Страшные сказки для дочерей кимерийца (СИ) - Тулина Светлана (книга жизни .txt) 📗
Эти сосуды стоили целое состояние, не всякий король мог похвастаться даже одной такой вазой или кувшином. В замке Селига до недавнего времени было целых три. Но в том-то и дело, что — до недавнего времени…
Две изящные чаши для вина — настолько тонкой работы, что даже сквозь двойные стенки можно было видеть пламя светильника! — попались под горячую руку молодого короля несколько дней назад, когда возвратился он из Асгалуна — с дурными вестями, наполовину поредевшим отрядом и пленницей, от которой пока больше мороки, чем пользы.
Сегодняшний кувшин был последним.
— Она должна меня полюбить! Это единственный выход! — Селиг в отчаянии заломил руки и поискал глазами еще что-нибудь бьющееся.
Видя гнев своего господина, Эцхак не стал уточнять, что раздавить сапогом прикормленного девочкой крысенка у нее на глазах — не самый подходящий способ заручиться ее любовью. Да и хозяина можно понять — кормить заморскими деликатесами крыс! Пусть даже это и дворцовые крысы. На взгляд Эцхака — так и девчонку ими кормить не следовало, если не ценит хорошего обращения. Но об этом управитель замка тоже не стал говорить своему слишком молодому и вспыльчивому королю.
Не найдя в комнате более ничего, на чем можно было бы сорвать гнев, Селиг с ненавистью покосился в сторону смотрового отверстия и прошипел:
— О, с каким бы удовольствием я ее придушил!!! Если бы не ее отец…
Эцхак напрягся. Разговор принимал подходящий оборот. Молодой король, похоже, отбушевал и подуспокоился, раз начал задумываться о политических последствиях. Возможно, теперь он будет в настроении выслушать. Кашлянув, дабы привлечь к своей недостойной персоне высочайшее внимание, Эцхак осторожно заметил:
— Похоже, ваша… гостья… не очень умна…
— Да уж! — Селиг фыркнул. — Ее сестра куда умнее, но там был такой переполох, что укра… э… спасти удалось только эту глупую неблагодарную дрянь.
— Глупых детей учат, — более смело продолжил ободренный Эцхак. — А неблагодарных — наказывают…
— Если бы я мог! — Селиг воздел руки в жесте крайнего отчаянья. — С каким наслаждением я бы ее… наказал! Она бы у меня научилась проявлять должное уважение к старшим, клянусь Адонисом, который не всегда был добрым и покладистым мужем! Вот уж кто умел внушать страх… В том числе и жене, хотя она и была богиней! Но мне нужна любовь, а не страх. Я так надеялся на Темного Эллариата, он бы сумел заставить паршивку… Но он до сих пор так и не вернулся, он предал меня! Почему все всегда предают так не вовремя?! И что теперь делать? Где мне найти другого мага? Она должна меня любить! Хорош я буду в глазах ее отца, если при нашей торжественной встрече эта маленькая дрянь, рыдая, бросится именно к нему в поисках защиты! Она ко мне должна бросаться за помощью и защитой, ко мне, понимаешь?!
Эцхак еще раз прочистил горло. Он чувствовал себя так, словно ступает по зыбучим пескам.
— Девочки, даже такие маленькие и глупые, обожают героев. Особенно — тех героев, которые их спасли от смертельной опасности…
— Да-а?! Что-то не замечал! Я ведь уже спас ее — во время бунта!
Эцхак, конечно, мог бы возразить, что его венценосный повелитель во время им же самим устроенного бунта свою пленницу скорее крал, чем спасал. Но зыбучие пески под ногами подсказали иные слова:
— Она глупа, мой король. Ее нужно пугать проще. Как пугают совсем маленьких детей. Например, карликом Ацейанш… помните? Злодей Ацейанш захватывает в плен королевскую дочку и страшно ее пытает. Бьет, держит в сырой темнице, морит голодом… А потом, конечно же, появляется молодой король и спасает несчастную… Избавь младшую дочь короля Аквилонии от понятного любому ребенку злодея — и она будет тебя обожать. Никуда не денется.
Селиг заметно повеселел. Особенно — при упоминании о пытках и сыром подземелье. Хотя некоторое сомнение все же продолжало слегка омрачать королевское чело:
— Все это, конечно, хорошо… Но где же мы возьмем подходящего злодея, Эцхак? Не могу же я сам сначала пытать ее, а потом спасать от самого же себя? Она, конечно, глупа, но не настолько же!
— Только прикажи, мой король, и этим страшным злодеем буду я!
***
Внутренние стены замка были чуть ли не в локоть толщиной и потому казались надежно защищенными как от проникновения вражеских воинов, так и от подслушивания. Селига подвела смотровая ниша, для удобства наблюдения выдолбленная в стене — с обратной стороны находящейся в соседней комнате фрески. По сути, стены за фреской и не было — так, тонюсенькая перегородка.
Под высокими сводами звуки разносятся далеко. Привыкшее с младенчества отслеживать малейшие изменения птичьего гомона — иначе не выжить — ухо отчетливо слышит их в пустой тихой комнате. Рассказывать страшную историю девочка перестала сразу же, как только глаз бога воров прекратил моргать и обрел свой обычный зеленый цвет…
***
— Позволь мне, мой господин! Я знаю, как надо обращаться с непослушными детьми, я вырастил шесть дочерей, все они удачно пристроены. И ни один из мужей пока что не жаловался и не требовал вернуть обратно богатый калым. Я сумею научить должному послушанию и это варварское отродье… Хвала богине, ума у девчонки немного и обмануть ее проще простого. Она любит разные истории, вот и расскажем ей нужную нам, пусть запоминает. Ее похитят кочевники. Сунем в мешок, кинем поперек седла… Думаю, хватит трех-четырех человек в традиционных накидках, чтобы изобразить потасовку. Главное, чтобы она запомнила их лохмотья и сумела описать отцу… А потом придешь ты, мой король…
***
Мужские голоса слышались вполне отчетливо. Вплоть до самого последнего мерзкого смешка. Как и сопение стражников за толстой дверью. Как и стук по полу их игральных костей. Стражники так же не обращали на нее никакого внимания, как и она — на них. Внимания требовало лишь то, что происходило в соседней комнате…
Когда мужские голоса смолкли и даже шаги двух людей удалились по коридору и перестали быть слышимыми — тогда и только тогда Лайне положила куклу на пол и подняла сузившиеся глаза к фреске.
И взгляд ее был недобрым и вполне осмысленным…
***
— Пора трогаться, мой король.
Показалось или нет, что в голосе Сая прозвучало явственное огорчение? Вряд ли показалось. Конан нахмурился, удивленный. Не огорчением, прозвучавшим в знакомом голосе со ставшим за последнее время уже привычным асгалунским акцентом, а самим обстоятельством произнесения именно этим голосом именно этих слов.
Обычно с подобным докладом к нему приходил Квентий, как и положено начальнику внутренней стражи. Тем более — там, где никакой внешней стражи не было и в помине, и подчиненные Квентию «Черные Драконы» служили единственной преградой между драгоценной особой короля Аквилонии и всеми теми мириадами врагов, что непременно собираются на эту особу покуситься. Врагов реальных или же существующих только в бдительном воображении доблестного начальника внутренней стражи, но от этого не менее грозных.
Потому-то и старался Квентий всегда быть рядом, потому-то почернел лицом и высох телом, вконец измученный собственной добросовестностью. Заботу о короле он не доверял никому. И то, что сегодня звать Конана вместо него пришел Сай, было очень странно. А еще более странными были слова, им при этом сказанные — «мой король». Вполне обыденные в устах любого аквилонца, произнесенные шемитом они резали слух. Странная оговорка.
Конан обернулся.
Молодой предводитель разбойников стоял у самой кромки озерной воды и смотрел мимо короля. Туда, где под сенью чахлых кустиков виднелись следы уже разобранного походного лагеря — угли кострищ, обрывки ткани, пришедшее в негодность и потому безжалостно оставляемое снаряжение и прочий неизбывный мусор, быстро растущие кучи которого своеобразными вехами отмечают любой караванный путь. Лицо у юного асгалунца было грустным.
