Клинки и крылья (СИ) - Пушкарева Юлия Евгеньевна (серии книг читать бесплатно TXT) 📗
— О боги… — прошептал Ривэн; колени дорелийца мелко тряслись, и он бы упал, если бы Поэт не подхватил его под локоть. — Альен…
Не удержавшись, Альен недовольно сморщился. И где Ривэна научили так выразительно бояться на потеху окружающим?…
— Я учту, — пообещал он, твёрдо глядя волку в глаза. — Приношу свои извинения, о бессмертный.
— Извинения приняты, — сказал волк. Он расслабился и сел, гибко согнув задние лапы, а затем обернул их хвостом. — Я тоже прибыл, чтобы познакомиться с Повелителем Хаоса. Мы все долго ждали тебя… Неизмеримо долго.
— Только зря ты приходишь так неожиданно, Цидиус, — Поэт пожурил его, но с нотками уважения. Одна из его бабочек села волку на нос; тот с досадой фыркнул. — Можно и напугать наших гостей… Цидиус — знаток древней истории, превосходный боец и мастер Дара. И, тем не менее, почему-то предпочитает нашему обществу этот облик и общение с Двуликими-оборотнями.
— А ещё он мой кровный, — без выражения произнесла Тиль; совершенно такую же отрешённость Альен часто видел на лице Сен-Ти-Йи. — Здравствуй, Цидиус. Не ожидала увидеть тебя здесь.
Волк чуть оскалился. Белый хвост постучал по золочёному полу — как показалось Альену, без особой радости.
— Здравствуй, моё несчастное порождение… Счастливо прошли те века, что мы не встречались.
— Кровный? Порождение? — робко переспросил Ривэн. Он уже успел более-менее оправиться и не вис на руках у Поэта. — Хотите сказать, вы — отец и дочь?…
— Увы мне, — ответил волк, критически втягивая носом воздух. Его явно коробил аромат благовонных масел, от которых блестела кожа Тиль Миранны Хаанаэль. Та хмыкнула и поправила волосы, звякнув браслетами: похоже, и её родство с полузверем не приводило в восторг.
Поэт посмотрел на Ривэна с лёгким укором.
— Мы не любим этих слов, мой юный друг. Те, кому дарована вечность, превыше всего ценят одиночество и свободу… Чтобы вести желанную каждому жизнь, важно отказаться от кровных связей. К тому же нас осталось так мало, что большая часть давно позабыла о них.
Одиночество и свобода… Альен поспешно прогнал вихрь соотнесений и ненужных воспоминаний, взметнувшийся в его голове. Он обязан думать о том, что происходит сейчас.
Как бы ни было мало в этом приятного.
Он попытался закрыть свои мысли, и в первую очередь — от Цидиуса. Любые блоки и заслоны, впрочем, казались ненадёжными.
— И воровство в Храме тоже запрещено, — добавил волк, глядя на Альена с непередаваемым выражением бессмертного… Иногда Отражения применяли похожий взгляд — когда подразумевали что-то вроде: «тебе не удастся меня обмануть».
Но и об этом лучше не вспоминать. Новый раскат грома пробрал Альена до нутра — прямо над Эанвалле… Вновь поднявшаяся тоска гнала его наружу, под ливень.
Он ещё раз посмотрел в волчьи глаза Цидиуса.
— Мы ничего не крали.
— А нож у тебя за пазухой и зачарованное масло боуги в кармане? — спросил волк; боковым зрением Альен заметил, как взволнованно переглянулись Тиль и Поэт. Сдаваться ему не хотелось.
Только бы Ривэн не выдал… В таких случаях приходится лгать без единого слова лжи. Особое искусство, которым смертные подчас владеют не хуже тауриллиан.
— Я забрал нож у боуги, чтобы передать его законной владелице — Тааль-Шийи, — неспешно сказал он, обдумав каждое слово. — Сейчас она погружена в магический сон, поэтому я не мог сделать это немедленно. А горшочек с волшебным маслом мне подарил боуги по прозвищу Зелёная Шляпа. Это случилось в землях за океаном, в королевстве Ти'арг, и было именно подарком — совсем не кражей.
Он услышал, как Ривэн от восхищения перестал дышать. Сам Альен был не уверен, что тут есть чем восхищаться… Воры на допросах — и те, должно быть, врут не так бессовестно.
Волк склонил белую голову; его треугольные уши встопорщились с одобрением.
— Хорошо, Альен Тоури. Мне нравится твой ум. Не хочешь развлечься небольшим диспутом?
— Диспутом?…
От этого слова пахло Академией — тысячами старых книг и подгнивших свитков, скудными обедами, никчёмными разговорами, пыльными синими мантиями профессоров… Очарование Академии на всю жизнь смешалось в Альене с ненавистью к ней, и он до сих пор не определился, чего же больше. В диспутах, показательных спорах, он участвовал довольно редко. Может быть, интерес притупляло то, что он заранее был уверен в победе (причём без всякой магии: он и Даром тогда ещё не научился владеть, и принципы не позволяли), а в соперники ему доставались редкостные тупицы.
— Ты о философском диспуте?…
— Конечно, — Цидиус приподнял губу, обнажив желтоватые клыки. — Ты же не думал, что диспут изобрели ваши смертные предки?
— А еда не предусмотрена? — набравшись храбрости, спросил Ривэн. — Без завтрака я выдержу что угодно, но не диспут…
— О да, конечно! — встрепенулся Поэт; синие бабочки расселись на его плечах. Он сосредоточенно переводил взгляд с Цидиуса на Альена и выбивал голой ногой какой-то ритм — наверное, мысленно складывал строки. — Давайте пройдём в залу для пиршеств — там, за трапезой, мы и насладимся вашим учёным спором. Стены залы прозрачны, и Повелитель Хаоса сможет любоваться грозой, как ему, вероятно, хочется…
Диспут с тауриллиан в образе белого волка… Что ж, не так уж плохо. Это будет настоящей борьбой сознаний — тем, чего Альену так не хватало в последнее время. К тому же он не в том положении, чтобы сопротивляться.
Сунув руку в карман, Альен сжал в горсти горшочки с волшебным маслом. Зелёная Шляпа простит ему отсрочку.
В проклятой пиршественной зале Альен провёл в итоге весь день и часть вечера. Он сам не понял, как увяз: диспут с Цидиусом перешёл в словесные состязания с другими тауриллиан, блюда и напитки появлялись и исчезали, гроза с переменным успехом гневалась за прозрачными — будто кристалльными — стенами. Эта зала (наверное, самая огромная во всём Эанвалле) находилась ниже яруса, на котором поселили их с Ривэном и, соответственно, ещё ниже по отношению к зале с разрывом, где спала Тааль.
Альен не чувствовал, однако, что оказался от разрыва слишком далеко. Он вообще как-то быстро забыл об этом, зачарованный остроумием и тонкостью доводов бессмертных, а ещё — их талантом перетасовывать факты так, чтобы всё складывалось в их пользу. Они говорили об истории Обетованного, о магии и — неизбежно — о судьбе людей. Тауриллиан (а их набиралось всё больше — видимо, слухи о приходе Повелителя Хаоса за утро разнеслись по побережью-«тюрьме») пытались доказать, что их возвращение и господство будет благом для обоих материков, а засилье человеческих королевств приведёт к вымиранию магии, которое уже и без того началось. Уходя ещё дальше с восхищавшей Альена наглостью, они отрицали любые проявления тирании или жестокости со своей стороны. Судя по их словам (без единого звука откровенной лжи), все в Обетованном на самом деле были согласны с их властью и даже ждали её; а всё, что они делали, — мягко подталкивали смертных к осознанию этого. Так сказать, исполняли мечты, подобно добрым волшебникам из сказок — тех, подлинные версии которых всегда смягчают в переложениях для детей…
Но Альен всегда добирался до тех самых, изначальных, вариантов. В детстве нянька, а потом — слуги в Кинбралане буквально силой выволакивали его из библиотеки, где особенно манили самые высокие, запрещённые полки.
Ни нянька, ни слуги тогда представления не имели, к чему это приведёт. Занятно.
Тауриллиан свободно приходили и уходили, по-доброму насмешничали, но в целом общались с ним как с уважаемым и добрым знакомым. Никто не позволял себе фамильярности, как красногубая Тиль. Бессмертных было, в общем, не так уж много — возможно, не больше тридцати: Альен не мог сосчитать точнее, потому что к вечеру его разум совсем затуманился. Точнее, он позволил ему затуманиться, утопая в сияющем Даре этих прекрасных, во всём завершённых, смертоносно-бездушных существ.
Бездушных ли?… Он не знал. Каждый из тауриллиан — в облике прекрасного мужчины или изящной женщины, ребёнка с золотыми кудрями и взглядом старика, человека с оленьими рогами или в одежде из стеклянных шариков, — оставлял за собой шлейф куда длиннее, чем королевская мантия. За ними стелилась тайна, она манила близостью, но постичь её до конца не получалось. Нечто похожее Альен чувствовал среди Отражений, но они были всё же ближе и понятнее: у них, по крайней мере, был конец пути, как и у людей. Был переход в то, что в Долине зовётся Мир-за-стеклом.
