Тень Императора (СИ) - Мартьянов Андрей Леонидович (библиотека книг TXT) 📗
Достав из тайника заранее приготовленную красную свечу и маленький бумажный пакетик, Афарга решительно содрала воск с горлышка заветной склянки. Подцепила острием кинжала пробку, потом, боясь раскрошить её, ухватила острыми белыми зубами, стиснула, потянула... Раздался тихий, характерный хлопок. Девушка поднесла открытую склянку к носу и уловила слабый аромат полыни. Попробовала желтую пылинку на язык - безвкусная. Стало быть, это именно то, что ей нужно.
Она пересыпала часть содержимого склянки в пакетик и спрятала его в карман передника. Закупорила склянку и поднесла свечу красного воска к пылавшему в очаге огню. Подождала, пока вспыхнет фитиль, дивясь тому, что руки у неё не дрожат и она не испытывает ни малейших угрызений совести. Не зря, значит, говорят: во сне и в любви нет ничего невозможного. Или для видящего сны и любящего?..
- Только бы Эврих ни о чем не догадался! - прошептала Афарга, завороженно глядя, как капли красного воска падают на пробку и обволакивают горлышко склянки с желтым порошком.
Дом Азама был вдвое меньше особняка Газахлара и стоял у подножия Рассветных холмов, на границе Нижнего города и кольца фруктовых садов, отделявших его от района Небожителей. Для купца жилище Азама выглядело более чем роскошно, и Тартунг удвоил осторожность, опасаясь встречи с ночными сторожами.
Перелезая через высокий глинобитный забор, он ожидал услышать яростный лай - столичные купцы больше доверяли псам, чем нанятым охранникам, да и стоило их содержание не в пример дешевле, но Азам, судя по всему, предпочитал иметь двуногую стражу. И в эту ночь она его подвела. Спали ли сторожа сном праведников, тискали служанок или наслаждались пальмовым вином на поварне, юноша не знал, но очень скоро убедился, что ни во дворе, ни в саду их не было.
- Бережет Тахмаанг безвинных! Хотя и не верится мне, что могут таковые служить у этого гнилодушного гада! - пробурчал юноша, вглядывась в освещенные окна дома.
По всему первому этажу ставни были закрыты, и свет, пробивавшийся сквозь щели, указывал, что люди бодрствуют лишь в угловом помещении - там-то скорее всего и помещалась поварня, приютившая сторожей. А может, одного сторожа, на свое счастье не проявившего этой ночью погибельной для него бдительности, ибо Тартунг был настроен весьма решительно и не задумываясь угостил бы стрелой из кванге всякого вздумавшего помешать ему. Уж коли Великий Дух помог юноше отыскать самого страшного своего обидчика в столь большом и многолюдном городе, то наверняка считал, что тот должен исполнить данную некогда клятву и жестоко отомстить ему.
Ночь выдалась душная, половина окон на втором этаже не была закрыта ставнями, и в двух комнатах все ещё горели свечи. Одно освещенное окно располагалось в левой - противоположной от поварни стороне здания, другое - в центре его. Присев подле зарослей желтого жасмина, Тартунг замер, вглядываясь в глубину комнат и пытаясь определить, какая из них является спальней Азама.
С преуспевающим столичным купцом он познакомился у находящегося в верховьях Мджинги водопада, за которым великая река становилась судоходной или, лучше сказать, проходимой для лодок. Тартунг сбежал из селения диринов вскоре после того, как его покинула Омира. Только присутствие этой девчонки удерживало его там, и, узнав, что её взяли на Торг, дабы, получив выкуп, вернуть калхоги, он отправился вниз по течению Мджинги в надежде отыскать соплеменников. Мальчишка не верил, что пепонго уничтожили все поселения мибу, и рассчитывал в конце концов найти если уж не родителей, то хотя бы родичей.
Дирины, как и следовало ожидать, не отправили за ним погоню, но продвигаться вдоль реки было нелегко, и Тартунг несколько раз собирался либо связать плот, либо сделать из коры каноэ. Изготовление легкого каноэ, которое можно в случае Нужды тащить на плече, требовало, однако, известного мастерства, которым беглец не обладал, а вязать плот он, по здравым размышлениям, отказался из-за обилия порогов. Поэтому он очень обрадовался, когда, миновав очередной водопад, увидел четыре лодки, принадлежавшие, как выяснилось, торговцу, приплывшему сюда аж из самого Аскула. Первой его мыслью было угнать одну из лодок и на ней добраться до земель мибу, лежащих ниже по течению Мджинги.
Наблюдая за хозяевами добротных больших лодок, ничуть не напоминавших верткие изделия его соплеменников, он понял, что одному управлять такой громадиной будет непросто. Кроме того, из разговоров чужаков, смысл которых он улавливал с некоторым трудом, следовало, что им не хватает рабочих рук. Часть нанятых в Аскуле людей погибла в схватке с пепонго, трое подхватили какую-то хворь и нуждались в уходе. Разговоры, которые вели чужаки, собирая лечебную траву, называемую ими хубкубавой - Глазом Дракона, навели Тартунга на мысль, что, может статься, в похищении лодки нет необходимости. Почему бы ему не наняться к Азаму точно так же, как сделали это обитатели далекого Аскула? Если пепонго захватили часть приречных земель, путешествовать по ним в одиночку было опасно, к тому же он мог получить за помощь чужакам хороший нож и одежду, что тоже было нелишним. Негоже возвращаться в родное племя оборванцем, совсем иначе его примут, ежели он появится там не как беглец, а как воин, сумевший добыть во время вынужденных скитаний достойные трофеи.
Выбрав подходящий момент, Тартунг возник из высоких трав перед глазами Азама и на смеси всех известных ему наречий предложил свою службу. Опешивший и схватившийся было за меч купец, догадавшись, чего хочет от него тощий, но жилистый и крепкий на вид мальчишка, принял его предложение. Тартунг принялся помогать аскульцам собирать хубкубаву, заготовлять дрова для костра, необходимого для приготовления пищи, охотиться и ловить рыбу, дабы пополнить запасы съестного. А когда лечебных трав было набрано достаточно и Азам решил, что пришла пора возвращаться в Аскул, сел на весла.
Плыть по течению Мджинги было одно удовольствие. Могучая река сама несла лодки, и надобно было только следить, чтобы они не подошли близко к берегу, где путешественников могли подкарауливать пепонго, и не наткнулись на топляки. Трое недужных оклемались, и Тартунг, оставшись без дела, наслаждался нечаянным отдыхом, радуясь тому, что так удачно прибился к торговцу. Как-то вечером, когда, по его расчетам, они доплыли до земель, принадлежащих мибу, он попросил Азама расплатиться, сообщив, что намерен покинуть аскульцев, дабы продолжать поиски соплеменников. Купец не стал уговаривать его остаться, а выдать вознаграждение обещал утром - ведь не уйдет же мальчишка из лагеря на ночь глядя? Не подозревая подвоха, Тартунг согласился, но долго не мог заснуть, ворочаясь с боку на бок и предвкушая скорую встречу с родичами. Ему снились Нумия, отец, Узитави, и он плакал во сне от счастья, ибо не часто видел такие добрые и радостные сны.
Проснулся он от грубых прикосновений и долго не мог уяснить, зачем аскульцы вяжут его по рукам и ногам. Но, даже не понимая, зачем они это делают, мальчишка сопротивлялся так отчаянно, что кто-то вынужден был треснуть строптивца веслом по затылку, дабы утихомирить. И голова после этого удара болела у него несколько седмиц - все то время, пока Азам вместе со своими слугами и грузом хубкубавы добирался до Аскула, а затем и до Города Тысячи Храмов.
Купец оказался не столь добрым и покладистым, как представлялось Тартунгу, но больше всего потрясло и озлобило мальчишку не намерение Азама превратить его в раба, а предательство тех, с кем он трудился рука об руку. Юноша до сих пор не понимал, как эти люди, которым он не сделал ничего плохого, а, напротив, помогал как умел, могли поднять на него руку? Узнав, какая участь ожидает его по прибытии в Мванааке, Тартунг поклялся страшно отомстить Азаму. С ним все было ясно: алчный злодей, без чести и совести! Но остальные-то, неуж-то и они были такими же негодяями?.. Неужели все люди - подлые твари, способные лишь на то, чтобы притеснять тех, кто оказывался слабее их?..
