Дождь в полынной пустоши (СИ) - Федорцов Игорь Владимирович (книги без регистрации полные версии txt) 📗
− Я же говорил, людей проймет только страх. Ну еще боль. Но к боли можно притерпеться, а вот страх, страх должен быть всякий раз новый.
Альтус моментально сделался серьезным. Ему намекали на продолжение. Он готов!
− И чего им завтра страшиться? Честным людям?
− Чудища еще не перевелись. Обнищала земля на рыцарей без страха и упрека. Некому оборонить несчастных. Беду прогнать, обездоленных защитить.
− Огненный лик в ночных небесах?
− Слабо веруют, не слышит их заступник небесный. Не отыщется голос дозваться Всемогущего. Толи девственницы повывелись, то ли праведники передохли. Грешники кругом остались.
− И надеяться не на кого? - Альтус попробовал угадать спасителей рода человеческого. Назначить себя? Не вспугнуть бы удачу. Путь в ад, но никак не в рай. − На попов если только?
− Попы по бренной земле ходят. В прах душ измарались. На птиц небесных уповайте. Они к нему ближе остальных.
− Птиц?
− А что? Тоже ведь божьи создания.... И был вечер, и было утро: день четвертый. И сказал Господь Бог: да воскишит вода кишеньем живых существ; и птицы да полетят над землею по своду небесному. И сотворил Господь Бог рыб больших и все существа живые, пресмыкающихся, которыми воскишела вода, по роду их, и всех птиц крылатых по роду их. И увидел Господь Бог, что хорошо. Уразумел?
Уразуметь уразумел, чего там хитрого, но не удовлетворил любопытства.
− А вам что с того? - насмелился спросить нищий. Глядишь правдой обмолвится, когда ложью сытить начнет.
− Возможно у меня дар, − усмехнулся Колин. - Как и у тебя. Только мне не поверят, а тебе запросто.
− Значит, через меня истину несете, − правильно понял Альтус, но не возмутился. Свой интерес имеет и должно быть не малый, раз запросто с нищим общается. - А ежели бейлиф притянет? Я ведь не умолчу. Расскажу как есть.
− Скромнее будь, − присоветовал унгриец. - Не выделяйся. Дольше искать будут.
− Да обернись я хамелеоном, надолго не спрячешься. Сказывают саин Акли опять Сеньи на службу притянул.
− И кто таков это Сеньи?
− Сыскарь божьей милостью. Если понадобиться человек в городе, а вы знаете только, что он рыжий и звать его Герет, старина Сеньи его найдет быстрее, чем съедите обед.
− Буду только рад свести знакомство с такой выдающейся личностью.
− Те кто сводили, не очень-то в восторге от его общества.
− То они, а то я.
− Особенный выходит?
− Из ряда вон выходящий, − посмеялся Колин.
Длиннющая прогулка скоротать время. Пересидеть бы в шинке, но сейчас не хотелось ни шума, ни вина, ни разговоров, ни назойливых знакомств. В поисках тишины, холода и безлюдья, бродил по набережной, считал с моста звезды. Не в небе, в водах канала. Любовался куполом нефа Святой Бригитты. Скромно и мрачно.
Неизбежного не избежать. Так и от людей, никуда не деться. В тесном проулке, в канаве, загребая грязь в ладони, возился и умирал обобранный и порезанный скорняк. В луже масляные разводья. Ночь не помеха видеть, а кровь не спутаешь ни с чем. Еще дальше, у тупика, трое кончали пятерых. Бились зло и молча. У базилики Авдия Дарителя, плакала избитая шлюха. Ей подвывала брошенная собака. Велик мир, а идти обеим некуда и не к кому.
Кривенькие улочки: Медников, Воскобойников и Аптекарей ручейками стекались к старой церкви. Грязища, нечистоты и лужи плескались в плохонькую ограду, затекали в прорехи. Из черной жижи указательным перстом торчит колокольня. Над куполом беспросветная темень, неподвластная луне и звездам. А за ней, за чернотой говорят рай? Врут, поди.
Колин прошел темной аллейкой. Надавил плечом хлипкую дверь. Посыпались гвозди, отпал запор с куском деревяшки. Под ногами захрустел мусор. Плащ ширкал и марался о стену, собирая паутину углов. Лестница бежала вверх, опережая шаги тяжелым нудным скрипом.
Площадка звонаря продувается холодным ветром. Резкий порыв выгоняет слезу на ресницы.
− Красота! - не надышится Колин. Его взгляд охватывает ломкость крыш, чернильницы площадей, пузыри дворцов и монастырей. Вечерний город кажется необъятным и большим. Грязное тело в редкой сыпи огоньков. Что за недуг снедает обиталище людей? И как излечить его? И кому?
Унгриец извлек из сумки спеленованого ворона, освободил от пут. Птица слабо трепыхнулась.
− Рано еще на выход, − попенял унгриец хмельной птице.
Отхлебнул вина и вместе со слюной сплюнул в разинутый клюв. Ворон задергался, сглатывая жидкость. После четвертой порции омертвел. Широкие крылья расправились и обвисли веером. Колин шмякнул ворона о деревянные перила. Для верности.
Нарастил веревку от колокольного языка и смазав клеем, обмотал птице лапы. Уложил бесчувственную тушку на настил. Прикрыл тряпицей.
На прощание еще раз осмотрел ночную панораму. Чем меньше деталей, тем красивей. Говна не видишь.
Путь к Серебряному Двору занял более двух часов.
− Вот это уже точно они, − бросил Колин под ноги вифферу очередной, капающий кровью сверток.
Ллею остро пожелалось душегубства. Зарубить проклятущего унгрийца. Неся службу в приграничье Баррика, в одной из стычек, он, хорошо поставленным ударом (раньше ветераны за молодыми приглядывали, да учили), развалил амброна от ключицы до копчика. Но удар что? Ощущения! Когда острая тяжелая сталь армейского меча рассекает плоть и кости, и на глазах левая часть туловища кровянится и отваливается от правой. Виффер желал повторения. Прямо сейчас. Заляпать паскудной кровью, кишками и дерьмом дворцовый мрамор и стены.
13 День св. Иосафа (23 сентября).
ˮ...Если ты готов принять совет, значит не готов действовать самостоятельно.ˮ
С утра приятная (приятная ли?) неожиданность. Колин отправился завтракать к баронессе Янамари аф Аранко. Именно так изъяснился пришедший спозаранку слуга.
− Вас приглашают трапезовать....
И далее со всеми соответствующими титулованиями. Длинно и пафосно.
На выходе из коридора в Зал Арок, Колин столкнулся с Элеком аф Харцем. Прошел бы мимо. Им нечего делить, нечего сказать друг другу, не за что пожимать руки. Он так думал.
− Как это получается?
− Получается что?
− Ни что, а у кого, − Элек пальцем уперся себе в щеку, что должно означать...
Подробности унгрицу не обязательны.
ˮМесто такое, приставать и отношения выяснять?ˮ
Ударил неожиданно и сильно, прижал новика к одной из колонн. Вторым ударом обездвижил противнику руку - меньше трепыханий. Жестко передавил Харцу гортань. Виконт сразу задохнулся, захрипел, по рыбьи широко открыл рот, вдохнуть. Ища спасения, потянулся к поясу за кинжалом. Колин пресек жалкую попытку сопротивляться.
− Знаешь что такое сагкош*? - продолжать, дождался невнятного сипения. - Запеченная собака. А знаешь как её готовят? - опять сипение - нет. - Отбирают самую брехливую псину, лупят палками, превращая кости в кашу, потом сдирают шкуру. С живой....
Колин усилил давление на глотку. У Элека задергались веки, закатились белки глаз. Какой-то внешний раздражитель, едва определимый, подталкивал не останавливаться, довершить начатое. Не идти у себя на поводу, подвиг достойный прославляющей рифмы.
− Как вариант лишают способности свободно дышать, растягивая агонию на несколько часов...
Вряд ли Колина слушали. Виконта приводило в оцепенение не физическое воздействие, но понимание близкой смерти. Как понимает её приговоренный к казни, когда не лезвие топора, но лишь тень, касается кожи.
− В Унгрии говорят, все под богом, − продолжал унгриец. − Но ты верно решил проверить так ли это? Огорчю. К тебе утверждение не относится. Ты не из Унгрии.
Колин отпустил Элека и позволил отдышаться, отхрипеть.
− Жаль, здесь негде помыть руки..., − намекнули виконту о причинах относительно благоприятного для него исхода конфликта.
Предположения, для чего Харцу затевать ссору, унгрийца не мучили. Для чего предполагать, если всегда можно продолжить начатое и постичь истину в её неприглядности. Ну или красоте. Виконт еще не знаком с изумительными рецептами приготовления строганины и отбивного мяса. Не говоря уже о саннагчи, хоунао и хуоджиолю*.
