Урощая Прерикон (СИ) - Кустовский Евгений Алексеевич
Дни становились дольше, пробираться вперед — все труднее. Экспедиция давно жила только охотой и собирательством, храня остатки нескоропортящихся продуктов и изредка пополняя их запасы вяленым мясом добытых в прериях зверей. Было несколько случаев массовой травли: поноса, разразившегося в первый раз от беспечно съеденных, неизвестных науке ягод, во второй — из-за опрометчиво брошенных в котел корешков опять-таки неизвестного науке растения, по всей видимости, содержащего в составе своих соков вещества, влияющие на работу желудочно-кишечного тракта. Шарль Тюффон, питавшийся из собственных запасов, с тех пор подшучивал над людьми, называя их своими естествоиспытателями, он тщательно и в деталях описывал каждое такое непредвиденное обстоятельство в своем дневнике. Люди лишь мрачно косились на него в ответ, молча дивясь тому, как может этот изнеженный аристократ — этакий баловень судьбы, которому дома не сиделось — оставаться спокойным и жизнерадостным с учетом всего происходящего, тогда как они — ее пасынки — возненавидели прерии в первые же дни путешествия и уже устали делать зарубки на дорожных посохах и бортиках телег, под покровом полотняных навесов которых ночевали. Не сегодня-завтра и запасам Шарля придет конец, и тогда ему придется питаться, если и не из общего котла, то уж точно общей для всех них пищей, и кто его знает, может, следующий корешок окажется не просто природным слабительным, но отравой похуже? Может, они после очередного приема пищи и вовсе не проснуться? — тот же вопрос занимал и Брэндона, и его сына Дейва, и вообще, кажется, всех, кроме Шарля. Шарль был спокоен и весел, он был настолько увлечен путешествием, что наемникам, глядя на его одухотворенное лицо, оставалось лишь вздыхать и сокрушенно разводить руками, — теперь все понимали, что домой они вернутся еще не скоро.
Брэндон, уполномоченный следить за порядком, во время движения процессии повозок обычно ездил из одного ее конца в другой на своей лошади, вверенной ему в пользование Шарлем, приглядывая таким образом за караваном. Однажды он заехал немного вперед по намеченному маршруту, чтобы разведать обстановку за холмами, внезапно нарисовавшимися на горизонте перед экспедицией. Еще на подходе к холмам он услышал шум воды и пришпорил коня. Вскоре радостный крик огласил округу, переполошив куропаток, гнезда которых скрывались в траве, растущей вниз по склону, — выбравшись на вершину одного из холмов, Брэндон увидел полноводную реку.
Это была Йеллоуотер — первая река Прерикона, открытая цивилизованным человеком. Ее желтые от примеси в них глины и песка воды бурлили, протекая немного под наклоном. Из-под поверхности беспокойных вод то и дело показывались, а затем вновь уходили на глубину серебристые тела рыб. Ниже по течению русло реки выравнивалось и ветвилось многочисленными оттоками, один из крупнейших из них впадал в Голденуотер — самое большое из озер Прерикона, именуемое также Золотым морем.
Однажды вернувшись сюда вместе со своей семьей и другими колонистами уже в глубокой старости, Брэндон заложит на берегу Голденуотер первый кирпич в фундамент Брэйввилля — впоследствии самого большого города Прерикона, одного из крупнейших оплотов цивилизации в здешней степи. Свое имя Брэйввилль получил в честь имени Брэндона — его отца основателя — а также Дейва — погибшего героической смертью сына Брэндона.
Вот, что Шарль Тюффон писал о Йеллоуотер в своем дневнике (читая, помните, что в те времена ученые были немного поэтами, особенно такие благородные и помешанные, как Шарль Тюффон):
«Я и близко не могу описать полноценно всю ту непередаваемую сумму чувств, которая меня охватила тогда, когда, поехав в объезд холмов, за очередным поворотом нам открылась Ее долина! Однако долг ученого ставит передо мною подчас невыполнимую задачу запечатлеть все увиденное и пережитое мною пером с хирургической точностью, что я и попытаюсь сделать ниже, избегая лишних уточнений и подробностей, эпитетов и сравнений насколько это, конечно же, возможно в случае вашего покорного слуги. Итак, эта Река… Клянусь, ни одно из вин Лазурной долины годов лучших урожаев не сравниться в аромате и палитре вкусовой насыщенности с тем буйством радости, которое я пережил, когда увидел Ее стройные изгибы. Подружка невесты, поймавшая букет на свадьбе, и та испытывает меньше счастья. Пожалуй, лишь одна-то невеста в самый главный день своей жизни и способна меня понять… Брэндон (я уже писал о нем раньше — нанятый в Чертополохе проводник) стал мне принесшим благую весть сватом, а Йеллоуотер — так мы назвали красавицу, — моей нареченной! Нет сомнений в том, что она была послана мне свыше: наши запасы питьевой воды были на исходе, к тому же сама по себе Река, а также Ее берега — это еще неисследованная, девственно чистая среда обитания для многих потенциально полезных и попросту удивительных, пока непредставленных научному сообществу существ, — настоящий Клондайк для ученого! Первый вдох ее речного аромата — запаха не маленького пруда, но настоящей реки, клянусь, был так же сладок для меня, как и первая вкушенная мною капля материнского молока!»
Здесь также есть приметка на полях неразборчивым почерком.
«Да простит меня матушка, если я проживу достаточно долго, чтобы она смогла это прочитать!»
Тем вечером они праздновали, — люди ужинали цыплятами на вертеле, пили дешевое вино и самогон, а кони смогли похрустеть наконец свежей травкой. Брэндон позволил себе немного расслабиться: запасы фуража, пополненные Шарлем еще до приезда в Чертополох, были отнюдь не бесконечными. Следопыт вел им учет, а продолжительная стоянка у реки позволила сберечь довольно-таки значимую часть корма. Больше всего Брэндон переживал о том, как бы овса хватило на обратный путь, эйфория, пережитая Тюффоном от одного только взгляда на реку, не внушала ему оптимизма. Помимо всего прочего, им удалось пополнить запасы питьевой воды ниже по течению. Тогда же нашли и озеро. Разбивая лагерь в тот раз, все понимали, что в путь они отправятся еще не скоро. Это с одной стороны всех опечалило, с другой — все были рады нежданному отдыху.
Один из нанятых Шарлем работников имел при себе пса, огромного, лохматого и вислоухого. Морщины вокруг его больших печальных глаз придавали псу крайне унылый вид, — один из наемников отметил как-то раз, что более грустного пса он, верно, и не встречал ни разу в жизни и, разжалобившись, накормил его из собственной тарелки, поделившись частью не самой внушительной порции жаркого. Эту псину все вскоре очень полюбили, а больше всего полюбил ее Дейв. Он называл пса Баскетом, так как познакомился с ним, когда тот перевернул корзину с овощами. Пес к нему так привязался, что, казалось, это он его хозяин. Мужчина, которому Баскет приходился другом, лишь пожимал плечами и отпускал пса с Дейвом на охоту, когда последний просил об этом. В действительности просились они оба: только Дейв изъяснялся словами, а пес громко гавкал при этом и махал хвостом, как жирный селезень машет крыльями в попытках подняться в воздух, — пес как бы вторил словам Дейва и поддакивал ему.
Как-то раз Шарль прогуливался вдоль берега Йеллоуотер, изучая лучную растительность по левую сторону от себя и поглядывая в воду по правую. Задумавшись о чем-то, наверное, об очередной своей смелой теории, этот не в меру рассеянный и любопытный человек удалился от лагеря весьма далеко, на расстояние слишком большое, чтобы его крики кто-нибудь услышал. Мысли ученого изредка прерывали ружейные выстрелы, раздающиеся вдалеке, — это охотился Дэйв. Таких раскатов грома здешняя благодать еще не знала, впервые чистый здешний воздух осквернил запах пороха.
Внизу, где глубина реки была поменьше, течение послабее, а русло уже, перед самым разделением общего потока, внимание гуляющего Шарля привлек какой-то странный блеск в воде. В быту рассеянный Тюффон был вечным мечтателем, но когда в пределах его зрения возникал предмет его исключительного интереса, он тут же преображался и приобретал склонность к стремительным и необдуманным поступкам, часто граничащим с форменным безумием. В тот раз таким безумием, совершенным им, было решение войти в воду и подобрать оттуда это блестящее нечто, привлекшее его внимание, благо, оно лежало недалеко от берега, и глубина была совсем небольшой. Взяв след, как гончая, Шарль совершенно позабыл о том, что он не умеет плавать, а если поскользнется, то утонет быстрее, чем сможет вспомнить второе имя своей матери.