Сияй, Бореалис! Армейские байки (СИ) - "Liz Elzard" (читать книги онлайн полностью txt) 📗
Лирет не могла себя отнести ни к первым, ни к другим. Её воспоминания по-прежнему оставались запертым сундуком, и когда на обеденном перерыве коллеги рассказывали о своём прошлом, девушка предпочитала их не слушать, какими бы интересными истории ни были. А дело было в том, что из-за повторного «Иррайзера» утраченное уже никогда не возвращается. Такой диагноз поставили девушке. Обещали выплатить за ущерб приличную компенсацию, только какой в этом толк? Разве за деньги купишь старые воспоминания?
Как говорил Седой, в Силеноре нет ничего, чего бы нельзя было купить за деньги. Даже люди продаются, здоровье тоже, а иногда и жизнь, не говоря уже о любви. Всё, абсолютно всё продаётся и покупается — к счастью, а иногда к сожалению.
Знал ли Седой, что он был единственным, кто до армии знал ту самую скрипачку? Если бы он был сейчас жив, то Лирет с удовольствием заплатила бы ему только за то, чтобы он ей всё рассказал. Чтобы она смогла вернуться домой и сказать близким, что всё ещё жива. У девушки проявлялся свой обратный синдром — весьма неопределённое чувство, с каким заблудившийся человек бродит по дремучему тёмному лесу и вроде как видит свет вдалеке, но не может к нему подойти.
В ординаторскую вошли медсёстры, разбавив прохладу разговором и запахом лумейского кофе. Лирет поздоровалась с ними мрачным взглядом, а потом прикрыла глаза, стараясь унестись подальше от очередных рассказов о красивом беззаботном, чужом прошлом. В последнее время девушка стала слишком нелюдимой и настолько, что на неё здесь привыкли не обращать внимания и не трогать понапрасну. Сейчас обычное «не волнуйся» казалось особенно отравляющим, и порой лучше промолчать и оставить человека в покое, нежели осыпать его бесполезными словами поддержки. Хорошо, что лумейцы обладали таким взаимопониманием.
Разговоры о платьях бесили Лирет. Бесили её и чужие улыбки, как и разговоры о свадьбе и любви, настолько девчачьи, что стены и всё-всё вокруг будто покрывалось розовым мехом. А ещё сплетни. Уши хотелось залепить глиной. Неужели поговорить уже не о чем? Тараторят, как сороки. Девушка мысленно представляла, как одна из них действительно превращается в сороку и уже не может так мелодично лепетать. Выходят непонятные звуки, затем в сорок превращаются остальные, в ординаторской происходит пожар, и Лирет радует себя жареными сороками по-гвальтзардски. Полыхает госпиталь, затем сам Гвальтзард, и в мире не остаётся никого кроме девушки, отдыхающей за столом.
— Как ты думаешь, дорого ли в столице шьют платья?
Зачем им платья вообще? С такими лишними килограммами только…
— Не дороже монеты Аетернума.
Раздалось хихиканье.
— Туда разве кто-то ещё ходит?
— А что, моя бабка ходила. Анфётр ей помог наладить контакт с дедом, а тот послал её, каргу старую, не стал даже болтать. Зря только такие большие деньги тратила.
Аетернум, Аетернум, Аетернум…
Где-то это уже было. А не тот ли это…?
— Аетернум! — Лирет резко выпрямилась.
Напарницы разом заткнулись, одарив вечно молчащую девушку вопрошающим взглядом. Та подорвалась с места и вдруг по очереди крепко обняла каждую.
— Спасибо! — затем Лирет выбежала за дверь.
Никто так и не понял, в чём было дело.
***
Шинан оторвал голову от подушки и в приступе едва ли не смахнул с тумбочки подготовленный полный стакан. Парень судорожно приставил его к губам, и по его горлу катались жадные глотки. До подъёма оставалось полчаса — за эти полчаса ему нужно было успеть подавить приступ, чтобы никому даже в голову не взбрело, что капитан страдает от обратного синдрома. Иначе лечение вернёт его к прежней личности, а Шинан желал остаться тем, кем пробыл здесь очень долго: жёстким капитаном, но никак не мягким полуботаником, которого собственный отец ни во что не ставил.
Парень зажмурил глаза настолько сильно, насколько смог себе позволить. Однако веки не могли избавить его от врезающихся в голову осколков воспоминаний. Они посещали его каждый день. Самые яркие воспоминания — а они были отнюдь не положительными — впивались больней всего. Из глотки рвался крик, который Шинан уже месяц упорно сдерживал и глотал вместе с водой, заталкивая его обратно в нутро. В нём бились мальчик в очках и капитан, который очень напоминал отца. Битва рождала противоречие: парень ведь никогда не собирался становиться таким снобом. А что выходит? Такой сноб ужился и прижился. Он оказался лучше какого-то хлюпика.
Уравнение личности — лечение, которое подавляет искусственную личность, сейчас не было так нужно, как он считал. Шинан вспомнил не всё, но основные штрихи прошлого дали ему окончательно убедиться, что он никогда не захочет вернуться домой и никогда не примет себя таким, каким он был.
Главное не подавать виду, а там оно, может, само уладится.
Самое сложное в обратном синдроме — подавить голоса из воспоминаний. Старые разговоры возникают в голове, как нежданные призраки, которые осторожно подталкивают к границе нервного срыва. Шинан научился держаться.
Как только он почувствовал облегчение, прозвенел будильник. Капитан встал с постели, умылся и стал одеваться на утреннюю тренировку. За дверь комнаты должен выйти только капитан и никто больше. Упаси дух, если синдром проявит себя в неподходящий момент.
Пока Шинан шёл к стадиону, он думал о том, что является наверняка единственным человеком, который не желает возвращаться домой: не было той верёвки, которая, обвивая руки и ноги, тянула в родные края. Настоящее и будущее творилось здесь и сейчас. Размышление вдруг вытряс неосторожный толчок, следом — извинение и стремительно отдаляющийся длинный медный хвост. Парень остановился, провожая взглядом фигуру девушки.
Интересно, а Лирет всё вспомнила? Но тогда бы она уже дала об этом знать. Хорошо, если не вспомнила, ещё лучше — если не вспомнит никогда. Незачем ей знать, что старый товарищ желает остаться солдатом. Её образ на самом деле навевал тоску по тем забытым временам, когда ещё никто из них не знал, какие грядут перемены, и каждый шёл своим путём.
— Капитан, на вас лица нет, — голос возвратил его в реальность и заставил обернуться.
Лессан поправила упавшую на нос чёлку — то, что, собственно, осталось от длинных волос. К её короткой стрижке Шинан до сих пор не мог привыкнуть. Страшно видеть, как сильно меняется человек за каких-то четыре года, и от трусливой девчонки ничего не осталось. Ровно ничего.
— Почему ты не с командой? — чёрство спросил капитан.
— Потому что я опять пришла просить вас подготовить меня к турниру, — вздёрнула нос та. — Вы же знаете, что если я хочу, то получу это, а сейчас я хочу пилотировать голема нового поколения, а не старую рухлядь. И остаться под вашим командованием.
— Ты хоть знаешь, какой жёсткий отбор в новую команду? Ты вылетишь оттуда в первую же минуту поединка.
— Сказали бы сразу, что просто не верите в меня, — нахмурила брови девушка. — А то я тут распинаюсь непонятно зачем.
— Тебе там не место, Лессан. Переформировка отберёт самых сильнейших для пилотирования новых големов, а это высокие требования для уровня праны и высокие риски.
— И самые высокие зарплаты, — отметила Лессан. — В своём возрасте я уже должна задумываться о будущем, капитан. Я до сих пор хочу отсюда свалить, если вы не забыли, и даже если пока меня тут никто не трогает, это вовсе не значит, что я не в опасности. Я в опасности каждый чёртов день, а вам важно только то, чтобы я не лезла туда, куда не надо девочкам!
Она проскользнула мимо него. Шинан ничего не ответил. Одно только слово могло стать той палкой, которая разожжёт костёр её гнева. Обратный синдром вернул парню сдержанность, которой не было и не должно быть у капитана. Он должен был вставить твёрдое слово, чтобы девчонка больше не думала являться к нему с такими просьбами и давать заявления в таком тоне, но промолчал, как тот мальчик в очках.
Лессан стала самой бойкой среди остальных. Теперь она не стеснялась проводить тренировочные поединки с другими пилотами. Они звали её просто Лесс. Всё стало просто, как и капитан, который постепенно становится ненужным элементом в жизни юного пилота. Казалось, что вещи со временем упрощаются, и такое упрощение делает их менее важными.
