Там, где холод и ветер (СИ) - Северная Ирина (книги онлайн полностью .txt) 📗
Кейран поудобней разместил камеру, висящую на широком ремне на его груди, и отошел в сторону, присев под вязом. Сдвинул очки на лоб, закрыл глаза и привалился к стволу.
Состоявшийся утром разговор с Хейз не шел у него из головы. Кейран вспоминал о чем и как они говорили, и силился понять, стоит ли тревожиться. Может, у него начинается паранойя? Синдром «безумно влюбленного»?
Имеет ли этот разговор отношение к приступам его необъяснимого страха?
Хейз позвонила сама — явление крайне редкое за время их знакомства. И половина звонков от нее случилась по чисто деловому поводу, например, насчет продажи квартиры.
Кейран никогда не увлекался этой чепухой, выставляя разные рингтоны на телефонах. Его устраивал простой ненавязчивый сигнал, но на звонки от Хейз, редкие, как солнечные дни в ноябре, он, поддавшись импульсу, поставил композицию «Miracle» Shinedown. Услышав аккорды песни, обрадовался, как мальчишка.
— Неужели ты позвонила сама? Это, наверное, у земли полюса сменились.
В ответ раздался короткий, смущенный смешок. Мягкий и нежный, как пушистый цветок одуванчика.
— Привет. Не отвлекаю?
— Отвлекаешь. Всегда отвлекаешь. Если что-то и способно меня отвлечь, то только ты. Сегодня закончу пораньше. Сходим куда-нибудь поужинать?
— Кей, сегодня не получится…
— Тогда я куплю что-нибудь по дороге к тебе. Устроим дома вечер ресторанной еды.
— Послушай, Кей…
— Что-то случилось?
— Нет, ничего. Ничего не случилось.
— Ты не хочешь, чтобы я приходил?
Он старался говорить спокойно, но сам слышал, как напряжение звенит в голосе.
— Я хочу, чтобы ты приходил. Хочу видеть тебя постоянно. Хочу, чтобы ты был рядом — днем и ночью, — выпалила она. — Но… это ведь неправильно. У меня куча дел. Неотложных и важных. И ты сам говорил, что очень занят до конца этой недели.
Пауза — как долгий порыв ветра, что дул в лицо, не давая говорить.
— И что это меняет? — помолчав, спросил Кейран. — Что мешает нам видеться вечером. Ночью. Или ты опять начнешь твердить что спать у тебя неудобно? — хмыкнул он.
В ответ она только тихо вздохнула
— А в воскресенье? Мы планировали уехать. Ты передумала?
— Да нет же! Именно потому, что хочу уехать с тобой в воскресенье я и собираюсь переделать до этого времени кучу дел, — горячо заговорила Хейз. — А ты… ты отвлекаешь меня. Я ни о чем думать не могу, кроме тебя. Сегодня, когда ты ушел, я час просидела с твоей рубашкой в руках.
— Теперь как зверь буду оставлять свои метки повсюду, чтобы ты постоянно на них натыкалась и ни о чем, кроме меня и не думала, — проговорил он.
— Это уже похоже на какой-то приворот… Ты хочешь, чтобы я превратилась в одержимую тобой?
— Хочу. А чего хочешь ты?
— Хочу, чтобы мы понимали друг друга. Чтобы не было так чертовски неловко говорить обычные вещи, как сейчас.
Они снова замолчали.
— Понятно. Значит, до воскресенья не увидимся? — заключил Кейран. — Бог мой, лучше бы ты не звонила, Хейз, — он рассмеялся коротким невеселым смешком. — У меня разом выработался условный рефлекс — не радоваться твоим редким звонкам раньше времени.
Он понимал и чувствовал, что Хейз расстроена их разговором. Понимал, что она права, а он ведет себя слишком напористо. Он же практически поселился у нее, вторгся в ее жизнь внезапно, не дав времени осознать произошедшие перемены.
Но Кейран ничего не мог с собой поделать. Она была нужна ему, каждую минуту, рядом, предельно близко, а не где-то там. Во всяком случае, он должен был знать наверняка, что окончание уходящего дня и встречу нового он проведет с ней.
Когда Хейз рассказала ему о своих планах и особенно услышав, чем она занята в субботу, Кейран снова на миг утратил способность говорить. Она даже не подозревала, каким удивительным образом наполняет его жизнь, невольно, незаметно проникая туда, куда он не пускал никого.
Он ничего не сказал, решив, что для откровений момент не самый подходящий. До субботы время еще есть, он обязательно посвятит ее.
***
Хотела я того или нет, но пришлось вынырнуть на поверхность реальности из омута эйфории, вызванной бурно развивающимися отношениями.
Я не строила из себя благоразумную леди. Не пыталась навязать ни себе, ни Кейрану лишних сомнений, не испытывала недоверия. Я принимала все, как есть. А значит — надо двигаться дальше, решая все задачи, что предлагала жизнь. Но сказать это Кейрану оказалось куда сложнее, чем я могла представить.
…Во вторник мне доставили заказанную мебель.
В среду я оценила наличие машины, объездив множество мест в поисках подходящей обстановки для дома и прочих нужных и полезных в хозяйстве вещей.
Вернувшись домой, продолжила полосу «великих свершений» и позвонила Брайану.
Он, не перебивая, выслушал мое сумбурное изложение идеи насчет магазина и что удивительно — одобрил. Сказал, что возможно стоит поговорить с Эвлинн в ближайшее время. В сезон наплыва туристов в город спрос на сувениры возрастает. Если магазин будет успешно работать в летние месяцы, то идею продажи бизнеса можно будет пересмотреть. Мой друг собирался рекомендовать меня не только как потенциального (хоть и весьма сомнительного) партнера, но и в качестве наемной силы — продавца.
События выстраивались странной цепочкой, догоняя друг друга, цепляясь и странным образом пересекаясь.
Поговорив с Брайаном о магазине, я, все еще зараженная вирусом энтузиазма, полезла на чердак и открыла коробки. Их содержимое начисто сбило меня с толку.
Одна коробка была доверху заполнена упаковочной стружкой, среди которой я обнаружила десяток изделий очень похожие на те, что продавались у Эвлинн — несколько медальонов, браслеты, витой узорчатый торквес* с наконечниками в виде двух сжатых кулаков. И снова я, кажется, узнала своеобразный авторский стиль.
Вряд ли это было еще одно ничего не значащее совпадение. И даже уже не намек, а все более четко складывающаяся формула, обозначавшая связь семьи Эвлинн с этим домом и с семьей Кейрана.
Во второй коробке лежала полинявшая матерчатая сумка, в которой оказались аккуратно сложенные детские вещи. Бледно-голубое фланелевое одеяльце, обшитое по краю белым кантом в виде переплетающихся узлов и завитушек. Пара крохотных кофточек, малюсенькие кожаные ботиночки. И «волшебный носовой платок»**, сшитый в чепчик грубоватыми неровными стежками. Кто-то мастерил эту вещицу, явно не очень хорошо владея иголкой.
Я до сумерек просидела на чердаке, строя предположения, почему эти вещи находились здесь, в доме, который столько лет пустовал и был предназначен к продаже.
Чьи это вещи? И почему хозяева так тщательно их упаковали, но не забрали с собой?
Я сложила всё на место, снова заклеила коробки и, руководствуясь внутренним сдерживающим фактором, решила пока не рассказывать о том, что нашла ни Кейрану, ни кому бы то ни было еще.
Всю пятницу я проторчала на кухне, угорая у плиты. К вечеру шесть пирогов были готовы и удались на славу.
Укладываясь спать, я чувствовала себя полной идиоткой от того, что решила изображать здравомыслие и отказалась видеться с Кейраном.
Три дня без него уже казались годами, прожитыми в разлуке.
***
…В ночь с пятницы на субботу погода изменилась.
Меня разбудили далекие всполохи грозы, и до самого рассвета я наблюдала, как стекают по стеклу струйки дождя, плавно, почти незаметно меняется оттенок неба, и ночь уступает права пасмурному утру. Птицы притихли, смолк ветер, только слышались отголоски уходящей грозы и тихий шорох мокрой листвы деревьев в саду.
Я встала рано и отправилась в душ. В коридорчике второго этажа остановилась и открыла дверь в комнату. Я не стала заходить внутрь, просто стояла у порога и смотрела.
Определенно, я не зря потратила время на этой неделе. Пустующая комната преобразилась, став уютной, особенной.
На тонких кованых карнизах над двумя окнами теперь висели бежевые полотняные шторы и тонкая, легкая, как белый туман, органза. Сквозь ткань проникал мягкий рассеянный свет. Приоткрытые окна пропускали свежий влажный воздух, напоенный запахами промытой дождем листвы и насыщенный аромат мокрой земли.
