Тень Императора (СИ) - Мартьянов Андрей Леонидович (библиотека книг TXT) 📗
Афарга повторила свою безнадежную попытку раз, другой, третий. Но проклятая тряпка продолжала орудовать в её мозгах, стирая все, что она вроде бы твердо помнила, а глаза отказывались различать написанные слова. Это было непереносимо! Она ощущала себя скудоумной, ни на что не годной уродиной, сознавая в то же время, что, если бы ей удалось преодолеть поставленный Калиубом барьер, напоминавший, судя по всему, её собственный, помогавший защищать чувства от внешних воздействий, все эти мучения прекратились бы раз и навсегда. Но как преодолеть то, чего не видишь, не осязаешь, не обоняешь, о существовании чего можно лишь догадываться?..
Она прекратила свои старания, только ощутив, как щиплет глаза попавший в них пот. Без сил опустилась на циновку, готовая разреветься от жалости к себе и обиды на судьбу, постоянно уедавшую её тем или иным способом. И снова её мысли, помимо воли, вернулись к Эвриху.
Ее радовало и согревало присутствие этого праздничного человека с солнечной душой, каждое утро просыпавшегося с видом именинника, ожидавшего поздравлений, славословий и подарков. Дарил он при этом сам, но опять же с таким довольным видом, что впору позавидовать. Чему завидовать - непонятно: радости его по поводу того, что очередной сотрясаемый давеча болотницей, зябнущий и хрипящий незнакомец ушел нынче из "Дома Шайала" без чьей-либо помощи, да ещё и насвистывал нечто бодрое? Или тому, что выслушали его Аль-Чориль с Тарагатой и разрешили - сделали милость! - встретиться с Эпиаром, а затем с сак-каремцем этим чудным? Тому, что не сегодня завтра полезет он в императорскую темницу приятеля-мага выручать и, того гляди, сложит там свою златокудрую голову?
Нет, не могла Афарга его понять. Но и не радоваться его радостям - ей-то в них что, спрашивается? - тоже не могла. И бесилась оттого, что тянет её к нему, будто связаны они веревкой одной, и жизни себе без него не представляла. Пусть хоть в качестве растирательницы листьев и кореньев; не то служанки, не то помощницы, не то сиделки за хворыми, коими обрастал он, где бы ни появлялся, словно днище корабля морскими желудями. Он был ей нужен, необходим, спору нет. А она ему?
Иногда Афарге казалось, что чудной аррант относится к ней как к щенку, отнятому у злых детей. Как к птице с перебитым крылом, которую, встреться она на его пути, он подобрал бы и пестовал до тех пор, пока та не будет в состоянии улететь. Она была в его глазах несчастным ребенком, хотя ей скоро должно исполниться двадцать лет, и, принимая во внимание годы заточения, проведенные ею в доме Калиуба в полусне-полуяви, он, видимо, в чем-то был прав. Но ей-то от этой правоты легче не становилось! Тем паче рабство у Гитаго и ранталуков на многое открыло ей глаза, многому научило...
Нет-нет, она не хотела, чтобы к ней относились как к больной зверушке или младенцу, чтобы Эврих терпел её подле себя из одного сострадания! И если она не в состоянии сама вернуть себе свой дар и, став по-настоящему полезной чудо-лекарю, заставить тем самым относиться к ней серьезно, то есть ведь и другие пути... Самым простым было найти какого-нибудь колдуна и упросить его снять с неё заклятие, наложенное Калиубом. Одно время она думала, что это сможет сделать Тразий Пэт, когда Эврих освободит его из темницы, но потом поняла: несмотря на все свои таланты, арранту едва ли удастся довести столь рискованное предприятие до счастливого завершения. Он явно переоценивает свои силы, не желая отказываться от задуманного, пренебрегая добрыми советами и предостережениями.
Стало быть, она должна найти другой способ обрести утраченный дар, если это вообще возможно. То есть обратиться к какому-нибудь колдуну до того, как Эврих отправится выручать Тразия Пэта. Не было бы ничего проще, кабы аррант согласился помочь ей, ибо, явись она к тайно практикующему в Мванааке магу одна, из лап бы тот её своих, ясное дело, не выпустил. Однако Эврих был слишком занят подготовкой к освобождению Тразия Пэта и слишком уверен в успехе. Он полагал, что и без обретшей свой дар Афарги сумеет провернуть это дельце, или же просто не хотел подвергать её опасности. "К чему спешить? - самоуверенно вопрошала эта ходячая добродетель. - Ежели тебе можно помочь, то никто не сделает этого лучше Тразия. А связываться со здешними колдунами-недобитками, безусловно, служащими Амаши, дабы сохранить свои жизни, представляется мне не слишком благоразумным".
- Ему представляется! - пробормотала девушка, вскакивая с циновки и окидывая гневным взором ни в чем не повинные горшки с готовящимися снадобьями. - И этот осел, лезущий на плаху вопреки всем уговорам, ещё смеет что-то лепетать о благоразумии! Прямо-таки уму непостижимо!
Нет, что ни говори, люди определенно не в состоянии понять друг друга! Сколько усилий потребовалось Эвриху, чтобы заставить Аль-Чориль и Тарагату выслушать его и для начала хотя бы не мешать переговорам с Иммамалом и Эпиаром. Но он все же добился своего, а ей вот так и не удалось убедить его в своей правоте. Что ж, она вынуждена будет прибегнуть к последнему средству. Делать этого ей очень не хотелось, ведь если Эврих догадается... Другого выхода, однако, не было, и, поколебавшись, Афарга направилась к сундуку, в котором аррант хранил манускрипты, посвященные врачеванию, и особенно ценные или опасные снадобья.
Откинув окованную металлическими полосами крышку, девушка склонилась над сундуком. Переложив пару манускриптов, извлекла со дна плетенную из соломы шкатулку, отличавшуюся от других рисунком узора на крышке. Отнесла к столу, прислушалась и, убедившись, что ей никто не помешает, раскрыла её. Вытащила склянку с желтым порошком, к горлышку которой был привязан пергаментный квадратик с хорошо памятным ей значком. Если бы она не заглядывала в манускрипты и не заинтересовалась некоторыми их разделами, то нипочем бы не догадалась, что этот значок символизирует слияние мужского и женского начал. Заинтригованная, она, естественно, пожелала узнать, что бы это могло значить, и, прилежно проштудировав соответствующие страницы пухлого тома, написанного неким Ибрагаром Гургиеном, поняла, что обнаружила среди Эвриховых припасов пресловутое любовное снадобье. Не то, сказочное, помогшее безнадежно влюбленному юноше влюбить в себя холодную, бессердечную красавицу, но все же весьма действенное, вызывающее у мужчин и женщин непреодолимое желание.
Даже без чтения Эвриховых манускриптов легко было догадаться, для чего этот порошок использовался пожилыми или не вполне здоровыми людьми. Понятно было также, почему предусмотрительный аррант поместил его среди ядов и сильнодействующих снадобий, способных при неправильном употреблении свалить человека с ног или же заставить харкать кровью. Судя по тому, что горлышко склянки было залито красным воском, Эврих предпочитал не прибегать к этому средству без крайней необходимости, полагая, что вреда оно может принести больше, нежели пользы. Наверно, он был прав, и Афарга долго колебалась, прежде чем решила воспользоваться невзрачным на вид порошком, дабы попробовать влюбить в себя бесчувственного арранта.
О, разумеется, она понимала, что, не будучи волшебным, желтый порошок не может совершить чудо! Вероятно, он действовал так же, как некоторые пляски, которыми она уже пыталась расшевелить Эвриха. Тогда ей не удалось добиться успеха, но теперь, когда он не будет ни о чем подозревать, все должно получиться. Пусть он только один-единственный раз придет в её объятия, а там уж она сумеет завладеть его сердцем и помыслами. Если это случится, он не сможет отказать ей и сведет к какому-нибудь колдуну. Проследит, чтобы тот её расколдовал, и, когда к ней вернутся прежние способности, сам будет упрашивать пойти с ним освобождать Тразия Пэта. А коли этого чародея к тому времени уморят в узилище, так и невелика беда. Великий Дух и Алая Мать свидетели! - пусть даже ей придется расшибиться в лепешку, она отыщет убежище Ульчи и доставит мальчонку Эвриху. Но для этого надобно сначала подсыпать ему в пищу или питье желтый порошок...
