Шепот в темноте - Звездная Елена (лучшие книги читать онлайн бесплатно .TXT) 📗
Это было блаженство. Неистовое, дикое, упоительное. Я взлетала на вершину и падала, не боясь падения. Я взлетала к звездам, и они взрывались фейерверком, повергая в экстаз, сотрясающий все мое существо, заставляющий дрожать всем телом. Мне казалось, я умру, я не выдержу больше — растаю, взорвусь, задохнусь от удовольствия, но Роутег был неутомим в своей страсти. Срывая стоны с моих губ, наслаждаясь каждым моим криком, он словно дышал нашим слиянием, и когда я услышала его полный блаженства рык, у меня не осталось сил даже на вздох.
Мы замерли, тяжело дыша и глядя друг на друга.
Опустошенные, ошеломленные, безумно счастливые.
Роутег, все так же поддерживая меня, осторожно сел, обессиленно привалившись к валуну спиной, усадил меня к себе на колени и обнял, привлекая ближе. Полулежа на нем и вслушиваясь в мощное биение его сердца, я с удивлением поняла, что шторм давно прошел, дождь закончился, на небе сверкают звезды и царит полный штиль. А я даже ничего не заметила, поглощенная ураганом собственных ощущений.
— Как ты? — целуя мои волосы, тихо спросил Роутег.
Мне сложно было ответить. С трудом вообще двигаясь, я запрокинула голову и посмотрела в его глаза. Они казались совершенно черными в сумраке приближающегося утра, но притягивали сильнее, чем все еще сияющие звезды. Они казались омутами, манящими, таинственными, опасными… Он вообще был опасен. А я самой себе вдруг показалась бабочкой. Мотыльком, прилетевшим на свет огня. Он и был огнем, Роутег — огонь, а меня он, кажется, совершенно не зря назвал Апони — бабочкой. Маленькой хрупкой бабочкой, которая вдруг осознала, что вряд ли сможет встать. И ходить. И вообще как-то неожиданно ощутила, что местами все саднит, болит и тянет.
— Больно? — каким-то невероятным образом понял Роутег и подхватил меня на руки, видимо собираясь встать.
— Немного, — шепотом солгала я. — Давай еще посидим здесь, пожалуйста.
Он подчинился, напряженно глядя на меня. А я смотрела на его лицо, изучая взглядом каждую черту, каждый изгиб, каждую деталь. И мне казалось, что я могу смотреть на него вечно, потому что с каждой секундой мне это нравилось все больше — смотреть на любимого мужчину. Смотреть и стараться больше ни о чем не думать… ни о том, что я поступила, наверное, плохо… ни о том, что он обо мне думает, вероятно, совсем плохо… Ни даже о том, что, кажется, мне действительно будет трудно стоять.
И вдруг Роутег спросил:
— Почему ты не позвала меня?
Я отвела взгляд. Посмотрела на медленно сереющее небо у горизонта, на умиротворенно-спокойный океан и… промолчала.
— До последнего ждал твоего зова, — неожиданно зло произнес Роутег. — До последнего надеялся, что я тебе нужен!
Удивленно, непонимающе посмотрела на него и увидела, как каменеет его лицо, как становится холодным взгляд. На миг. Всего на миг, а затем оборотень хрипло сказал:
— Прости, я не сдержался.
Я посмотрела на него еще недоуменнее.
И Роутега, явно желающего мне что-то еще сказать, этот взгляд остановил. Он несколько секунд смотрел в мои глаза, а затем спросил:
— Ты, наверное, ждешь, что теперь я верну тебя Аделарду?
Наверное, чего-то подобного я и ждала. Но прежде, чем успела даже подумать об этом, Роутег отрезал:
— Нет!
Помедлил мгновение, затем прикоснулся к моей щеке, провел по ней пальцами и добавил:
— Теперь не отдам.
Прозвучало пугающе. Жутко даже. И разумом я понимала, что следует, наверное, с опаской относиться к подобным заявлениям, но душа решила иначе. Я улыбнулась и прижалась к нему, закрыв глаза и снова слушая, как бьется его сердце. Сильно, уверенно, решительно. Мне нравилось это ощущение силы в нем. Не знаю почему, но нравилось. И его запах, приправленный соленым ароматом океана, мне нравился тоже. И прикосновение к его телу… А потом я вспомнила его рассказ о том, как оборотни находят свою пару. И поняла, что чувствую нечто сходное — от запаха Роутега я испытывала непреодолимое желание ощущать его рядом, трогать его, прикасаться к его обнаженной коже…
Мне захотелось снова поговорить об этом:
— Помнишь, ты рассказывал, что, когда оборотни находят друг друга в толпе, ощущают запах друг друга и прикосновение, они сразу занимаются любовью…
Роутег помедлил, ответил вопросом:
— Смысл медлить?
Как человек я могла бы ему объяснить. И как девушка. А как женщина, которая только что отдалась мужчине вообще без слов, решила промолчать.
Роутег усмехнулся, а затем, обняв меня одной рукой и прижав к себе крепче, произнес:
— Смотри.
И над ровной поверхностью скалы в трех шагах от нас, словно сотканные из голубоватой океанической воды, закружились песчинки. Их становилось все больше, больше и больше, до тех пор, пока из песчинок не образовался отчетливо видимый смерч. Он остановился на долю секунды, а затем рассыпался в воздухе, образуя картину. И я увидела толпу, серую, совершенно безликую, что двигалась словно песок… а затем в этой толпе возникли два силуэта — юноши, остановившегося как от удара молнии, и девушки, чьи волосы развевал ветер. Она не сразу заметила того, кто замер потрясенным изваянием, но вот она поворачивает голову, взгляд ее скользит по толпе, и… они увидели друг друга. И медленно, словно не веря в происходящее, влюбленные сделали первый шаг. Шаг друг к другу. Миг. И вот они уже стоят рядом — не замечая ничего вокруг. Не видя. Не ощущая, что не одни. Они дышат, глубоко и часто словно не могут надышаться друг другом. Его рука поднимается и замирает. Ее ладонь медленно, неуверенно прикасается к его, их пальцы переплетаются. Они вздрагивают. И он обнимает ее. Крепко и бережно, словно величайшую ценность, самую большую ценность в его жизни, которую всегда искал и так неожиданно нашел.
— В паре сильнее привязывается мужчина, — заговорил Роутег. — Возможно, это заложено в нас генетически, с тех пор, когда в один из моментов эволюции потомство не могло выжить без поддержки отца, возможно, тому есть другие причины, но факт остается фактом — в паре сильнее всего привязывается мужчина. И с того момента, когда он находит свою пару, он испытывает сильное, болезненное, сводящее с ума желание обладать ею.
И двое, сотканные из крохотных сверкающих кристаллов, слились в страстном поцелуе.
— Наши женщины испытывают желание не сразу, насколько мне известно. Интерес, любопытство, ожидание удовольствия в них превалируют в большей степени, чем желание страсти, но зная о том, насколько это важно для мужчины, насколько это жизненно необходимо ему, насколько болезненным является процесс воздержания… Так что, да, Маделин, сразу. И я никогда не слышал, чтобы нашим женщинам приходилось сожалеть об этом.
В его словах прозвучало что-то с отголоском боли. И я не поняла причину, зато догадалась, как тяжело ему говорить мне об этом. И все же… все же я уточнила:
— Но все же по-другому, когда парой оборотня становится человеческая девушка?
Страстно целующаяся пара рассыпалась мириадом сверкающих кристалликов… Затем песчинки затанцевали снова, искрящиеся в лучах поднимающегося солнца, образуя силуэт мужчины.
— Такое происходит редко, — начал рассказывать Роутег. — К счастью — крайне редко.
И мужчина из песчинок начал становиться больше, его мускулатура заметно выделялась все сильнее с каждой секундой.
— В основном с сильнейшими из нас. С теми, кто способен не сойти с ума.
И сверкающее лицо мужчины стало меняться… вот уже вместо рта — звериный оскал.
— С теми, кто достаточно силен, чтобы удержать зверя в том случае, если… она скажет «нет».
Песчаный силуэт мужчины ссутулился, руки заметно удлинились.
— Иногда, — продолжил Роутег, — они находят в себе силы выбрать пару из оборотней и держать себя под жестким контролем до тех пор, пока не появится ребенок. Я уже говорил — генетически мы привязаны к детям. Привязаны настолько, что ни один оборотень не уйдет даже от нежеланной, не приносящей удовлетворения женщины до тех нор, пока дети не обретут силу, пока не построят собственные семьи. Это позволяет удержаться. Удержаться в клане, в семье, рядом с той, которая никогда не снимет болезненного напряжения, сколько ни обладай ею. А после того как младший из детей обретет свою семью…
