Король снов - Сильверберг Роберт (онлайн книги бесплатно полные .txt) 📗
Келтрин захватило игривое настроение. Она решила, невзирая ни на что, заставить его немного потерпеть. Вообще-то это оказалось бы испытанием не столько его, сколько в первую очередь ее собственного терпения.
— У тебя и твоего друга понтифекса, наверное, нашлось много интересных тем для разговора? — спросила она, отступив на пару шагов.
У Динитака сделался очень обеспокоенный вид. Он мигнул три-четыре раза так быстро, что могло показаться, будто это был тик, а на его левой навеки почерневшей от солнца впалой щеке и впрямь задергался мускул.
— Это… Об этом я не могу говорить, — пробормотал он. — По крайней мере, сейчас— Он говорил напряженным и хриплым голосом. — Мы встречались — понтифекс, корональ и я… возникли кое-какие проблемы, политические проблемы, и они хотят, чтобы я обеспечил им некоторую техническую помощь… — Все это время он жадно пожирал ее глазами. Келтрин просто обожала ту страсть, с которой он смотрел на нее. Эти темные сверкающие глаза, этот притягивающий пристальный взгляд, эта колоссальная энергия, этот непреодолимый магнетизм, который исходил от него, это сдерживаемое напряжение: все в нем очаровало ее с первого же момента знакомства.
— А похороны? — спросила она, старательно продолжая испытывать его терпение. — Что из себя представляла церемония?
— Я приехал слишком поздно и не успел на них. Но это не имеет значения. Знаешь, они меня звали вовсе не для этого, а для делового совещания.
— О котором ты не хочешь мне рассказывать.
— О котором я не могу рассказать.
— Ну и ладно, не рассказывай И не хотелось вовсе. Наверное, это все равно очень скучно. Фулкари рассказывала мне о всяких официальных обязанностях, которые лорд Деккерет выполняет целыми днями, после того как стал короналем Жутко нудные. Я не соглашусь стать короналем ни за что на свете. Пусть передо мной машут короной Горящей Звезды, и ожерельем Вильдивара, и перстнем лорда Мозлимона, и всеми остальными царственными драгоценностями, а все равно не соглашусь. Вдруг она почувствовала, что эта игра ей до невозможности надоела. — О, Динитак, Динитак, я так ужасно тосковала по тебе все это время, когда ты был в Малдемаре! И не говори, что это продолжалось только несколько дней. Мне кажется, что прошли века!
— И мне тоже, — откликнулся он. — Келтрин… Келтрин..
Он протянул к ней руки, и она бросилась к нему. Одежды с них упали словно сами собой. Его руки нетерпеливо метались по ее телу, а она опускалась на лежавший на полу ковер, увлекая за собой возлюбленного.
Они стали любовниками слишком недавно для того, чтобы успеть утратить нетерпеливое, чуть ли не маниакальное стремление к физической составляющей их близости. Келтрин, которой все это было прежде совершенно незнакомо, ощущала не только волнение, связанное с удовлетворением копившегося в ней желания, но еще и мощную тягу к тому, чтобы наверстать упущенное время теперь, когда она наконец позволила себе познакомиться с этой стороной взрослой жизни.
Она знала, что у них будет еще вполне достаточно времени для того, чтобы вести долгие задушевные беседы, прогуливаясь, взявшись за руки, по тихим переходам Замка, для обедов при свечах и тому подобного. В ней еще оставалось очень много от прежней девчонки-сорванца Келтрин, от девственной фехтовальщицы, которая так хорошо умела держать мальчишек на положенном расстоянии, так что она порой говорила себе, что они не должны позволять своим отношениям сосредоточиваться на одних лишь объятиях и жарких, безумных соитиях, и все же теперь, когда она впервые ощутила вкус этих самых объятий и соитий, она с превеликой готовностью соглашалась отложить беседы и прогулки рука об руку на любое неопределенно далекое будущее.
Динитак, при всем аскетизме, который, казалось, был неотъемлемой частью его существа, похоже, чувствовал то же самое Его собственный аппетит к любовным утехам, высвободившийся теперь после неизвестно сколь долгого сдерживания, был по меньшей мере столь же силен, как и у нее И теперь они с восторгом снова и снова подводили друг друга к грани изнеможения и уходили за эту грань.
Но сложился этот уровень отношений весьма непросто. В течение двух недель после их первой случайной встречи возле ротонды лорда Гаспара они виделись едва ли не ежедневно, но Динитак не сделал ни единого намека на что-либо, напоминающее телесную близость, а Келтрин, со своей стороны, понятия не имела, как сделать первый шаг. Она смогла лишь хорошо усвоить признаки нежелательного внимания соучеников по фехтовальному классу, таких как Поллиекс и Тораман Канна, но совершенно не знала, как привлечь к себе желательное внимание. Она даже начала задавать себе вопрос, не мог ли Динитак по своим пристрастиям походить на Септаха Мелайна, и не значило ли это, что ей судьбой предназначено влюбляться только в тех мужчин, которые по врожденным свойствам своего характера были для нее недоступны.
Она нисколько не сомневалась в том, что влюблена. Динитак был очень непохож на всех, с кем она когда-либо была знакома и в детские годы в Сипермите, и здесь, в Замке. Его смуглое задумчивое симпатичное лицо, его поджарая, жилистая фигура, из которой неумолимое солнце пустынного континента с младенческих лет вытопило всю излишнюю плоть, обладали для нее мощной, почти непреодолимой привлекательностью. А то, что он был чрезмерно тощ и не вышел ростом — едва ли на дюйм выше нее, — не имело для девушки никакого значения. Глядя на него, она испытывала в коленях, в груди, в низу живота томительное ощущение, подобного которому никогда прежде не знала.
Он был необычен и в других отношениях. Прямолинеен, даже, порой, груб в общении с людьми. Это, думала Келтрин, должно быть, являлось следствием воспитания, которое он получил на Сувраэле. Да, конечно, он был простолюдином, что делало его непохожим на тех молодых людей, среди которых она выросла. Но было и что-то еще. Она очень мало знала о его прошлом, однако ходили слухи, что его отец был преступником и попытался сыграть какую-то грязную шутку с Деккеретом, когда тот еще совсем молодым человеком путешествовал по Сувраэлю, и что Динитак, потрясенный отцовской низостью, выступил против него и помог Деккерету взять его в плен.
Келтрин понятия не имела, было это правдой или легендой, однако слухи казались правдоподобными. Из того, что Динитак говорил ей и многим другим обитателям Замка, она знала, что он очень строго и нелицеприятно относится к малейшим проявлениям непорядочности любого сорта, все равно, были то простые лень и распущенность или же настоящие преступления. Казалось, что он руководствовался непререкаемым моральным императивом; это было, как кто-то сказал, реакцией на беззакония его отца. Он был идеалистом, а честность его порой доходила до жестокости. Он всегда, не задумываясь, был готов обличить недостойное поведение кого угодно и, к его чести, так же сурово относился к своим собственным грехам и промахам.
Келтрин прекрасно понимала, что такой человек легко мог показаться моралистом и ханжой, безмерно убежденным в своей правоте. Однако Динитак, как ни странно, таким вовсе не был. Он был хорош в компании: живой, интересный, с изящными манерами, обладавший своеобразным язвительным остроумием. Неудивительно, что лорд Деккерет так любил его. Что же касается однозначного деления на добро и зло, то нельзя было не признать, что Динитак и свою собственную жизнь строил в строгом соответствии с этим делением; он относился к себе столь же сурово, как и к другим, и не просил за это никаких похвал. Он казался естественно честным и неподкупным. Такова была его суть. И его следовало принимать именно таким.
Но не был ли этот человек, спрашивала она себя, слишком благородным для того, чтобы позволять себе тешиться телесными радостями? Так как сама она наконец решила, что пришло время ей познакомиться с этими радостями, и наконец-то нашла того мужчину, с которым ей хотелось бы им предаться, а он, казалось, совершенно не понимал, что она думала на этот счет.
Келтрин уже совсем готова была впасть в отчаяние, когда ей пришло в голову, что в собственной семье она имеет большого специалиста по подобным делам. И она решила посоветоваться со своей сестрой Фулкари.
