Круги в пустоте - Каплан Виталий Маркович (хорошие книги бесплатные полностью TXT) 📗
— Суров у тебя дед, — одобрительно кивнул Харт-ла-Гир. — Не пожалел, стало быть?
— У него же там еще трое сыновей, маминых братьев, с семьями… — возразил Хьясси, — он за них испугался. Сказал — пусть вас ваш Бог защищает, он, может, и сильный, а я старый. Вы не думайте, он и денег на дорогу дал, и припасов, и лошадь, Мохнатку. Ну и пошли мы спасаться. В город и не заходили, все бросили — и дом, и мастерскую, и деньги там папе были должны, так он только посмеялся — какие теперь деньги… — Это он верно, — согласился кассар, — тут уж не до жиру. И как же вы дальше решили укрываться от вполне понятного государева гнева?
— А мы на север пошли, в Сарграм. Там, говорят, Великий государь Айлва-ла-мош-Кеурами, да хранит его Единый, в истинную веру обратился, и наших там не гоняют, а наоборот… и всем, кого здесь, в Олларе, за Господа обидели, дают землю, и скот, и деньгами помогают на обустройство. И вообще, — мальчишкин голос зазвенел, — государь скоро приведет войско, дабы покарать идолов и обратить всех в веру истинную…
— Как же, как же, — усмехнулся кассар. — И в Тханолао неразумных потопят, и огнем пожгут, и руки-ноги отрубят… тем, кто не отречется от Высоких Господ наших. Понятное дело. Ох, и глупые же вы люди, единяне… Сколько вас палкой ни учи… Ладно, что потом было?
— Ну, мы шли, шли, целую неделю шли, нас переночевать пускали, у нас же деньги были.
— Что, и разбойников не боялись?
— Так Господу же покланяемся, — удивился пацан кассарской тупости. — Он нас и избавил от лихих людей.
— Зато не избавил от людей почтенных, — ядовито заметил кассар. — На то воля Его… — кивнул мальчишка, уныло разглядывая свои исцарапанные ноги. — Только маму с папой жалко… Как им больно было… Вот, мы так шли, шли, а потом в ту деревню и пришли, в Хилъяу-Тамга, вчера ближе к вечеру. А у них там как раз жертву приносили идолам… чтобы, значит, дождь дали… Посевы-то гибнут. Ну и нас с собой потащили — мол, тоже уважьте Высоких Господ, и вместе потом трапезничать будем. — Ну так и уважили бы, — наставительно сказал Харт-ла-Гир. — В конце концов, вас там приняли… ибо велит древний как сам мир закон гостеприимства. Но и гость должен почтить хозяина, и дом его, и богов его…
— А нам же нельзя, — возразил Хьясси, — мы же единяне… Еще Вестник Хоули-Гьяру сто лет назад учил: «не почитайте идолов темных, не приносите ни даров им, ни мольб ваших, ибо един есть Господь милующий, Рожденный и Нерожденный, и не должно быть у вас богов иных». — Ишь ты, — присвистнул кассар, — наизусть, стало быть, шпаришь. — Я погляжу, натаскали тебя, щенок. Ну так что, отказались-то отец с матерью?
— Отказались, — кивнул мальчишка и судорожно всхлипнул. Помолчал, то ли подбирая слова, то ли борясь со слезами. Потом глухо продолжил: — Тут шум поднялся, нас схватили, в сарай заперли. Мы Единому молились, а они тем временем вещи наши обыскивали. Вот, и нашли свиток с Откровением Единого Бога, и знаки наши, которые после Водного Просвещения полагается на шее носить. Тогда они в сарай пришли, кричать начали, что из-за нас боги разгневаются и дождя не дадут. Вывели на улицу, привязали к столбам, пороть стали… — Очень правильно поступили, — кассар, казалось, задался целью вывести парнишку из себя. — Как еще обходиться с невежами, не чтущими принявших их под свой кров? Только кнутом поучить.
Митьке очень хотелось обматерить своего господина. У пацана родителей зверски убили, самого чуть не замучили, тут пожалеть надо, а этот издевается, гад! Он закусил губу, чтобы не сорваться. Скажешь чего, а потом садюга-кассар чик его ножом по горлу, чтобы, значит, конспирация…
— Они сказали, — добавил Хьясси, — ночь думайте, а утром, если не отречетесь и жертву не вознесете, казним люто, по государеву повелению. Там этот тощий колдун всеми командовал. Злющий… — печально протянул он. — А утром вот… Мама меня погладила и сказала, что лучше мы сейчас все умрем, но сегодня же встретимся в светлом царстве у Единого, в лазоревых небесных садах. А если отречемся, то еще, может, долго-долго тут вместе проживем, но потом-то — в темную пропасть, навечно, и никогда уже больше друг друга не увидим. Так что лучше сейчас перетерпеть, это не так уж и долго. Потом… — голос его стал каким-то деревянным, — сперва папу насадили, потом маму… а потом вы сами видели.
— Видели, — кивнул кассар. — Смотрели и дивились твоей глупости.
— Господин, — тихо протянул вдруг мальчишка, — а у вас попить не найдется? Со вчерашнего дня ведь ничего…
— Нет, каков! — присвистнул кассар. — Такой наглости я еще не встречал, хотя повидал многое. Мы его, можно сказать, с кола сдернули, а он еще и требует! Может, тебе еще и сахарных пряников? Поистине посади поросенка за человечью трапезу, он и на столе нагадит… Митика, там на дне еще чуток осталось. Налей ему чашу… нет, полчаши. Хватит с него.
Пока Хьясси жадно пил, кассар смотрел на него долгим, изучающим взглядом. Хмурил брови, что-то решал, колебался. Потом хмуро сказал:
— Ну вот что, мальчик, пришло время серьезного разговора. Говорить будем о твоей дальнейшей судьбе. Как ты, надеюсь, понял, я нисколько не сочувствую единянскому безумию. Спас я тебя просто развлечения ради — жизнь так скучна, а вид бушующего пламени веселит душу. Поэтому надо с тобой что-то решать. Проще всего тебя бросить здесь, в степи. Умрешь ты дня через два… Сперва ослабнешь от жажды и голода, а потом тебя, еще живого, заклюют питающиеся падалью птицы. Вон, видишь, кружат в небе, высматривают? Если только раньше тобой не займутся шакалы… сейчас, в засуху, их тут немного, но все же попадаются. Можно еще отвезти тебя в ближайший город и сдать наместнику, дабы поступил он с тобой по указу государеву. Заодно и слегка деньжат сшибу. За голову каждого беглого единянина двадцать пять огримов обещано. Оно, может быть, деньги скромные, да ведь тоже зря не валяются. И наконец, есть третья возможность. Я могу взять тебя к себе в рабы. Сразу скажу, несладко тебе придется, зато выживешь. Веру твою единянскую я стеснять не буду, не касается это меня, но смотри, на людях не смей ее выказывать. Иначе… — он выразительно взмахнул плетью. — Думай, Хьясси. Рабство — это на всю жизнь. Ты был свободным мальчиком, но отныне это в прошлом. Зато некоторую безопасность я тебе дам.
Мальчишка задумался. Митька, затаив дыхание, ждал его решения. Интересно, а что он сам выбрал бы, окажись в его шкуре? И зачем это кассару? Что, не мог взять его просто так? Обязательно издеваться? И какую, между прочим, безопасность он обещает пацану, если у них ни воды, ни пищи, и гонятся за ними всякие враги?
— Господин, — хрипло произнес наконец мальчишка. — В писаниях Вестника Таури сказано: «Рабы, не думайте, будто звание ваше отдаляет вас от Господа Сил. Се испытание, Спасителем на вас налагаемое для смирения духа и плоти. Будьте же покорны господам вашим в делах земных и трепещите, но помните, что один у вас небесный Господь, и вышняя душа ваша лишь Ему посвящена». Поэтому… я согласен. Возьмите меня в вечное рабство. Только верить я вашим богам не буду, я одного Единого чту.
— А красиво сказано у этого вашего… как его? Таури? — Кассару, судя по всему, и впрямь понравилось изречение. — Что ж, тогда становись на колени, и свершим дело по закону и обычаю.
Хьясси беспрекословно опустился на колени, а кассар, нагнувшись над нам, положил ему на голову свою здоровенную ладонь и медленно, нараспев, произнес:
— Я, кассар Харт из рода Гиров, свидетельствую пред вечным небом и Высокими Господами Круга, что сие дитя, именуемое Хьясси, с сего часа становится моим рабом навечно, по собственной доброй воле, и в том никто из людей не несет ущерба, и нет к тому никоих препятствий.
Он помолчал, убрал руку.
— Вставай. И помни, чему вас учил ваш Таури. Видать, толковый дядька был. Не вздумай лениться или дерзить, накажу сурово. Вон, мой раб Митика, родом из северных варваров, подтвердит.
Митька лишь вздохнул. Нет, все они тут, в Олларе, какие-то сдвинутые… Сколько же это еще будет продолжаться?!
