Король снов - Сильверберг Роберт (онлайн книги бесплатно полные .txt) 📗
Келтрин понимала, что лучше было бы не нажимать больше на сестру в этих вопросах. Но слова рвались из нее, словно помимо ее воли.
— Прости мне, что говорю об этом, Фулкари. Но я поражена тем, что только что услышала от тебя. Ты влюблена в самого желанного и самого значительного человека в мире, и он любит тебя и хочет на тебе жениться. Но он собирается стать короналем, а ты говоришь, что быть женой короналя это просто-напросто сплошной поток неприятностей! Тогда я должна сказать тебе, что ты дура, Фулкари, самая большая дура из всех, которые когда-либо жили на свете. Прости, если я причиняю тебе боль, но это так. Дура! И я скажу тебе кое-что еще: раз ты не хочешь выходить замуж за Деккерета, то за него выйду я. Если мне удастся хоть раз заставить его заметить себя, так оно и будет. Если мне прибавить десять-пятнадцать фунтов, то я стану точь-в-точь такой же, как и ты, и я научусь делать все, что нужно, ну, то, что мужчины и женщины делают друг с другом, а потом…
— Ты несешь ерунду, Келтрин, — ровным ледяным голосом произнесла Фулкари.
— Да. Я это знаю.
— Ну, тогда прекрати! Прекрати! Немедленно! — Фулкари теперь уже рыдала по-настоящему. — О, Келтрин… Келтрин…
— Фулкари…
Келтрин метнулась к сестре. Крепко обняла ее. И почувствовала, как по ее щекам сбегают ее собственные слезы.
7
— Граф Мандралиска, лорд Гавирал почтительно просит вас посетить его во дворце, — сказал Джакомин Халефис.
Мандралиска поднял глаза.
— Джакомин, это его собственные слова? Почтительно просит?
Губы Халефиса на мгновение искривила чуть заметная улыбка
— Фраза моя собственная, ваша светлость. Мне показалось, что, если я скажу именно так, это прозвучит более изысканно.
— Да. Посмею согласиться с тобой. Хотя стилю Гавирала это ни в коей мере не соответствует. Ладно, сообщи ему, что я буду у него через пять минут. Впрочем, нет, лучше пусть будет десять.
Пускай Гавирал почтительно подождет. Мандралиска поглядел вниз, на шлем Барджазида, маленькой блестящей кучкой лежавший перед ним на столе. Он играл с ним почти всю вторую половину дня, надевал его и посылал свою мысль в мир, проверяя силу этого устройства, пытаясь получить новые и большие знания о том, что оно может делать, и теперь хотел хоть немного подумать над тем, чего же ему все-таки удалось добиться.
Пока что он лишь в очень малой степени мог контролировать работу шлема. Он не имел возможности направить воздействие на какую-либо сознательно выбранную область мира и не мог выбрать для контакта некоего определенного индивидуума. Барджазид несколько раз заверял его, что в конечном счете они решат проблему направления. Нацеливание силы шлема на определенного человека было еще более трудной задачей, но Барджазид, похоже, считал, что со временем сможет справиться и с этим. Правда, более ранние модели, например та, при помощи которой Престимион одолел в свое время Венгенара Барджазида, обладали такими возможностями. Эта, более новая, имела больший диапазон досягаемости и действовала тоньше — она была, можно сказать, не саблей, а рапирой и могла не просто одним махом стирать часть разума, а порождать сравнительно небольшие отклонения в рассудке у тех людей, к которым прикасалась, — однако некоторые другие качества, связанные с точностью воздействия, оказались утрачены.
А пока что, как считал Барджазид, Мандралиска очень правильно решил попрактиковаться со шлемом, пользуясь им ежедневно, приучая себя к его действию, вырабатывая в себе способность быстро восстанавливать физические и душевные силы, необходимые для того, чтобы противостоять тому напряжению, которое неизбежно испытывал человек, пользующийся устройством. Вот он и практиковался. День за днем он навещал обитателей Маджипура, наугад проскальзывал в их умы, щекотал их души легкими, но неприятными внушениями. Было очень интересно наблюдать, какое воздействие можно оказать даже на сравнительно хорошо защищенное сознание.
Он выяснил, что способен войти почти в каждый мозг, узнал, что спящее сознание куда более уязвимо, чем бодрствующее. Он мог пробить обороноспособность души несколькими ловко направленными ударами, точно так же, как он замечательно умел это в те времена, когда искусство владения дубинкой, проворство движений и изумительная защита приносили ему победу за победой на турнирах и, что было гораздо важнее, неизменное одобрение Дантирии Самбайла. Использование шлема во многом походило на те бои. На турнирах не следовало тупо размахивать дубиной вокруг себя; нужно было обескуражить и изумить противника молниеносными легкими, на взгляд зрителя, прикосновениями гибкой палки из ветки дерева ночная красавица, чтобы тот в конце концов раскрылся и оказался уязвим для решающей атаки. Вот и здесь Мандралиска обнаружил, что лучше было подорвать присущее жертве осознание цели и ощущение безопасности несколькими легкими касаниями и намеками, чтобы она потом продолжала процесс разрушения уже по собственной инициативе. Садовник в парке лорда Хэвилбоува, распорядитель бамбукового дворца в Эртсуд-Гранде, несчастный хранитель календарей в деревушке хьортов и все остальные — о, насколько же легко было разделаться с ними, и насколько же приятно!
Ну, а сегодня…
Но лорд Гавирал почтительно просил его прибыть к нему во дворец, напомнил себе Мандралиска. Нельзя заставлять Правителей Зимроэля ждать слишком долго, а то они могут начать раздражаться. Он опустил шлем в висевший на бедре кошель, где он находился почти все время, пока не был надет на голову, и направился к оседлавшему вершину холма дворцу Гавирала.
Дворцы Пяти правителей снаружи производили внушительное впечатление, зато внутри сразу можно было заметить не только лихорадочную поспешность, с которой была выстроена вся эта потаенная столица, но и полное отсутствие вкуса у всех братьев. Архитектор, гэйрог из Дюлорна по имени Хесмаан Фракс, спроектировал дворцы так, чтобы их зрелище вызывало благоговейный страх у приближавшихся снизу путников. Каждое из пяти зданий являло собой вздымавшийся на большую высоту огромный купол из гладкой и совершенно идеальным образом уложенной красновато-серой черепицы, увенчанный красным полумесяцем — гербом клана Самбайлидов. Эти купола прикрывали голые, просторные, скудно обставленные случайными предметами залы, в которых гуляло раскатистое эхо.
Дом Гавирала был, безусловно, лучшим во всей куче этих монументов тщеславию. Его главный зал представлял собой просторное аляповатое помещение, которому значительный человек, такой, например, как Конфалюм, без труда придал бы настоящее великолепие одним только присутствием своей персоны — он никогда не мог показаться лишним, скажем, в том необъятном тронном зале, который выстроил для себя в Замке, — а вот такое мелкое создание, как Гавирал, становилось здесь еще меньше. В своем собственном зале с высоким куполообразным потолком он всегда казался неуместной, лишней деталью.
Как старший сын Гавиундара, брата Дантирии Самбайла, он имел право первым выбрать себе долю из богатого имущества, которое некогда украшало прекрасный дворец прокуратора в Ни-мойе. Ему достались самые изумительные скульптуры и гобелены, ковры из шкур хайгусов и ститмоев, странные скульптуры из кости, которые Дантирия Самбайл привез из одной из поездок на холодный север Зимроэля, в Граничье Кинтора. Но время не лучшим образом сказалось на состоянии всех этих сокровищ, и в первую очередь те годы, когда после смерти Дантирии Самбайла во дворце прокуратора обосновался толстый гигант, вечно пьяный Гавиундар. Многие диковины были разбиты, выщерблены, подставки перекосились, по изящным и неповторимым чашам, сделанным в единственном экземпляре, пробежали сетки трещин. А теперь, попав к Гавиралу, они оказались небрежно, почти беспорядочно расставлены, вернее, натыканы тут и там в гулких огромных палатах нового здания, словно забытые нелюбимые игрушки плохо воспитанного ребенка.
Посреди этих жалких остатков былой роскоши в огромном, похожем на трон кресле восседал Гавирал. Кресло выглядело так, будто было сделано для одного из его четверых братьев, каждый из которых был намного крупнее, чем хозяин дворца. Возле его ног на полу сидели две из его многочисленных женщин. Все пятеро Самбайлидов, вопреки всяким традициям и простым приличиям, обзавелись гаремами. В руке Гавирал держал бутылку с вином. По сравнению с братьями он мог считаться образчиком умеренности и благонравия, но тем не менее, как и все другие представители клана, был настоящим пьяницей.
