Император Крисп - Тертлдав Гарри Норман (читать книги полностью без сокращений .TXT) 📗
— Хорошо, спрошу. — Фостий немного подумал; вертевшийся в голове вопрос следовало сформулировать очень осторожно.
Наконец он заговорил:
— В комнате под храмом Дигена… то, что ты мне сказала, было…
— Ага! — Оливрия показала ему язык. — Я так и думала, что ты про это спросишь, — уж больно ты напоминал человека, который ищет золотой, упавший в заросли крапивы.
Фостий почувствовал, как его щеки краснеют. Судя по хихиканью Оливрии, его смущение не укрылось и от ее глаз. Несмотря на это, Фостий упрямо решил не отступать; в некоторых отношениях — хотя сам он стал бы это пылко отрицать — он очень напоминал Криспа.
— Ты меня тогда пыталась обольстить и что-то говорила о радостях любви, и что это никакой не грех.
— И что же? — уточнила Оливрия, утратив при виде его серьезности часть, но только часть, своей игривости.
На самом деле Фостию хотелось ее спросить, откуда она знала… или, если точнее, что она стала бы делать, если бы он лег рядом с ней и заключил ее в объятия. Но все же Фостий понимал, что в его нынешнем положении такие вопросы задавать небезопасно, и вместо этого спросил:
— Если ты настолько далеко прошла по светлому пути, как говоришь, то как могла ты такое заявлять? Разве это не противоречит всем принципам твоей веры?
— Я могу ответить тебе по-разному. Например, что это не твое дело.
— Конечно, можешь, и я попрошу у тебя прощения. Я ведь сразу сказал, что не хочу тебя оскорбить.
— Или же я могу сказать, — продолжила Оливрия, словно не расслышав его слов, — что поступила так, как принудили меня отец и Диген, а о правильности этого поступка предоставила судить им. — Оливрия подмигнула. Фостий знал, что она с ним играет, но что он мог поделать? — Или, — заговорила она далее со сводящим с ума притворством, — я могу сказать, что Фанасий благословлял притворство, если оно служит распространению правды, и что ты понятия не имеешь о моих истинных чувствах.
— Да, я этого не знаю. И как раз поэтому пытаюсь узнать, каковы твои истинные чувства. — Фостию казалось, будто он превратился в дряхлого старика, пытающегося поймать стрекозу без сачка. Он двигался напролом вперед, а Оливрия порхала, ускользала и время от времени пролетала так близко от кончика его носа, что у него даже глаза скашивались, когда он пытался ее разглядеть.
— Это лишь примеры моих возможных ответов, — заметила она, загибая для подсчета пальцы. — Если тебе захочется услышать и другие, то я могу сказать…
И тут Фостий не выдержал, словно старая лошадь, которая внезапно фыркнула и спугнула прекрасное сверкающее насекомое:
— О благой бог! Но ты можешь сказать правду?
— Да, могу. Я… — Но тут Оливрия покачала головой и отвернулась. — Нет, я ничего тебе не скажу, Фостий. Так будет лучше.
Ему захотелось вытрясти из нее правду, но она ведь не солонка.
— Почему? — взвыл Фостий, вложив в одно слово многомесячное отчаяние.
— Просто… потому что лучше мне этого не делать, — сказала Оливрия, все еще не поворачивая к нему головы, и тихо добавила:
— Думаю, нам уже пора возвращаться в крепость.
Фостий так не думал, но тем не менее пошел с ней. Во внутреннем дворике крепости стоял Сиагрий, разговаривая почти с таким же зловещим на вид типом, как и он сам. Заметив Фостия, бандит отошел от своего — сообщника? — и последовал за ним, словно вернувшаяся после коротких каникул тень. В каком-то смысле Фостий был почти рад увидеть его на привычном месте, потому что его первая короткая, но самостоятельная прогулка по Эчмиадзину завершилась совсем не так, как ему хотелось бы.
* * *
Ряса на груди Дигена была распахнута, обнажая ребра, похожие на перекладины веревочной лестницы. Бедра его стали тоньше коленей. Казалось, даже уши у него похудели. Но глаза сверкали по-прежнему дерзко.
— В лед тебя, фальшивое величество, — процедил он, когда в камеру вошел Крисп. — Ты мог бы послать меня к солнцу быстрее, но я только выигрываю. Выигрываю!
В глазах Криспа вспыльчивый священник более походил на проигравшего. Он и прежде был худ, а теперь выглядел как крестьянин из деревни, где три года подряд погибал урожай.
Если бы не зловеще притягательные глаза, он запросто сошел бы за скелет, отказывающийся снова превратиться в человека.
— Клянусь благим богом, — пробормотал Крисп, когда его осенила внезапная догадка, — теперь я понял тех мимов.
— Каких, ваше величество? — спросил Заид, который до сих пор не оставлял безуспешных попыток вытянуть правду из угасающего Дигена.
— Тех, что изображали человека-скелета. То был фанасиот, морящий себя голодом до смерти — вот что они хотели показать. Только неясно, или сами они были еретиками, или высмеивали их веру. — К нему пришла и другая мысль. — И подумать только, эти кривляки знали о том, что происходит с верой, больше самого вселенского патриарха!
Крисп услышал издевательский смех Дигена:
— В невежестве Оксития даже усомниться грех.
— Заткнись, — бросил Крисп, хотя в глубине души знал, что одним из качеств Оксития, подаривших ему синие сапоги патриарха, была податливость. «Жаль только, что его податливости не хватило, чтобы позволить мне обработать эту гадину как следовало бы», — подумал Автократор. Однако Окситий, как и любой хороший бюрократ, защищал своих подчиненных.
Крисп уселся на трехногую табуретку и стал ждать, надеясь, что сегодня Заиду повезет больше. Его главный волшебник поклялся, что присутствие Автократора ему не помешает. По крайней мере, у Заида хватало мужества, чтобы работать при Криспе. Чего ему, к сожалению, не хватало, так это успеха.
Крисп понял, что сегодня Заид пробует нечто новое, а может быть, нечто настолько старое, что он решил, что для этого вновь настало время. Во всяком случае принадлежности, которые Заид доставал из мешка, были Криспу незнакомы.
Но прежде чем император увидел их в действии, в дверях камеры Дигена показался запыхавшийся посыльный из дворца.
— Что случилось? — подозрительно спросил Крисп; уходя, он отдал приказ беспокоить его только в исключительном случае — если понадобится доставить очень важную новость… а самые важные новости, как правило, оказывались плохими.
— Да возрадуется ваше величество… — начал посыльный и смолк, чтобы отдышаться. Пока он приходил в себя, Крисп понемногу начал нервничать. Такое начало фразы обычно давало ему для этого повод. Но посыльный удивил его, сказав:
— Да возрадуется ваше величество, почтенный посол Яковизий вернулся в столицу из Макурана и ожидает вас в императорской резиденции.
— Ну, клянусь благим богом, вот весть, которая меня воистину обрадовала! воскликнул Крисп и повернулся к Заиду: Продолжай без меня, и да пошлет тебе Фос удачу. Если ты сможешь что-либо вытрясти из этого мешка с костями, сообщи мне немедленно.
— Обязательно, ваше величество.
Диген вновь рассмеялся:
— Шлюха торопится ублажить своего растлителя.
— Это ложь, одна из множества тех, что ты изверг, — холодно отозвался Крисп и вышел, окруженный халогаями. Поднимаясь по лестнице, ведущей к выходу из здания чиновной службы, он неожиданно расхохотался. Надо будет рассказать про это Яковизию. Его соратник тоже посмеется — хотя бы потому, что он всегда желал, чтобы эта ложь обернулась правдой. Яковизий никогда не делал секрета из свой склонности к красивым юношам, и неоднократно пытался соблазнить Криспа, когда тот, недавно приехав в столицу, попал в число его слуг.
* * *
Когда император вернулся в резиденцию, его встретил Барсим:
— Добрый день, ваше величество. Я взял на себя вольность разместить почтенного Яковизия в малой обеденной палате в южном коридоре. Он попросил горячего вина со специями, которое ему было подано.
— Принесите и мне, — попросил Крисп. — Нет лучшего способа согреться после зимней стужи.
Яковизий поднялся с кресла, когда в палату вошел Крисп, и тут же начал простираться перед императором. Взмахнув рукой, Крисп велел ему не утруждаться церемониями. Кивнув, Яковизий вновь уселся. То был хорошо сохранившийся полноватый мужчина семидесяти лет; бороду и волосы он красил в темный цвет, чтобы выглядеть моложе, лицо его покрывал красноватый загар, а глаза недвусмысленно предупреждали, что их владелец — человек с характером.
