Заступа - Белов Иван Александрович (книги регистрация онлайн .txt, .fb2) 📗
– Были, – с вызовом выкрикнула Зарни, корча уродливое лицо. – Помнишь, как в вашем Писании сказано? Око за око, зуб за зуб. Моя месть требует крови.
– Ох, ну и умеете испортить вы Рождество. Теперь ясно, зачем был тот цирк в Ерофеевом кабаке – хотели, чтобы как можно больше народу запомнило, будто пили вы всю ночь напролет. А когда исчезли, никто бы не заметил и не вспомнил потом. Хитро придумано, – одобрил Рух и принялся заряжать пистолеты.
Зарни дернулась, поднимая клинок.
– Стой где стоишь, – мягко посоветовал Рух. – Успокаиваюсь я так, а то после ваших баек прямо не по себе. Хрен знает, от кого беды ожидать. Тем более вдруг какой злодей ворвется в наш круг насквозь невиновных и хороших людей.
– Не надо, Зарни, хватит, – дрогнувшим голосом попросил Гришка.
– У меня последний вопрос, – сказал Бучила. – Те твари в селе – ваша работа?
– Моя. – Зарни сверкнула единственным глазом. – Нужно было отвлечь людей и тебя, Тот-кто-умер-но-все-еще-жив. Не надо было наниматься в охрану к моему врагу, ты сам виноват.
– Ну уж, как вышло.
– Раз ты здесь, что-то пошло не так, – прошептала Зарни.
– Это из-за козы, – улыбнулся Бучила.
– Какой козы?
– Да забудь. Что за твари?
– Это виркули. – На безобразном лице Зарни играла жуткая кривая улыбка. – Великий Ен научил людей прятать злых духов в глиняные горшки. Я прихватила с собой нескольких и не прогадала.
– Ты подселила злых духов в живых людей?
– Злой дух, жаждущий крови, и живая плоть, – кивнула Зарни. – Запретное колдовство, после которого мою душу ждет вечная мука в болоте Сир-ю. Это мой выбор и больше ничей. Моя боль.
– Я раньше не видел таких, – признался Бучила.
– Ты ничего не видел, – сказала Зарни. – Здесь, в закатных землях, магия слаба. Позволь закончить с купцом и уходи со мной, ты узришь древние горы Из, растущие от корня земли, бескрайние топи Сямэй-нур, в которых гниют и барахтаются тысячи живых мертвецов, и развалины древнего города Курэг-кар, полные сокровищ и призраков.
– И надо всего лишь позволить тебе убить купца и надругаться над женщиной? – Рух посмотрел на Настю, рыдающую в углу. – А девчонке ты обезобразишь лицо?
– Око за око, – напомнила Зарни.
– Только не сегодня, – глухо возразил Рух. – Не в этот день. Хватит крови, твоя месть удовлетворена, двое твоих врагов мертвы, третий перед тобой. Он заслужил свою смерть, спору нет. Но не будь как они, Зарни, будь выше, подари ему жизнь.
Зарни долго смотрела на притихшего Якова, а потом сказала:
– Ты прав, Тот-кто-умер-но-все-еще-жив, я – не они. Я другая, я Зарни из рода Эрсуль. Цена уплачена, теперь я уйду.
– Милостивица, милостивица, – завыл Яков. – В ногах у тебя валяться буду, в ногах, прости дурака! Денег сколько хочешь проси!
– Запихай деньги себе в задницу, Яш, – посоветовал Рух. – Прощай, Григорий, прощай, Зарни, лихом не поминайте. Проваливайте, и чтобы я вас больше не видел.
Гришка выскочил первым, Зарни кивнула Бучиле и повернулась к дверям. Рух поднял пистолет и выстрелил уходящей женщине в спину. Зарни всплеснула руками и упала ничком, выронив страшный клинок. Наверное, если бы Рух умел плакать, он бы заплакал, не стесняясь показать слезы и мимолетную слабость. Но слез не было, была только черная ноющая дыра вместо души.
– Зарни! – Гришка волком метнулся обратно. – Зарни!
Он упал на колени и подхватил мертвое тело. В отличие от Бучилы, слез у него было в достатке. Зарни тряпичной куклой обвисла у него на руках, маленькая, беззащитная и… дивно красивая. Жуткие шрамы разгладились, стали незаметными, а может, это просто играли тени скачущего огня.
– Зачем, Заступа, зачем? – завыл Гришка.
– Она бы не остановилась, – глухо выговорил Бучила. – Ты знаешь это и сам. Она бы вернулась, и все повторилось бы вновь. Кто-то должен был разорвать этот круг. Ведь ты не дурак, не рассчитывал, что она после крови и трупов вдруг станет примерной женой и вы душа в душу заживете в маленьком домике на берегу озерца. Не ври мне, Григорий, и не ври себе. Я дал ей то, о чем она мечтала с тех пор, как лезвие ножа впервые прикоснулось к лицу. Мой подарок на Рождество. Вечный покой.
Рух неуклюже повернулся и увидел Васькины копыта, торчащие из угла.
– Идем отсюда, Василий.
– Н-не могу, – слабо отозвался черт.
– Ну что еще за капризы? – Рух подошел ближе и оторопел. Васька сидел в луже черно-зеленой крови, из распоротой бочины клубками ползли темно-фиолетовые кишки.
Бучила сразу все понял – верный Васька принял удар, предназначенный для него. Клинок Зарни разрубил черта почти пополам, из страшной раны торчали осколки начисто срубленных ребер.
– Такие дела. – Васька попытался улыбнуться.
– Молчи, береги силы. – Рух поднял умирающего черта на руки. Он знал, что должен сделать, мысль пришла ясная и единственно верная.
– Заступа, – окликнул Яков. – Прости меня, Заступа, грешен я.
– Пустое. Я тебя не сужу. Кто угодно, но только не я. – Рух на мгновение задержался и вышел за дверь, оставив после себя смерть, трупы и кровь.
По пути Васька дважды терял сознание, приходил в себя и что-то шептал, цепляясь за Руха слабеющими руками. Они шли темными улочками, и избы провожали их взглядами черных окон. Бучила не замечал кусающего мороза и колючего ветра в лицо. Бучила спешил. Выбил калитку, взбежал на занесенное снегом крыльцо и замолотил ногой в дверь. Полетела щепа, изба затряслась. Внутри зашаркало, и испуганный голос спросил:
– Кто там?
– Заступа. Открывай, старая, а то через стену войду.
Лязгнул засов, дверь открылась, появилась бабка Ефросинья, низенькая, сморщенная, сухая, как щепка.
– Благодетель! – делано обрадовалась колдунья. – Вот кого не ждала, ой, гость дорогой!
– Черт твой? – Рух с ходу вытянул Ваську.
– Мой. – У старухи глаза полезли на лоб. – Мой чертушка, а чего это с ним?
– Кончается он, – сказал Бучила и сунул черта старухе, добавив развихлявшиеся кольца кишок. Зеленая кровь хлынула бабке на сарафан и лицо. – Смерть лютую принял, а за смерть чертячью спросят, сама знаешь кто. Ты, старая, похорони его как положено. А если придут за ним, скажи, ты тут ни при чем, может, не тронут тебя.
– Ой чертушка бедненький, ой нечистенький мой, на кого покидаешь меня? Я ж тебя люби-ила! – заголосила колдунья и умоляюще попросила: – Может, ты сам, Заступа? Похорони ты его за ради Христа, я уж старенькая, руки не держат, а я тебе отслужу.
– Не могу, твой он, ты и должна.
– Отпускаю я его, отпускаю. – Старуха сунула черта обратно, неожиданно резво метнулась в избу, зашуршала и вынесла черный сморщенный палец. – Забирай, Заступушка, забирай, а сочтемся потом.
Рух развернулся и, пошатываясь, ушел в зимнюю ночь. Васька, холодный и обмякший, уронил рогатую голову и едва слышно дышал. Края ужасной раны дымились на морозе, кровь пахла железом и гарью. Совсем рядом смеялся и кричал праздничный люд. Никто и никогда не узнал, что праздник едва не превратился в кромешный бушующий ад. Никому не было дела до упыря с умирающим чертом на дрожащих руках. Луна укуталась рваными лохмотьями облаков, звезды погасли, воздух звенел.
– Заступушка, – слабо позвал Васька, едва они свернули в проулок, где росли несколько молоденьких елок. – Заступушка, поцелуй меня на прощание.
– Тьфу, окаяшка, завязывай комедю ломать. – Бучила швырнул сложившего губы трубочкой черта в сугроб и сам без сил повалился на снег, достал из кармана бутылку, сделал добрый глоток, сорвал еловую лапку и с наслаждением зажевал.
– Так, значит, да, а я ведь жисть за тебя последнюю положил. – Васька выбарахтался из сугроба и устроился рядом.
– Кому другому сказочку свою расскажи, – хохотнул Рух и отдал бутылку. – А то я не знаю, что вашего брата так просто не взять. Поскулишь, и как на собаке все заживет. Подумаешь, выпустили кишки. Я однажды видел, как черта надвое разорвали, и ничего, все заросло.
– Но ведь больно. – Васька выпил и удивленно посмотрел вниз. Из раны текли водка и кровь.
