Урощая Прерикон (СИ) - Кустовский Евгений Алексеевич
В небо взвились орлы, уже давно они оглашали округу своим клекотом, как ангелы парили над адом внизу. Теперь, когда титан достиг их гнезд на скалах, тысячи их бросились на него, защищая птенцов. Они разбивались в кровь о его кости, он же даже не обращал на них внимание.
Этот шлем на его голове не снимался: его водрузили братья титана, чтобы отступник больше не смел смотреть вверх. Теперь же он попытался сделать недозволенное, с трудом задрал голову вверх и обратил первичный свет в своих глазницах к лику Тура над головой. Он схватил съехавшую горную вершину левой рукой и метнул ее ввысь, вложив в бросок всю свою ненависть, все остатки сил, как Минош когда-то метнул молот Велунда в один из столпов Поднебесного акведука и пролились воды Стикса на Четвертый мир, пав огненным дождем на головы обезьян, — по древнейшим преданиям из всех так начался род человека.
Но титан не имел и сотой доли тех сил, которыми обладал Минош, и на тысячную долю не мог поравняться с ним в ненависти к своему роду. Вершина не долетела до Тура, она упала далеко за Рубикон — в самый центр Палингерии, но так как на ее территории поместится с сотню империй, когда придет время искать обломок, не сразу люди найдут его. Дальнейшая судьба вершины когда-нибудь станет известна экспедиторами, отправившимися туда, а пока Рубикон остается непреодолимым препятствием между людьми, Палингерией и ее секретами.
Глаза титана погасли, но вечный свет не исчез — ведь когда ставни закрываются, содержимое комнаты не исчезает. С ужасным скрежетом хребет великана подломился в области шеи, а череп покатился вниз. Скелет же так и остался лежать, прижавшись к кольцу гор, опоясывающих Лоно, безжизненный, неподвижный. А Лоно умерло, река усохла, и казалось, никогда уже местная флора и фауна не восстановятся, никогда не прибегут сюда лошади Прерикон, не пронесутся по здешним лугам и не пожуют здешней травы. Но ошибочно это впечатление — уже через десять лет они будут здесь пастись, а кости титана покроются мхом и лишайниками, и жизнь восторжествует над вечностью! И хотя никогда прежним не станет Лоно, той травы, что росла здесь когда-то никогда уже не будет, и Старый падуб исчез навсегда, но вырастет новая трава, и будут еще старые деревья, а суть Лона не изменится никогда. Оно — сердце прерий — и миллион путей ведут туда.
Когда люди достаточно долго живут бок о бок и неважно, кем эти люди друг другу приходятся, так иногда бывает, что некоторые случаи, произошедшие когда-то, они не упоминают в разговоре. Как бы нарочито умалчивают, не сговариваюсь, так как всем понятно, что кому-то из них, части их или вообще всем им это происшествие неприятно. Случается всякое, порой вполне обычные, но попросту скверные вещи, ведь мир так жесток, но иногда людей объединяет загадка, тайна события экстраординарного, и тогда все молчат не только потому, что им неприятно вспоминать, но и еще потому, что то, что было, невозможно. Сверхъестественное необъяснимо, в ином случае оно перешло бы в категорию естественного, но малоизученного. И многое переходит, но бывает непостижимые уму человеческому тайны, непредназначенные для него, основанные на законах иной логики. То, что случилось в Лоне, одна из таких тайн.
Выбравшись из лощины, они понеслись по Монтгомери лейн, и даже когда какофония позади затихла, они продолжали нестись, остановившись только тогда, и не минутой раньше, когда Межевая гряда исчезла за их спинами, а от нее осталась только ровная полоса на западе. Только тогда они слезли с лошадей, позволив им и себе передохнуть немного. Светало, но Энни не застала рассвета, и тогда, когда все заговорили о том, какое красивое солнце, будто впервые в жизни его увидев, она вдруг с ужасом осознала, что слепа, и закричала. Кавалерия был рядом и прижал ее к себе. Зрачки ее стали белыми, как облака на небе, которых она уже не увидит ни сегодня, ни когда-либо вообще, только в своих воспоминания и мечтах.
Осмотрев глаза Энни, Мираж отвел Кавалерию в сторону и там, наедине с ним, произнес ей приговор: — Я здесь бессилен, друг, видеть она больше не будет. Того, что случилось вчера, не должно было произойти. Проклятие долины… Право, я не знал, что оно и правда существует, я…
Но Кавалерия уже отвернулся, он пошел обратно к девушке, и обнял ее за плечи. В тот миг, когда Мираж соврал, Кавалерия возненавидел его сильнее, чем Кнута, и понял, что когда-нибудь он убьет его, если, конечно, это возможно, или умрет в попытке, если нет. Но не сейчас: сперва он выведает все, что можно выведать об этом змее, облачившемся в кожу человека, и в решающий момент он будет на нужном месте, чтобы нанести ему удар. Если в спину — пусть, в честный бой верят только дети и мертвецы, проигравшие в нечестном бою, то же, что случилось ночью, наглядно показало, что покой им только снится.
Когда вчера Энни прижалась к Кавалерии, по его каменному сердцу прошла трещина. Он почувствовал что-то человеческое, что-то, чего уже давно не чувствовал. Забота о ком-то, защита чего-то важного, вернула его к жизни, теперь ему было ради чего жить, теперь он знал, за что готов сложить голову. Он дождался, пока Энни немного успокоилась, наклонился к ее уху и прошептал:
— Ты слепа, но я зряч и помогу тебе. Многие калеки умирают в одиночестве, по крайней мере, потому, что я обещаю тебе, что ты не умрешь одна, скажи, ты можешь перестать плакать?
Энни вздрогнула и, промедлив немного, утвердительно кивнула.
— Меня зовут Абрахам, Абрахам Смит…
Послесловие
Экспедиция Тюффона
Первая встреча человека и лошади Прерикон произошла семьдесят два года назад. Некий Шарль Тюффон — потомственный граф, премногая титулованный, известный меценат и ученый, член Имперской академии наук и, наконец, выходец из благородного, древнего и уважаемого рода Тюффонов — организовал экспедицию в так называемые Дикие земли — на тот момент бывшие просто огромным темным пятном на карте — с намерением пролить свет на это самое пятно. Тогда было принято рисовать разных чудищ на картах, отмечая так неизведанные места или те, где путника подстерегает опасность. На Диких землях красовался дракон, и до сих пор нету в мире ученого, который бы не мечтал хоть раз в жизни отыскать живого дракона, чтобы того поймать, описать и привезти в Зоопарк его величества.
Горячо молодое сердце! Так часто оно затмевает ум, навязывая телу авантюры. Никто не верил в успех предприятия Тюффона, никто не предполагал даже, что он на самом деле отважиться претворить сумасшедшую идею, посетившую его голову, в жизнь. Все до последнего момента были убеждены в том, что это лишь временное помутнение рассудка и что оно у юноши пройдет. Однако, не прошло! И когда карета молодого ученого выехала за ворота родового поместья, его матушка, вышедшая на крыльцо попрощаться с сыном, понадеявшись на то, что он вдруг одумается, внезапно с ужасом осознала, что видит любимое дитя в последний раз, и упала в обморок. Получилось, однако, не так, как она предполагала, — и материнское чутье иногда подводит, к счастью для нас, неблагодарных сыновей. Шарля она увидела живым по его возвращению спустя полгода, не сказать, чтобы триумфальному, уж точно не такому, о котором он мечтал, но уже вернуться из Диких земель означает многое, тем более почти целиком. Нужно ли говорить, что после этого путешествия Шарль Тюффон сделался заядлым домоседом? А, впрочем, я отвлекся…
Чертополох был в те годы просто маленьким пограничным городком, а не тем растущим молодым городом, которым мы знаем его теперь. Семьдесят лет назад это было просто забытое всеми место на юго-восточной границе Вельда — одной из крайних провинций Империи. Здесь размещался гарнизон пограничных войск, услугами, которые оказывал местным военным, городок и жил. Люди здесь пребывали в вечной нужде, почва была плоха и непригодна для возделывания, они облагораживали ее как могли, но могли они мало, и одним только фермерством кормиться не получалось.
В некоторый момент времени чертополохские мужики, чтобы прокормить свои семьи, повадились ходить за границу, охотясь на тамошнюю живность. Империя пока не наложила руки на те земли и потому никакого разрешения для промысла не требовалось, тем не менее платить местным охотникам все равно приходилось, так как на само пересечение границы в этом месте его величеством был наложен строжайший запрет. Со стороны диких земель никаких больших государств отродясь не существовало, прерии и то, что лежит дальше за ними, имперцы исконно считали своей вотчиной, просто пока еще не наложили на это все свои длинные, загребущие руки. Тамошнему гарнизону едва хватало людей для ежедневного пограничного караула, так что следить за всей границей сразу они не могли. Военные к тому же и сами были не дураки разжиться мясом и шкурами, не приложив для этого ровным счетом никаких усилий. В общем они и охотники в итоге нашли общий язык, жили в мире и, хоть и натянутом, но согласии.
