Минос, царь Крита (СИ) - Назаренко Татьяна (книги регистрация онлайн бесплатно txt) 📗
— Слушаюсь, великий анакт!!!
И, придав своему полудетскому личику напускную серьезность, вышел прочь. Но вскоре вернулся и затараторил на ходу:
— О, великий анакт! Басилевсы Афин, Кефалении и Эгины стоят подле твоего шатра с величайшим смирением. Они в твоей власти и потому не смеют роптать. В городе мор, и каждый миг промедления терзает душу Эгея, подобно острому мечу или ядовитой змее! Басилевс Афин не смеет лишний раз поднять голову и посмотреть на твой шатер. Как только очередной раб выбегает из него, он сжимает зубы в ярости, и лицо его уже настолько багрово, что похоже на рыбий пузырь, наполненный свекольным отваром!!! — раб хихикнул. — Полагаю, по возвращении в Афины ему придется кликнуть врачевателя и отворить жилу, дабы кровь не бросилась в голову, и не случилось удара!
— Надеюсь, он достаточно молод и крепок, чтобы удара не случилось у него прямо сейчас, — блаженно мурлыкнул я и повернулся к банщику. — Ну что же ты остановился, мой славный Мос? Продолжай! Пусть афинянин бесится.
О, боги Олимпийские, есть ли на земле такая боль, которую я не хотел бы причинить Эгею?!
К тому времени, как я был полностью убран для выхода, солнце перевалило за полдень. Мос поднес мне бронзовое походное зеркало, украшенное тонкой резьбой. И я, прежде чем заглянуть в него, полюбовался изображением богини, стоящей на высокой горе, возле которой резвятся в священном танце бок о бок горные козлы, быстроногие олени и хищные львы, затем перевернул тяжелый диск.
С полированного металла на меня глянула бесстрастная маска. Я исхудал за время ниспосланного Аидом сна, но лицо мое, благодаря стараниям Моса, не выглядело изможденным. Из зеркала смотрел юный сребровласый бог. Должно быть, один из тех, что сопровождает Гекату. Недобрый и безжалостный.
— Твои руки, мой добрый Мос, способны сотворить чудо. Должно быть, ты учился своему искусству у того, кто убирает волосы и наносит краску на лицо прекраснейшего из богов, златокудрого Аполлона.
Микенец довольно покраснел.
— Уберите из шатра все лишнее, пусть пол устелют коврами, сделанными мастерами далекого Цура и Сидона. Да поразятся варвары из Афин богатству и величию Крита.
Эгей, сын Пандиона. (Афины. Девятый год восемнадцатого девятилетия правления анакта Крита Миноса, сына Зевса. Созвездие Стрельца)
Рабы устелили весь шатер коврами, расставили скамьи. Басилевсы союзных держав и мои гепеты чинно расселись на них сообразно обычаю. Передняя стенка шатра была снята с колышков и поднята, образуя огромный балдахин над моим троном. Эгею и его спутникам наконец-то было дозволено предстать передо мной.
Афинский басилевс вошел и, смерив меня волчьим взглядом из-под нависших бровей, поспешно опустил глаза.
Я отметил, что он действительно очень похож на того Эгея, что я видел во сне. Бычья шея. Широченные покатые плечи. Длинные волосатые руки, оплетенные синими, толстыми венами. Широкая спина, короткие, кривоватые ноги. Наверное, в борьбе ему нет равных. Только вот курчавые русые волосы, спадавшие на крутой, выпуклый лоб, за эти десять дней заметно пошли сединой. Морщин прибавилось…
Красавчика Кефала поставили подальше от меня: у него еще меньше сил, чтобы скрыть свою ярость. Не зря праведный Эак держится подле него и готов тотчас обратиться к кефалонцу с кротким и разумным увещеванием. А вот и Паллантиды. Даже сейчас не могут скрыть злорадства. Здесь ли басилевсы мятежных островов и городов? Да, все здесь. Тенос, Андрос, Олеар, Дидимы, Эрифа… Не хватает мудрого Питфея из Трезен. Но он и не ввязывался открыто в эту войну. Слишком умен… А Эак попался на отцовские уверения. Впрочем, отец не собирался обманывать его. Он ведь не знал, что я поспешу за помощью к Аиду. Что же, Эак, я от души рад, что ты побежден!!!
Приветствую тебя, Нике-Победа, титанида в кровавых одеждах. Хоть и взошла ты на Олимп, но тело твое благоухает не амброзией, но потом и кровью. И нрав твой дик и свиреп, как и полагается потомкам титанов. Глаза твои яростны, и рот искривлен в зверином оскале. Ноздри твои дрожат, как у львицы, когда ты чуешь запах крови. Но разве благообразный облик — главное в любви? И боги, и смертные вожделеют тебя — больше всего на свете. И я благодарю тебя за то, что сегодня ты снизошла до меня! Что же, я буду бесстыдно наслаждаться твоей быстротечной любовью. И пусть побежденные цари смотрят на нас!
Вы кичились передо мной, вы отказывались мне помочь. Теперь настало время пожалеть об этом.
Я молчал, недобро улыбаясь. Эгей сжимал и разжимал огромные кулаки, и его выпуклые мышцы перекатывались под кожей. На щеках проступали багровые пятна. Жилы на лбу надулись до предела.
— Я слушаю тебя, мятежный басилевс Эгей, сын Пандиона. Зачем ты явился в мой лагерь, едва Эос осветила своей красой небеса, и потревожил мой стариковский сон? — произнес я тихо. — Поверь, когда старость придет к тебе, и бессонница будет терзать душу, ты поймешь, какого блага лишил меня сегодня.
Он молчал, только ноздри его раздувались. Потом прохрипел:
— Ты победил, великий анакт Крита. И я, царь Афин, явился к тебе, чтобы ты дал нам условия мира. Такова воля богов, и я исполню все, что ты велишь.
— Впрочем, если ты будешь так яриться, то не доживешь до старости, — пропустив мимо ушей его речи, продолжил я. — Вернувшись в свой дворец, обязательно вели отворить кровь, не то тебя хватит удар. И умрешь ты, так и не оставив на земле сына. Займут твой трон сыновья Палланта.
Не мог я ужалить его больнее. Он побагровел еще больше и ожег меня взглядом. Я продолжал невозмутимо:
— А мне всей душой хочется, Эгей, чтобы у тебя родился сын. Знаешь, пожалуй, я вознесу богам молитвы, чтобы они даровали тебе сына. Мои мольбы редко остаются без ответа.
Афинянин был уже не в силах изображать хоть какое-то подобие покорности. Он ярился, как загнанный в клетку лев.
— Я хочу, чтобы у тебя родился сын, истинный герой, которого бы ты полюбил всем сердцем, — сказал я, растягивая каждое слово, — и чтобы он отправился на Крит, на верную гибель, басилевс Эгей. Чтобы ты получил весть о смерти своего единственного сына. Может, тогда удастся утолить мою жажду мести? Но пока я не в силах причинить тебе боль, равную моей. Потому, вот тебе условия мира. Афины, равно как и Ниса, Кефаления, Эгина, Эрифа, Олеар, Дидимы, Тенос и Андрос будут по-прежнему признавать мою власть и платить мне дань, как было в прежние годы. По-прежнему дань будет приноситься зерном, оливковым маслом, вином, скотом, бронзой, серебром и золотом. Но размер ее возрастет в два раза по сравнению с прежним. Платить ты будешь каждый год. То же и басилевсы иных земель, дерзнувшие подняться против меня!
Кефал, стоявший подле Эгея, побледнел, а царь Афин задохнулся и снова полоснул меня исполненным ярости взглядом. Мудрый Эак смиренно опустил глаза долу, но я-то видел, как перекатываются желваки под его холеной бородой. Другие басилевсы, державшиеся чуть поодаль, исподлобья глядели на меня. Да, я хотел их разорить. Любви и согласия между нами не будет во веки веков, но я хоть выбью им зубы — молодым волчатам, дерзнувшим подняться на старого волка!
— Ты противишься? — поинтересовался я, снисходительно улыбнувшись.
— Я не смею противиться богам, повелевшим мне принять со смирением любую твою волю, — после некоторого молчания прорычал Эгей. — Да будет так.
— Да будет так, — кивнул я. — Но это — не все. Я возрождаю обычай, по которому Афины платили мне дань людьми. Это должны быть юноши и невинные девушки, достигшие предбрачного возраста. Пусть их будут привозить на Крит по семь человек, раз в девять лет. Но если раньше они обучались играм с быками и могли остаться живы, то сейчас все будут приноситься в жертву. Жену мою, царицу Пасифаю, посетил на ложе Посейдон, и она родила от него божественного младенца, Минотавра Астерия. Ему и будут приноситься в жертву дети афинянок. Поверь, и через пространства виноцветного моря услышу я проклятия несчастных жен, которые рядом с моим ненавистным именем поставят твое, еще более ненавистное. Боги помогут мне, и я буду узнавать о каждом седом волосе и о каждой морщине, которые прибавят тебе дни сбора этой дани.
