Вся правда о нас - Фрай Макс (читать бесплатно полные книги TXT) 📗

Протянула мне руку — я решил, женщина хочет, чтобы я помог ей подняться, но, вцепившись в мою ладонь, она неожиданно потянула меня к себе, да с такой силой, что я потерял равновесие и рухнул в мягкое сено.

Не то чтобы это было неприятно. Пахучая сухая трава, ласковая легкая ладонь на лбу, тёплые губы, касаясь уха, тихо шепчут какие-то слова — не то на чужом языке, не то просто неразборчиво, да какая разница, когда так хорошо…

Дырку над ней в небе, она же пытается меня усыпить! — вдруг понял я. Рад бы сказать, что вовремя опомнился, но на самом деле, поздновато, потому что тело к тому моменту уже налилось сладким свинцом, я не то что вскочить, а пошевелиться не мог.

Ну, то есть как — не мог. Просто это было довольно трудно.

Шурф однажды рассказывал мне, что отыскал в Орденской библиотеке сведения о чрезвычайно полезном древнем заклинании, позволяющем отменить практически любое чужое колдовство — если конечно не прозеваешь нужный момент, успеешь произнести заветное короткое слово прежде, чем противник завершит свою работу. Я, помню, ужасно заинтересовался, но потом, как всегда, на что-то отвлёкся и попросить: «Научи», — так и не сообразил. Что, с одной стороны, довольно досадно. А с другой, невелика беда. Потому что у меня есть собственный способ отменить, причём не только чужое колдовство, а вообще всё, что мне по каким-то причинам в данный момент не нравится — прийти в ярость.

Плохо одно: прихожу я в это прекрасное состояние крайне редко. Впрочем, все мои близкие сейчас дружным хором сказали бы, что это как раз очень хорошо. Их можно понять.

Счастье, что тогда, в Саллари, я пришёл в ярость мгновенно, как будто кнопку нажали. Сам от себя не ожидал. Причём, подозреваю, просто от стыда — это надо же, так глупо попасться! Как будто не к незнакомой безумной ведьме в гости пришёл, а к своей старинной подружке. Нашёл, когда расслабляться, доверчивый идиот.

В общем, буквально секунду спустя я уже стоял на ногах. И сероглазая любительница колыбельных тоже стояла. У неё не было выбора: я очень крепко её держал. Всеми тридцатью восемью руками, или сколько их там у меня в тот момент оказалось. Ну или не руками, а просто такими штуками, которыми чрезвычайно удобно кого бы то ни было держать. А ещё удобнее разрывать на куски, но в такие крайности я всё же стараюсь не впадать. Однажды попробовал, не понравилось [34]. Я вообще недолюбливаю физический труд.

До сих пор толком не представляю, во что именно я тогда превратился. И хвала Магистрам, что так. Надеюсь, этот светлый образ никогда не уставится на меня из зеркала. Меньше знаешь, крепче спишь.

Судя по выражению лица моей жертвы, я был невообразимо прекрасен. Но кроме ужаса в её глазах горело любопытство. Самое настоящее любопытство, высшей пробы: «Ух ты! Откуда такое чудо взялось? Это, что ли, он превратился? Интересно, как это делается? А я бы смогла? И что теперь будет? Оно меня съест? Или просто во что-нибудь этакое превратит? И что я при этом почувствую?..»

Ну и ярость моя, конечно, сразу прошла. С умилением она неважно сочетается. И когда я полез в карман лоохи за сигаретами, у меня уже было всего две руки. Это точно, я их сосчитал.

— А почему ты меня не убил? — спросила Нур Иристан.

Она снова сидела на своей груде сена и вид имела почти разочарованный. Пообещал и не убил, каков подлец!

— Потому что ты дура, — сердито сказал я. — Глупым людям нельзя умирать молодыми. Вам надо жить как можно дольше, чтобы успеть поумнеть. Смерть — серьёзная работа, дураков до неё допускать нежелательно.

— Ничего себе — «молодыми»! Мне уже почти пятьсот лет! — совершенно по-детски возмутилась она.

— Значит, у тебя запоздалое развитие, бывает. Ничего не попишешь, придётся пожить ещё.

Нур Иристан испытующе уставилась на меня. Явно пыталась понять, можно ли мне верить. И, похоже, пока склонялась к тому, что с этим делом лучше повременить.

— Если бы собирался убить, я бы в тебя просто плюнул, — сказал я. — Прямо с порога, чего тянуть. У меня, видишь ли, слюна ядовитая. Один добрый человек когда-то вот так удачно меня заколдовал. Благодетель, драть его четырежды во всех колодцах.

— Это ты к чему? — подскочила она.

— К тому, что нет никакого смысла сопротивляться. Я к тебе поговорить пришёл, а не убивать.

— В это довольно трудно поверить, — откликнулась Нур Иристан. — Но поскольку я до сих пор жива, видимо ты всё-таки говоришь правду. Не знаю, что там у тебя со слюной, но ясно, что убить ты можешь кого угодно. Просто не хочешь. Интересно, почему?

Хороший вопрос. Особенно в устах человека пятисот лет от роду. Впрочем, готов спорить, большую часть этого времени леди проспала. Какой с неё спрос.

— Потому что всякая жизнь — драгоценность, — наконец сказал я.

— Какая странная идея, — удивилась Нур Иристан.

И задумалась. Надолго. Я был не против, как раз хотел спокойно покурить. Не декламируя при этом пафосные банальности. Больше одной за утро — уже перебор.

— На самом деле, я вовсе не собиралась причинить тебе вред, когда усыпляла, — наконец сказала она. — Просто тебя спящего я уже неплохо знаю. С тобой спящим мы партнёры по игре, а это — хорошее начало дружбы. Поэтому мне было бы проще говорить с тобой во сне, вот и всё. А ты так рассердился!

— А кто бы не рассердился, когда его без спроса пытаются заколдовать? — усмехнулся я.

— Я! — пылко воскликнула Нур Иристан. — Я бы совсем не рассердилась! Я бы очень хотела, чтобы ты меня заколдовал. То есть, не обязательно ты. Всё равно кто. Это же так интересно!

Я совсем растерялся. До сих пор думал, что характеристика «безумная ведьма» — это просто художественное преувеличение. Мы же часто называем друг друга безумцами, когда сердимся или, напротив, восхищаемся. Или выражаем несогласие, или хотим пристыдить.

Но теперь я заподозрил, что учитель Нур Иристан называл её безумной вовсе не потому, что сердился. Он просто констатировал факт. И её коллеги, урдерские Глашатаи Воли Старших Деревьев, ровно тот же факт констатировали. И им, безусловно, видней. А я даже запаха безумия не способен различить, вот ведь влип.

Нур Иристан, похоже, примерно представляла ход моих мыслей. И снисходительно усмехнулась.

— Опять думаешь, что я дура? Думай, мне не жалко. Но я только и хотела сказать, что магия, которая творится наяву — это настоящая жизнь. А жизни слишком много не бывает. Поэтому пусть лучше меня заколдуют, чем вообще ничего никогда не случится, я так на это смотрю.

И тогда до меня наконец начало доходить, с кем я связался. У Меламори, когда она сокрушалась, что бросила учёбу у арварохских буривухов, были такие же отчаянные и одновременно мечтательные глаза.

— Ладно, если хочешь, я тебя заколдую, — сказал я. — Наяву. Мне не жалко. Но сначала давай просто поговорим.

— О дереве по имени Дигоран Ари Турбон? — понимающе кивнула она. — Скажи мне, ты его полюбил?

От такой прямоты я даже немного растерялся.

— Да не то чтобы именно я. И не только его. Но в целом да, ты мыслишь в правильном направлении.

— О! Не только его! То есть, остальных вы тоже полюбили? Всё получилось! — торжествующе воскликнула Нур Иристан. И расхохоталась от избытка чувств — громко и звонко, как в моих снах, когда делала особо удачный ход.

— Что именно получилось? — спросил я. — В чём состоял замысел? Тебе было нужно, чтобы кто-нибудь полюбил Ди и его семейство? Но зачем?

— Затем, что настоящая магия изменяет Мир, — твёрдо сказала она. — А любовь — это очень серьёзное изменение.

— Да, пожалуй.

— И это изменение внесла я! Хотя ничего толком не умею, кроме сновидений. А это всё-таки не настоящая магия.

— Да с чего ж ты взяла, что не настоящая?

Нур Иристан растерянно моргнула. Явно не ожидала такого вопроса. Наконец сказала:

— Я с детства умею делать со сновидениями всё, что заблагорассудится. Но реальность от этого никогда не менялась. Когда заболел мой отец, я пять ночей кряду видела сон о том, как он выздоравливает, но это не помогло, нам всё равно пришлось звать знахарку. Когда я на кого-нибудь сердилась, могла хоть год кряду видеть во сне, как я его убиваю, но наяву человек оставался жив и благополучен. И сколько бы драгоценных кладов я ни находила в сновидениях, наяву мы оставались бедняками, каких поискать. Во сне я могу быть царицей Мира, но рано или поздно всё равно придётся просыпаться, вот в чём штука!