Бирит- нарим (СИ) - Медведникова Влада "Emy Olwen" (книги онлайн бесплатно серия .TXT) 📗
Ишби открыл глаза -- встретился взглядом с Хинзу. По-прежнему тот был спокоен, и сила его все также давила, мешала думать. Зу сидела рядом, улыбалась.
-- Ты.., -- через силу проговорил Ишби, -- предлагаешь защиту мне?
-- Да, -- кивнул Хинзу. -- И слова мои не пусты.
Глава шестая
Свобода
1.
Полдень...
Лабарту остановился, запрокинув голову, но тут же вновь продолжил путь. Не мог сейчас смотреть на солнце, не мог задержаться, -- спешил, шел вперед, едва замечая жар раскаленной мостовой. И людей едва видел, хоть и расступались они и провожали удивленными взглядами. Ведь оделся он так, чтобы выглядеть своим среди знати и богатых людей: солнце вспыхивало на тяжелых витых браслетах, длинные серьги качались, путались в волосах, -- но не было при нем ни воинов, ни слуг, по улицам города он шел один.
И на площади, где тысячи жизней сияли током крови, Лабарту не замедлил шаг. Холодная решимость поселилась в сердце, гнала вперед, и ни солнце, ни голос подступающей жажды не могли сбить с пути.
Как может быть,что еще утром я не знал ничего?
Ишби пришел на рассвете, будил его, -- но Лабарту не смог разорвать вязкую паутину снов. И долго еще был в плену дремотных видений, наполненных голосами, бесцельными блужданиями и тревогой. А когда вырвался, проснулся, сев на краю крыши, -- светло было уже и жарко, горизонт дрожал в туманном мареве, и люди трудились в полях.
Но Ишби не ушел, ждал возле дома. И там, под финиковыми пальмами, стал говорить, не поднимая глаз, и речь его сбивалась, но не замолкала. И Лабарту, слушая, думал:Я сплю, наяву не бывает такого.
-- И не только Хинзу и Зу считают так, -- продолжал Ишби, -- но и другие. Северянин, Зибиту, ее брат и Шакету -- все они согласны с Зу и во всем ее поддержат.
И тогда словно полыхнуло перед глазами -- не смог больше смотреть на Ишби, не мог слушать его голос, тихий, растерянный, но не умолкающий. Отвернулся, прислонился к стволу пальмы, бесцельно провел ладонью по теплой коре. Смотрел на воды канала, пытаясь игрой солнечных бликов успокоить мысли, но горечь с отвращением напополам мешались в сердце, не давали думать.
Ненавидят меня.Все, всегда... ненавидели здесь меня, и теперь дождались, хотят ударить.
-- Зу сказала, -- еле слышно проговорил Ишби, -- что ты один, и тебе не выстоять против всех. А Хинзу звал меня под защиту...
Слишком слабыйядля них, верно?
Лабарту ударил по стволу -- дерево качнулось, ошметками посыпалась кора. Боль полоснула руку -- и ярость утихла, застыла в груди осколками льда.
Обернулся.
Ишби теперь смотрел на него, стоял, не шелохнувшись.
-- Прости, что не проснулся, когда ты будил меня, -- сказал Лабарту. Поднял руку -- царапины затягивались уже, а капли крови еще текли, по ребру ладони к запястью. Краем рубахи стер кровь и вновь взглянул на Ишби. -- Важную весть ты принес, и я благодарен.
Направился к дому, но Ишби рванулся следом, схватил за руку, спросил с мольбой:
-- Что ты сделаешь с Зу?
-- Ничего, -- ответил Лабарту, и не добавил к этому ни слова.
И вот теперь он миновал южные ворота Баб-Илу, рыбный рынок и шумную площадь, -- и остановился у стен богатого дома.
"Постой", --шепнула Кэри.
Голос ее потонул в городском шуме. Лабарту мотнул головой и направился ко входу.
Не думал ни о чем, торопился, -- чары и сила расходились от него волнами, и привратник поспешно отодвинул засовы, стражники расступились, и слуги исчезли за занавесями и дверьми.
Ковер, покрывающий ступени, заглушил бы и шаги человека, -- а стремительная поступь экимму и вовсе была бесшумной. Запахи, тягучие и сладкие, пропитали все в этом жилище, и дым воскурений плыл в воздухе, причудливо свивался, распадался, тек. И от этого першило в горле, и боль подступала к сердцу.
Но не до жажды сейчас было, не до крови.
Он толкнул дверь и переступил порог.
Зу вскинула голову, встретилась взглядом с Лабарту.
Ресницы ее дрогнули, и она шевельнулась, словно собираясь подняться навстречу вошедшему. Но осталась сидеть на подушках, лишь рукой коснулась сердца и улыбнулась.
В ней моя кровь... в ней...
Движения ее, шелест одежд, золото, солнечными искрами вспыхивающее в волосах и на запястьях, -- все отступало, меркло. Слишком холодно стало в этом жарком городе, слишком тесно и душно.
-- Я знаю, -- сказал Лабарту. -- Ты хочешь меня убить.
Так тихо стало, что слышал шаги слуг вдалеке, свое и ее дыхание, и движение воздуха, приторного, сладкого. Но лишь краткий миг длилось молчание.
Зу крепче прижала руку к сердцу.
-- Как можешь говорить такое? -- Голос ее звучал оскорбленно, и глаза непроницаемы были, темны. -- Разве могу я...
Да.Никогда не думал, что это возможно.
Смотрел на нее, и воспоминания теснились, вспыхивали и гасли. И не мог понять, не верил. Зу, чье платье он порвал на берегу Евфрата, Зу, которую ударил потом, уча путям экимму, -- она это? Чужая женщина в золоте и пурпуре, сидящая в комнате роскошного дома, в лучах солнца, -- кто она?
Всегда была чужой.
-- Я знаю все, -- сказал Лабарту. -- Молчи, не трать зря слов.
Зу опустила руку. Глубоко вздохнула, словно пытаясь удержать ответ.
Тяжело было смотреть на нее, и Лабарту поднял взгляд к окну. Стена из желтого кирпича виднелась там, и осколок неба. И, глядя в осеннюю синеву, Лабарту заговорил вновь, и словно издалека слышал каждое свое слово.
-- Думала, стану драться за Врата Бога -- ошиблась. Этот город -- мне не нужен. Оставлю его и уйду, и делай здесь, что хочешь.
Жажда полоснула по горлу, и голос пропал на миг. Позабыв, что решил смотреть лишь на небо, Лабарту взглянул на Зу.
Скулы ее побелели, а руки сжались в кулаки, но сидела она не шевелясь, как зачарованная.
Но я не зачаровывал ее.Я никогда бы... никогда.
-- Но ты будешь жалеть, -- продолжал Лабарту. Жажда царапала сердце, льдом пробиралась в кровь. -- Дни пройдут или годы, но ты пожалеешь. И о том, что меня не будет здесь, и о том, что избрала такой путь, и о том, что полагаешься на Хинзу.
"Хинзу",-- прошелестело эхо в глубине души. Лабарту узнал этот голос, насмешливый и острый, -- голос жажды. --"Хинзу, которого во всем поддерживают многие экимму Баб-Илу..."
-- Пожалеешь, что связалась с Хинзу, -- упрямо повторил Лабарту, и жажда умолкла, искрами боли растеклась по телу. -- Он самонадеян и глуп, и ты еще поймешь.
Зу рассмеялась, откинулась на подушки.
-- Не знала прежде, кто из вас сильнее, -- произнесла она. -- Но раз ты бежишь от Хинзу, стало быть, сильнее -- он!
Ярость захлестнула, и сам не знал, как удержался -- хотелось ударить, проломить непрочную стену. Чтобы посыпались обломки кирпичей, опрокинулись бронзовые светильники, сбежались слуги и пролилась кровь. Чтобы выжившие в страхе смотрели на гнев демона.
Лишь детии безумцыпоступают так.
Разжал кулаки и в последний раз взглянул на Зу.
-- От тебя и от этого города я устал, -- сказал он. -- Я ухожу, мне больше нет дела до вас.
И, развернувшись, устремился прочь, -- вниз по лестнице, на улицу, дальше. В поисках крови влился в толчею, в людской водоворот, следил за солнечным огнем в жилах прохожих, шел по следу. Но, даже утоляя жажду, не мог забыться, не думать.
Дитя моего сердца, как онарешиласьна такое?
2.
Хоть ждать в неизвестности -- хуже всего, но все же Ишби остался возле дома. Смотрел, как солнце ползет по небу, как меняются тени. А на город старался не поднимать взгляда -- и без того тревога и страх поселились в душе. Снова и снова повторял себе: "Он сказал, что не тронет Зу". И: "Они не смогут одолеть Лабарту". Но не помогало это, чувствовал: жизнь, привычная и ясная, рассыпается, словно храм, построенный детьми из песка. Тяжело было ждать здесь, у канала, но еще страшнее -- идти в город, узнавать вести.
