Дождь в полынной пустоши (СИ) - Федорцов Игорь Владимирович (книги без регистрации полные версии txt) 📗
Закончив сбор трофеев, Колин раскромсал реквизированный плащ, завернуть ночную добычу.
− Поправляйся, − пожелал унгриец затаившемуся канальщику, и пошутил, будто со старым приятелем. - И не лежи долго на земле, простудишься.
Раненный стиснул зубы. Стучат от страха, что армейский барабан атаку. Поборол искушение послать шутника подальше. Ненависть достойное чувство, но жить хотелось.
Всхлипнул и обмяк Ринго, отходя в лучший мир. Ему и на этом жилось неплохо. Но вот кто же знал, что так сложиться.
ˮОтомщу!ˮ − пообещал канальщик и заткнул обещанием глотку не заскулить. Душегуб присел потрепать его за космы.
− Надо же! Рыжий! - восхитился он шевелюрой полумертвого от страха канальщика.
В груди не сердце раскисшая глина, не душа − грязная лужа...
Виффер потребовал глупость - объяснений очевидному.
− Что это?
− Правосудие. Прошлый раз я ошибся.
− Ошибся? - возмутился Ллей чинимому унгрийцем беспределу.
− С кем не бывает, − легкое недоумение, способно привести в бешенство и статую святого.
− А в этот раз?
− Может и в этот, − не стал отрицать Колин возможность повторной ошибки.
− Будь моя воля...
− А уж будь моя, − попрощался он с рассерженным виффером, оставив последнего ругаться и скорготать зубами.
В коридоре, у дверей комнаты, Колина поджидала Нумия.
− Случилось чего?
− Нет, саин.
Он открыл дверь и впустил прислугу. Любые вопросы, не только семейные, следует решать подальше от сторонних ушей и глаз.
− Ну и...
− У меня полтора года не было мужчины, − запросто призналась Нумия. - Это мешает.
Она не добивалась его согласия. Подобрала подол, прижала подбородкам, освободить руки снять с себя панти.
Люди прячутся за чувства, не признавая инстинктов. Но непризнание не означает их отмены. Вмененные природой обязательства, человеку не отменить.
− Кровать не предлагаю. Разве только стол.
Нумии все равно, где она получит то, зачем пришла.
12. День св. Поплия (22сентября).
,,...Кто подставит под удар правую щеку, подставит и левую. Не будьте из их числа. Не подставляйте ни правой, ни левой щеки.ˮ
Тоскливый перезвон колоколов потревожил неприветливые низкие небеса, выбил из туч скупенький дождик. Не выспавшееся солнце никак не могло проглянуть сквозь серую хмарь. Но что изменилось бы, сияй оно золотым ноблем? Ночь ушла, оставив столицу в тревожном оцепенение от ночного кошмара. Страх и растерянность обживали людские жилища, караулили в подворотнях и темных закоулках, черным вихрем чудовищных слухов неслись по притихшим улицам, беспрепятственно врывались на площади, рынки, вторгались в храмы и молельни. Подкрадывались к усадьбам и, не отступали перед дворцами. Очевидцам внимали, не пастырям. Страшным словам верили, не божьим. Бог где? А беда вот она, рядом, под боком, за соседним столом, за соседним забором, в соседнем околотке. О ней уже стенают из праха, вопиют срывая голос. В то злосчастное утро, никогда прежде не сходилось к Святому Хару столько народу, послушать нищего.
Дурные вести - откуда хорошим взяться? отобьют аппетит и ввергнут в гневливость. Остывает сливовый соус, теряет аромат молотый кориандр, вянет зелень, черствеет хлеб. Растопленное масло превращается в ком. Над запеченным зайцем нагло кружат мухи, садятся, липнут в жир. Любимая борзая пачкает слюной и лапами белую скатерть. Но что с того? Саину Акли крошка в рот не лезет! Пережив безумие шесть бунтов черни и три не менее безумных смуты аристократии, бейлиф научился предчувствовать недоброе. Вот и мается сердце, быть худшему неурядью из всех им виданных. Придется опять топить рвань в канале, доверху, под самый мост. Возами свозить благородные головы в ближайший овраг, ссыпая вровень с краями. Не спать неделю, вылавливая уцелевших и хитрых, и приглядывать за отправляющими закон, удержать от неумеренности служения. Усугубляло взвинченность бейлифа и старая рана. Разболелась, хоть волком вой. Удар меча стесал ухо и покорежил челюсть. Слегка свернутая морда выглядела по-собачьи свирепо. Люди общавшиеся с Акли, плели меньше небылиц и умеряли фантазии, предпочитая придерживаться сухой и короткой правды, в надежде побыстрее отделаться от въедливого собеседника.
− Подтверждения? - Акли отрешился от блюд и поманил гриффьера в соседнюю комнату. Плюхнулся за рабочий стол и по многолетней укоренившейся привычке, тут же схватился за перо. Чернильные кляксы полетели во все стороны. На сукно, чистую бумагу, подписанные прошения, одежду и лицо подчиненного.
− О явлении огненного монстра свидетельствуют не только лапотная чернь, но и люди глубоко трезвомыслящие, достойные всякого уважения. Торговец сукном Арённ видел тварь над обителью кармелитов. Глава гильдии швей Поцик Мойли столкнулся с исчадьем неподалеку от Кроличьих Нор. Старший огранщик Эл Спитти у канала, − перебирал гриффьер свитки, готовый предъявить их по первому требованию.
− И куда оно подевалось? - бейлиф оставил в покое перо, но не успокоился душевно.
− Опять же, по свидетельствам очевидцам, коснувшись купола церкви Святого Маврия, сгорело.
− И попы растрезвонили о великом чуде!
− Святой Маврий покровительствует воинам и путникам.
− Но хоть что-то осталось? Кости, шерсть, хвост? Рога, копыта, клыки? Хоть что-то материальное? Есть ли ваше страхолюдство из плоти и крови, а не плод богатого воображения или помешательства, - не верил Акли ни россказням, ни свидетельствам.
− Саин, место осматривают. Но пока безрезультатно. Непогода.
Бейлиф протянул руку забрать свитки. Не читая, швырнул на стол. Раз сюда полезли попы, пусть сами и занимаются разбирательствами, святой ли погубил исчадье или обожравшись дураков само лопнуло от переедания. Кроме необъяснимых чудес, существовали и более насущные проблемы. От канальщиков убытку куда больше, чем от изрыгивающего огонь монстра.
− С зерном выяснили?
− Подвоз задерживается. Из-за разлива реки, баржи не провести к столице.
− И живоглоты сразу вздули цены, давая лишний повод к брожению и недовольству.
− Саин, чернь. Чего от нее ожидать...
− А я тебе скажу чего ожидать... И очень даже скоро. Она повоет, повоет да возьмется за вилы. И торгаши, что подняли цену на зерно, первыми прибегут в магистрат искать защиты и управы. А то найдутся такие, полезут с жалобами к королю. Дальнейшее объяснять? Больше сажайте болтунов, спокойнее будете спать и вы, и ваши соседи. И ваших очевидцев к любителям нести чушь приобщите.
− Разумна ли подобная превентивность? Лишний повод вызвать роптание. Особенно сейчас.
− Вот именно, особенно сейчас, пока мы еще можем сажать. Пусть лучше бояться недовольства закона, нежели закон будет прислушиваться к воплям ополоумевших бунтовщиков!
− Может все-таки обратиться к церковникам? Повлиять и успокоить паству. Крестный ход, мощи вынесут. Наконец в Милостивца позвонят. Что-нибудь придумают, потянуть время, пока придет зерно.
− Они придумают! Видел, что у церквей твориться? Плохо смотрел. Сходи, полюбопытствуй. Очень удобно, знаешь ли видеть божий промысел во всем, и даже там где им и не пахнет. А я лично вижу не промысел, а умысел! И не божий, а людской. Попам твоим он на руку, прибыток в церковную казну ого-го! И плевать им, что в городе бунт зреет! И не сам по себе.
Блюститель закона давно избавился от пиетета перед рясой и скуфьей, и избыточным веропочитанием не страдал. Для тех, кто служит порядку привычней всякую веру терять. Особенно в человека. Здоровый скептицизм весьма полезен, когда имеешь дело с людской породой. Тут чего угодно ожидаешь.
− Найди эту сволочь Сеньи. Пусть поработает.
− Саин, позволю напомнить, Сеньи отошел отдел.
− Отошел? Отойти он может только в мир иной. А сейчас пусть выползает из своей норы и разберется с летающим чудовищем, плачущим огненными слезами. А заодно с прозревающими его скорое появление. И не упустит голодную босоту и торговцев зерном. А то как-то все складно. Одно к одному. Одно за одним.
