язык Подземья… — опознал Щука резкую речь. — Слышать слышал — уж сколько времени то воюем, то торгуем, но сам им не владею.
— Мы допросили нескольких таких, — вмешалась Аделина. — Ведут себя как люди, в которых сидят нелюди, и говорят на нелюдском. И Щиты в голове, как вы и говорили.
— Есть у меня парочка со Щитами, — задумчиво сказала Жозефина.
— Так снять их — помрут и помрут, — равнодушно отозвалась графиня Альдскоу.
— Не могли бы вы заняться этим? Мне, увы, не хватает знаний.
— На днях я прибуду к вам, госпожа Жозефина.
— Щука, вы у себя?
— Да, считаем людей. Пока вроде никто, кроме карасевских, не пропал.
— Благодарю. — Жозефина завершила разговор, понимая, как тяжело дается Аделине поддержка сразу двух связующих нитей; окончание связи она ощутила как вздох облегчения от молодой графини. — Так что со столицей?
— Если вы призовете, то народ пойдет, — серьезно ответила Каталин.
…Тем паче что от соседей пришла весть: зима, дорог, считай, и нет почти, но, если надо, — мы готовы.
Зачерпнутая голой рукой горсть снега холодила кожу и возвращала ясность мыслям. Девушка наблюдала за парящими в выси Небесными Зверями, по лицу ее текли капли талой воды. Сердце словно замерло под грузом всего того, что произошло за последние дни, — пропажа Зверя и Фердинанда, появление Сержа, принесенные им вести, предстоящая война, — и сейчас Жозефина пыталась найти в себе покой, необходимый для принятия решений, и притом не погасить всех чувств. В них была ее сила, как и у любого целителя, и отказываться от этой силы было ни в коем случае нельзя: решение, принятое лишь разумом, вне сердца, не прошедшее сквозь его законы, было лучше вовсе не принимать. Лишь то, что принимается сердцем как верное, как правильное, следует воплощать.
