Аид, любимец Судьбы (СИ) - Кисель Елена (читаемые книги читать .TXT) 📗
– Мойры сказали, что кто-то возьмет жребий обманом, – разъяснил Зевс.
Гера хмыкнула – от нее иного и не ожидали. Аполлон, томно развалившийся на своем троне, вскинул брови: «Нам-то что? Заканчивайте быстрее». Гестия рассеянно играла с угольком на руке и не обратила внимания на громкое заявление.
Стикс, которая, благодаря извечной справедливости должна была проводить жеребьевку, повернула голову от центра зала, где уже стоял стол и покрытая белым полотном чаша жребия.
– Вы ходили к Мойрам?
– Я ходила, – дала неожиданный ответ Афина. – Хотела узнать, будет ли честным жребий.
– И они сказали, что кто-то возьмет свою долю обманом? – переспросила Стикс голосом, настолько же ледяным, насколько воды ее речки.
– Да.
Встретились две поборницы истины, вздохнул я. Они хоть представляли, что сейчас начнется?
– И нет сомнений в том, кто это будет! – взорвалась Деметра, вскакивая со своего места.
Я не закатил глаза – честно. За меня это сделали все остальные.
– Аид?
– Аид – мое имя, – веско и тяжело обрубил я. – Я должен сказать что-нибудь еще?
Стикс смутилась и отвела взгляд, Афина и без того смотрела не на меня, а на чашу, а Деметра успокаиваться не желала.
– Пусть тянет жребий последним!
– Почему? – недоумевающе встряла Гестия. – Разве Мойры назвали имя обманщика?
Конечно, не назвали и ничего больше не добавили. Эти три старухи (во всяком случае, так их описывают те, кто с ними говорил) по сей день не могут отойти от того, что мы вторглись на Олимп, в место их обитания. Нет, они, конечно, не возражали, мы их даже не сразу нашли с их полотном судьбы… но что-либо вещали они редко, кажется, будучи слегка подавленными. А может, просто развлечься хотели, когда вокруг них начиналась очередная беготня.
Афина покачала головой, и вот тут я понял, почему братья не только мрачны, но еще и подозрительны. И не только ко мне, но и по отношению друг к другу.
Я тоже стал подозрительным – трудно, что ли? Мрачности на физиономии и без того в избытке.
Какое-то время мы оглядывали друг друга как истинные сыновья своего отца.
– Нужен другой жребий, – проговорил Зевс наконец. – Я желаю, чтобы все было честно.
– Или у тебя есть способ обмануть любой жребий, кроме этого? – помог ему Посейдон. – Мы даже не знаем, в чем он заключается, а ты…
– Ты слишком яростно оспариваешь мои слова, брат – не значит ли это, что…
– На кону главенство над богами – не давайте ему тянуть первым! – надрывалась Деметра, видимо, найдя благодатную почву для своей натуры тещи.
– Мы отсюда вообще уйдем? – с видом страдальца изрек Аполлон.
– Я не договорила.
Афина не возвысила голос, но произнесла слова с таким достоинством, что примолкла даже Деметра.
– Они сказали, что жребий будет честным.
Никто не завопил ничего вроде «Но ты говорила…» Все ждали. Юная, но серьезная, эта дочь Зевса слов на ветер не бросала.
– Именно так. Они сказали, что кто-то возьмет свою долю обманом, но жребий будет честным.
Не знаю, понял ли кто-нибудь что-нибудь из сказанного. Зевс хмуро косился то на меня, то на Посейдона, Посейдон отвечал Зевсу такими же взглядами – мне тоже перепадало. Я в долгу не оставался.
Шанс судьбы теперь жег мою руку почти как метка Крона.
– Высказывание Мойр туманно и ничего мне не говорит, – провозгласила Стикс, поразмыслив. – Если жребий будет честным – пусть будет. Крониды! Вы будете тянуть свои доли по старшинству. Дайте же священную клятву никогда не оспаривать владения друг друга!
Посейдон первым с сомнением открыл рот, закрыл и спросил:
– Чем кляться-то?
А действительно – чем, чтобы уж надежно?
Тартаром – так им и клясться-то опасно, Хаосом – а какой смысл. Варианты выдвигались разные, от клятвы жребием до бессмертия, потом Зевса осенила очередная идея, и он на скорую руку одарил Стикс и воды ее реки возможностью принимать клятвы богов. И карать за невыполнение этих клятв тоже. Титанида, которой явно не хватало какой-то судейской роли, осталась довольна.
– Позже я подыщу кару, – пообещала она, продрав морозцем по коже присутствующих. – Крониды. Клянитесь же священными водами Стикса никогда не оспаривать владе…
– Да мы и так не будем, – в один голос произнесли мы трое с такими правдивыми интонациями, что Стикс только головой покачала.
Переглядок стало больше, и были они все более подозрительными. Потому как – мы не будем, конечно. Но мало ли оно как бывает. Ведь кто-то же возьмет долю обманом, и вдруг мы будем не согласны…
Стикс перешла к провозглашению жребиев – долгая и унылая часть церемонии – а в зале сгустилось и затрещало растворенной в воздухе молнией напряжение.
Лучше бы мы принесли эту клятву, – вдруг подумалось мне. Потому что если кто-то будет недоволен своим уделом – он всегда сможет обвинить другого, что тот взял долю обманом.
То-то папа в Тартаре порадуется.
И войну начнет тот, кто получит подземный мир, потому что владыкам морей и небес жаловаться, как ни крути, нечего…
– Я опускаю в чашу гранит – и пусть он будет символом небес и гор, которые поднимаются к небесам, и суши, над которой будет властвовать тот, кто вынет этот жребий. Быть ему обладателем главного удела, носить имя Бога-Отца, Тучегонителя. Жизнь смертных и бессмертных, травы и живые твари…
Младший нахмурился и зашевелил губами. Наверное, рассчитывает на этот жребий – после такого-то оружия. Как бить молнией из моря или из-под земли? Не расставаться же с ней только потому, что у неба будет другой владыка?
– …кентавры и сатиры, дриады и нимфы… – ага, улыбается брат. Мечтательная улыбка предвкушения, которая вгоняет в гнев Геру – эва, она кулаки на троне стиснула!
– …все, что в небе, на земле и в воздухе – да славит того, кто вынет этот жребий, да повинуется его воле во веки веков!
Камешек летит на дно чаши. Гулкий звук. В руке у Стикс уже другой камень – блестящая, отполированная морем галька.
– Я опускаю в чашу кварц – и пусть в нем слышится шум великого моря, что омывает наши берега, в которое текут ручьи и реки, – удела того, кто вынет этот жребий. Быть ему гонителем волн и колебателем вод. Жизни всего смертного и бессмертного, что плавает в воде…
Посейдон с Зевсом перекидываются подозрительными взглядами, а потом перебрасываются смешками. Мол, тоже, если подумать, не самый плохой удел. Море – это ж… сила. Нереиды, опять же, океаниды заплывают…
Гера сейчас взорвется на троне – она удивительно точно угадывает мысли мужа.
Договорено о том, что рыбы и водоросли, морские чудища и сокровища – все должно быть послушно новому повелителю. Полетел в чашу новый камень, слышно, как зазвенел о первый. И вот – последний: гладкий, словно отлитый из черной крови какого-то существа.
– Я кладу в чашу лаву – и пусть в ней отразится мрак подземного мира, мира ужаса и печали, которым владеть тому, кому выпадет этот жребий. Ему быть властителем душ усопших и призраков памяти, всех сокровищ земных недр и всех чудовищ, что таятся во мраке…
А еще ему сидеть рядом с Тартаром и присматривать за ним всеми силами, и держать, держать, держать…
Это ударил не звук падения последнего камня в чашу: звука не было, будто и не падал. Это их лица. Братьев. Зевс кривится – мол, ну да, где в этой мертвецкой красоток наберешься, извне, что ли, похищать? Посейдон, кажется, уже вообразил, как похищает – на колеснице, к примеру, и сдерживается, чтобы не прыснуть…
И волной темного прозрения, словно из вчерашней ночи плеснувшей в лицо: они не удержат. Они же даже не осознают, что это за жребий, неосмотрительно приравнивая его к двум первым, считая только, что он мрачнее, беднее, что это вроде ссылки, не представляя себе, что такое по-настоящему эта ссылка, чем придется в ней заниматься… Стикс не говорит – сама-то знает или нет? А им и не надо.
Они же победители.
Застучало в висках, и обжег ладонь особенно больно шанс. Шанс? Вру. Ладонь левая. След от отцовского серпа, дочерна спаливший кожу, напоминает о себе: рано или поздно…