Владычица озера - Сапковский Анджей (список книг .TXT) 📗

Неожиданно все заслонил черный плащ со знаком серебряного солнца.

— Evgyr, nordling!

Обри крикнул, поднятая криком Чикита сделала прямо-таки олений прыжок, спасая ему жизнь и вынося за пределы досягаемости нильфгаардского меча. Над головой засвистели стрелы, завыли бельты, в глазах снова замелькали разноцветные фигурки.

«Где я? Где свои? Где враг?»

— Evgyr morv, nordling!

Грохот, стук, ржание лошадей, крик.

— Стой, молокосос! Не туда!

Женский голос. Женщина на вороном жеребце, в доспехах, волосы развеваются, лицо забрызгано кровью. Рядом — конники в латах.

— Ты кто? — Женщина размазала кровь рукой, в которой держала меч.

— Корнет Обри… Флигель-адъютант коннетабля Наталиса… С приказом полковникам Пангратту и Эльсу…

— Тебе не добраться туда, где дерется «Адью». Давай к краснолюдам. Я — Джулия Абатемарко… Вперед, черт побери! Нас окружают! Галопом!

Он не успел возразить. Да и смысла не было.

Через две-три минуты сумасшедшего галопа из пыли возникла масса пехоты, квадрат, наподобие черепахи прикрытый панцирем из деревянных щитов и на манер подушечки для иголок ощетинившийся копьями. Над квадратом развевалось большое золотое знамя со скрещенными молотами, а рядом с ним торчал шест с конскими хвостами и человеческими черепами.

На квадрат, наскакивая и тут же отбегая, словно псы, рвущиеся укусить размахивающего палкой деда, бросались нильфгаардцы. Дивизию «Ард Феаинн» из-за огромных солнц на их плащах невозможно было перепутать ни с какой другой.

— Бей, Вольная Компания! — крикнула женщина, закрутив мечом мельницу. — Отработаем дукаты!

Конники — а с ними и корнет Обри — ринулись на нильфгаардцев. Стычка длилась всего несколько минут. Но была жуткой. Потом стена щитов раскрылась перед ними. Они оказались внутри четырехугольника, в толпе, среди краснолюдов в кольчугах, шлемах с бармицами и остроконечных шоломах, среди реданской пехоты, легкой бруггенской кавалерии и закованных в латы кондотьеров.

Джулия Абатемарко (Сладкая Ветреница, кондотьерка, только теперь сообразил Обри) потянула его к пузатому краснолюду в шишаке, украшенном красной шкофией, [53] неуклюже сидящему на нильфгаардском коне в ладрах, в седле пикинеров с большими луками, на которое он взобрался, чтобы иметь возможность смотреть по-над головами пехотинцев.

— Полковник Барклай Эльс?

Краснолюд одобрительно кивнул шкофией, заметивши кровь, что забрызгала корнета и его кобылу. Обри невольно покраснел. Это была кровь нильфгаардцев, которых кондотьеры рубили рядом с ним. Сам он не успел даже меча вытянуть.

— Корнет Обри.

— Сын Анзельма Обри?

— Младший.

— Ха! Я знаю твоего отца! Что там у тебя от Наталиса и Фольтеста, корнетик?

— Центру группировки грозит прорыв… Господин коннетабль приказывает Добровольческой Рати как можно скорее свернуть фланг и отойти к Золотому Пруду и речке Хотле… Чтобы поддержать…

Слова корнета заглушили рев, храп и визг коней. Обри вдруг сообразил, до чего бессмысленные он привез приказы. Как мало они значат для Барклая Эльса, для Джулии Абатемарко, для всего этого краснолюдского четырехугольника под золотым знаменем с молотами, развевающимся над черным морем окружающих, штурмующих со всех сторон нильфгаардцев.

— Я опоздал, — простонал он. — Я прибыл слишком поздно…

Сладкая Ветреница фыркнула. Барклай Эльс оскалился.

— Нет, малыш, — сказал он. — Просто Нильфгаард пришел слишком рано.

— Поздравляю дам и себя с удачной резекцией тонкого и толстого кишечника, спленектомией [54] и сшивкой печени. Обращаю внимание на время, понадобившееся нам, чтобы ликвидировать последствия того, что за доли секунды было сотворено нашему пациенту во время боя… Советую это воспринять как материал для философских размышлений. А теперь мазель Шани зашьет нам пациента.

— Но я этого еще никогда не делала, господин Русти.

— Когда-то надобно начинать. Шейте красное с красным, желтое с желтым, белое с белым. Так наверняка будет хорошо…

— Это ж надо! — рванул бороду Барклай Эльс. — Что ты говоришь? Что говоришь ты, младший сын Анзельма Обри? Что мы тут, получается, баклуши бьем? Мы, курва его мать, не дрогнули даже под напором! Ни на шаг не отступили! Не наша вина, что эти му… эээ… из Бругге не сдержали!

— Но приказ…

— Задом я давлю такие приказы!

— Если мы не закроем брешь, — перекричала рев Сладкая Ветреница, — Черные прорвут фронт. Фронт прорвут! Раскрой мне ряды, Барклай! Я ударю! Я прорвусь!

— Вырежут вас, прежде чем доберетесь до пруда! Погибнете там зазря.

— Так что ты предлагаешь?

Краснолюд выругался, сорвал с головы шишак, хватанул им о землю. Глаза у него были дикие, налитые кровью, страшные.

Чикита, напуганная криками, плясала под корнетом насколько позволяла теснота.

— Давай сюда Ярпена Зигрина и Денниса Кранмера! Мигом!

Оба краснолюда вырвались из яростного боя, это было видно с первого же взгляда. Оба были в крови. Стальной наплечник одного носил след настолько сильного удара мечом, что пластины встали торчком. У другого голова была обвязана тряпицей, сквозь которую проступала кровь.

— Все в порядке, Зигрин?

— Интересно, — вздохнул краснолюд, — почему все об этом спрашивают?

Барклай Эльс отвернулся, отыскал взглядом корнета и впился в него глазами.

— Стало быть так, самый младший сын Анзельма, — прохрипел он. — Король и коннетабль приказывают нам прийти и поддержать их? Ну, так раскрой глаза шире, корнетик. Будет на что посмотреть.

— Холера! — рявкнул Русти, отскакивая от стола и размахивая скальпелем. — Почему? Чертов хрен, почему так должно быть?

Никто ему не ответил. Марти Содергрен только развела руками. Шани наклонила голову. Иоля шмыгнула носом.

Пациент, который только что умер, глядел вверх, глаза у него были неподвижные и стеклянные.

— Бей-убивай! На погибель сволочам!

— Равняйсь! — рычал Барклай Эльс. — Держи шаг! Держи строй! И плотней! Плотней, мать вашу так-растак!

«Мне не поверят, — подумал корнет Обри. — Ни за что мне не поверят, когда я стану об этом рассказывать. Этот квадрат дерется в полном окружении… Охваченный со всех сторон кавалерией, разрываемый на части, его рубят, давят, колют… И этот квадрат идет. Идет ровный, плотный, даже со щитами. Идет, переступая через трупы и топча их, толкает перед собой конницу, толкает перед собой элитную дивизию „Ард Феаинн“. И идет».

— Бей!

— Держи шаг! Держи шаг! — рычал Барклай Эльс. — Держи строй! Песню, курва ваша мать, песню! Нашу песню! Вперед, Махакам!

Из нескольких тысяч краснолюдских глоток вырвалась знаменитая махакамская боевая песня.

— Бей-убивай! Вольная Компания! — В грозный рев краснолюдов врезалось, словно тонкое жало мизеркордии, высокое сопрано Джулии Абатемарко. Кондотьеры, вырываясь из строя, нападали на атакующих квадрат конников. Все это граничило с самоубийством. На наемников, лишенных защиты краснолюдских алебард, пик и щитов, обрушилась вся мощь нильфгаардского напора. Рев, крик людей, конский визг заставили корнета Обри невольно скорчиться в седле. Кто-то ударил его в спину, он почувствовал, как вместе с увязшей в толпе кобылой движется в сторону самого страшного столпотворения, самой жуткой резни. Обри крепче сжал рукоять меча, которая вдруг показалась ему скользкой и ужасно неудобной.

Через мгновение, вынесенный перед линией щитов, он уже рубил налево и направо, как безумный, и орал, как спятивший.