Мир Чаши. Дочь алхимика - Крамер Филипп (книги без регистрации полные версии .txt) 📗
Со двора доносились крики, смех, звуки ударов, рычание и ржание: бойцы собрали людей де Вардена, чтобы всем вместе отработать приемы боя. Небесные Звери, разумеется, тоже с удовольствием участвовали в общем веселье. Они легко уходили из-под ударов, проламывали щитовой строй, с необычайной ловкостью выскальзывали из смыкающегося круга, так что тот из бойцов, кому удалось задеть хотя бы кончик крыла, по праву мог считаться быстрым и смелым.
Ноги сами понесли Жозефину к сараю, где хранились древки для копий и лопат. Несмотря на успехи с луком и ножом, храмовый посох все еще оставался ее излюбленным оружием. Тело требовало движения, а дух — веселья, и общество для этого было самое подходящее.
Дочь Серебряных Пиков не посягала тягаться с обученными воинами умением и силой. Ее учили защищать себя и других, а не драться насмерть. Но отчего не испытать свою ловкость во втором ряду строя, разя копьем поверх щитов, или не выйти один на один! Тем паче что при недостатке воинского искусства ее смелость была смелостью истинной северянки и к тому же Небесной Всадницы.
Крик дозорного пробился через шум не сразу:
— Конник на дороге! Конник! С собакой!
Разгоряченные шуточным боем, Всадники первыми подбежали к воротам. Крепкие руки взялись за засов, сдвинули тяжелые бревна, и во двор мелкой рысью вбежала караковая кобыла, а за ней — большой лохматый пес в украшенном бляхами ошейнике. Вершник, осознав себя в безопасности, последним усилием выпутал ноги из стремян и сполз на руки Кайсе и Уилласу; из пробитого стрелой плеча наземь закапала кровь, заново пропитывая добротную стеганую свиту, по каплям унося и без того едва тлеющую жизнь.
— У меня послание для госпожи де Крисси… — выдохнул старик, даже не пытаясь подняться. Силы покидали измученное раненое тело и надломленный дух, и единственным, что еще держало его здесь, у Ствола Древа, был долг.
Жозефина разом узнала и коня, и седока, и собаку — и поняла, что пришла беда. С бьющимся вдвое быстрее против прежнего сердцем она двинулась к гостю, не глядя по сторонам. Люди уважительно расступились, пропуская ее к старику; верный пес вился у его ног, тыкаясь лбом в бедро и заглядывая в глаза.
— Серж, я здесь, — и повелительно махнула рукой своим бойцам: — Несите его в дом! Он ранен, — и вновь повернулась к старому конюху: — Серж, потерпи еще немного. Рана не опасна, я вылечу тебя…
— Госпожа… — Старый слуга, найдя ее глаза, больше не смотрел ни на что другое. — Не надо меня лечить… Мне недолго осталось, только сказать вот еще успеть… — Крепкие парни несли его через двор, и Жозефина шла рядом, сжимая в ладони иссохшую, слабую руку — как только эта бессильная ладонь удерживала поводья на рысях! — а Серж все говорил, и слова его были страшны: — В столицу можете не возвращаться, некуда там идти… Я же говорил, лошадки — они у единорогов в родне, только они и вынесли… Дом полыхнул хуже прежнего, твари отовсюду повылезли… Вы не думайте, наши сражались как могли, и солдатики помогали, только много тварей было, и сильные очень. Меня вот только Илка и спасла…
Караковая стояла у дверей конюшни, не слушая увещеваний местного конюха, и с выражением полного отчаяния на длинной умной морде смотрела вслед стремительной процессии. Серж глядел на одну только свою госпожу, и сияние жизни в его глазах медленно заступал, застилал Покой.
— Ты все расскажешь, обязательно расскажешь, — тихо и слишком быстро говорила Жозефина, с быстротой отчаяния работая ножом. Сержа уложили набок на большой стол в общем зале, и сейчас целительница срезала с него одежду, безжалостно вспарывая прочное сукно свиты, шерстяную рубашку, затем полотняную, добираясь до стрелы. — Как ты сумел выбраться?
Он нашел в себе силы усмехнуться.
— Я ж там всю жизнь прожил, нешто сам не выберусь и конягу не выведу?.. Есть ворота, а есть и калиточки, и люди есть, кто кой-чем да обязан, если не мне, так вашей матушке, добрая ей память… Имя де Крисси все еще замки отмыкает… и Штерна, поганца, помянуть пришлось, чтоб ему икалось.
— А подстрелил кто? — спросила девушка — отвлечь, увести от смертных мыслей, продержать в мире живых еще немного, еще миг, чтобы успеть подхватить гаснущую жизнь. Легкие, успокаивающе-прохладные ладони легли по бокам от раны, сдвинулись, замкнули ее в кольцо, закрывая дорогу для боли. Шэнан помог госпоже вытянуть глубоко засевшее древко, и животворная Сила полилась из рук целительницы, стягивая, сращивая пропоротые мускулы и кожу, закрывая сочащиеся жилы, восстанавливая пролитую кровь. Серж равнодушно глядел перед собой.
— Разъезд какой-то, я уж и не рассмотрел… Давно не ездил никуда, стежек-дорожек не помню, все по тракту скакал…
Когда от раны осталась красноватая отметина, Жозефина с помощью Каталин раздела Сержа по пояс — посмотреть, вдруг еще что есть — и наткнулась на располосованный пятью когтями бок; кровь успела запечься темной коркой, но заживать рана отнюдь не спешила, да и тянуло от нее чем-то удивительно и нехорошо знакомым…
— Тебя тварь успела порвать? — скрывая дрожь в голосе, выговорила девушка.
Старый слуга посмотрел на страшную отметину так, как смотрят на указанный кем-то давно забытый старый шрам.
— Мы ж без боя не сдались, госпожа, и я не сразу ушел. Если б не кобылка, не ушел бы и вовсе.
— Долго ехал? — Она почти не могла отвлекаться на разговор, сосредоточившись на ране. Привычное целительное воздействие пропадало втуне, и Жозефина не стала вычерчивать поврежденный Узор, теряя драгоценное время — ее Сила просто прошла тело насквозь и смыла губительную магию Корней; рана очистилась, и теперь легкая, светлая Сила Ветвей легла так, как должно, исцеляя разорванную плоть.
— Восьмой день уже в дороге… — Конюх потянулся было отвести исцеляющую руку, но не дерзнул.
Восьмой день… даже если бы вестник Меченого пробился через Щиты, он бы уже никого не нашел.
— Госпожа Жозефина, я дважды никого не уберег, какая мне цена… — В голосе старого слуги слышалось эхо тех самых слез, которые сейчас сдерживала Жозефина. — Хоть этот долг исполнил — вам сказать все… могу наконец и помереть спокойно.
— Это я не уберегла. — Она ответила шепотом, низко склонив голову — чтобы громко произнесенные слова не вышибли слезы из сдавленного горла. — Я не уберегла, Серж, хоть ты останься…
Он посмотрел на нее так, как мог бы посмотреть Реннан Орбо, ее отец, если бы только был здесь.
— Время такое, госпожа, ничего от нас не зависит. Как Боги положат, так оно и станет.
«От меня зависело, — могла бы она ответить. — Я приказала Мартину не продавать браслеты. Если бы их не было, мои люди, мои домочадцы были бы живы. Моя семья. Наша семья. Они погибли в когтях тварей из-за меня. Из-за меня!»
Но она молчала. Эти слова убили бы старого конюха, как ее глупый приказ убил всех остальных обитателей поместья де Крисси-Штерн.
Вместо того чтобы сказать невозможное, она наклонилась к Лаки и почти неслышно попросила привести его Зверя; парень кивнул, а сама она с горьким, задавленным в груди вздохом подумала, что по собственной глупости не может показать верному слуге своего грифона.
Изящная рыжая с серебряным отливом лошадка процокала в зал и, остановившись рядом со стариком — люди подались в стороны, пропуская ее, — ткнулась мордочкой в плечо, в щеку, в подставленную ладонь. Ощутив прикосновение шелковистого нежного носа, старый конюх оторвал гаснущий взгляд от любимой госпожи, и в глазах его снова вспыхнул свет — слабый и далекий, но живой. Морщинистая рука легла на чуткие уши, со знанием дела провела по гладкой шее, ласково почесала холку.
— Какая красавица… — вымолвил Серж, осторожными движениями лаская живое серебро шкуры. — Это же Зверь Небес, да? Повидал на старости лет, теперь уж точно помереть не страшно…
Воспользовавшись тем, что Серж отвлекся на волшебную лошадку, Жозефина, все это время державшая руку на его плече, попыталась поделиться через прикосновение своей Жизненной Силой — и не смогла. Тело и дух были слишком измотаны и страшной виной, и скачкой почти без сна и отдыха, и облегчением исполненного долга. Животворный поток проливался в пустоту, не принимаемый Узором исцеляемого.
