Алые нити прошлого - Голуб Елена Сергеевна (полная версия книги .txt) 📗
Когда в дверь вежливо постучали, Верпетию показалось, что это звучит у него в голове огромный церковный колокол — настолько громким показался ему этот стук. С трудом разлепив глаза, юноша не сразу вспомнил, где он находится. Однако быстро сообразив, в чём дело, он поспешил ответить слегка заплетающимся ото сна языком: «Входите, прошу вас. Не стойте там».
Вошедший оказался скромно одетым молодым человеком, примерно одних лет с Верпетием. Он был помощником повара, и помогал накрывать на стол. Извинившись, слуга доложил, что ужин уже накрыт и сеньор Мануэль ожидает его в столовой зале — на первом этаже. После чего бесшумно удалился, также вежливо притворив за собой дверь.
Монах не представлял себе, который сейчас час, и сколько времени он вообще проспал. Он помнил, что когда они приехали, солнце стояло ещё довольно высоко, то есть было около половины четвёртого. Опасаясь, что отец Мануэль, возможно, уже давно дожидается его внизу, Верпетий одним движением спрыгнул со своего нового ложа и попытался найти в своей сумке хоть что-нибудь, что дало бы ему представление о собственной внешности. В монастыре их учили аккуратности и тому, что за столом, особенно в присутствии важных гостей — нужно всегда выглядеть опрятно и скромно, не поддаваясь соблазну украшательства. Об украшательстве, понятное дело, речи не шло — однако в данный момент Верпетий сам являлся гостем в доме инквизитора, а потому считал своим долгом выглядеть наиболее «серьёзным» образом. Отыскав в мешке деревянный гребень, он наскоро расчесал свои короткие густые, вечно путающиеся, волосы. Не найдя никакой отражающей поверхности, Верпетию пришлось довольствоваться тем, чтобы просто оглядеть себя сверху-вниз, и немного умыться из стоявшей тут же на комоде чаши с водой.
Юноша хотел уже выйти из комнаты, когда вспомнил, что так и не узнал, сколько сейчас времени. Хоть это было и не особенно важно, но Верпетию всё-таки хотелось узнать, как долго он пребывал в сонном оцепенении. В монастыре он привык выделять на сон столько времени, сколько было положено по «Часослову», иными словами — он спал от молитвы до молитвы. Здесь же он абсолютно забыл об этой своей обязанности честного Сына Господня. Открыв ставню, юноша застал практически окончившийся закат. «Боже Всемилостивый, значит, я проспал целых пять с лишним часов — и пропустил Вечернее богослужение и Всенощную молитву!?». Изумлённый произошедшим, Верпетий в очередной раз принялся укорять себя за неслыханную наглость по отношению к своему делу. Злясь на себя за чрезмерное увлечение праздностью, монах пообещал, что всю эту ночь отстоит на коленях в ближайшей часовне — молясь и прося прощения за свою глупость у Высшего Судии. В доказательство верности собственному решению, Верпетий даже пару раз больно хлопнул себя по спине тем самым мешком, в котором хранились все его бедные пожитки. «Так тебе, Верпетий, так тебе! Усмири же свою плоть, о, несчастный и нерадивый раб Божий!».
Когда юноша, наконец, спустился в столовую, то почувствовал, что совсем не хочет есть. Мануэль, сидя за столом в тончайших кожаных перчатках телесного цвета, внимательно изучал какую-то рукопись. Очевидно, она была настолько стара, что нуждалась в особо бережном к себе отношении — вследствие чего инквизитору и пришлось надеть перчатки из телячьей кожи. Тарелка священнослужителя была пуста, он давно закончил трапезу.
— Что-то ты совсем «заспался», друг мой, — недовольным тоном произнёс отец Мануэль. — Видно, ты сильно устал с дороги — раз пропустил все службы, какие только возможно. — Священник с укором взглянул на молодого человека.
Заметив, что тот пребывает в мрачном расположении духа, Диего Хорхе догадался о муках совести Верпетия, и немного смягчился — он взял в руки стоявший рядом с ним на столе колокольчик и легко позвонил в него четыре раза подряд. На звон из соседней со столовой комнаты, являвшейся кухней, вышел тот самый слуга, что разбудил Верпетия. Учтиво поклонившись Мануэлю, слуга уточнил, что именно подать к столу.
— Принеси ещё рябчиков и цветистой капусты, — попросил Мануэль. — Да, и не забудь того сухого вина, что привезли нам вчера из Палермо, — добавил священник.
— Я не голоден. — Угрюмо сказал Верпетий. — Еда, что вы употребляете, явно не соответствует сегодняшнему посту — или Вас это не сильно волнует?
Неосознанно, молодой библиотекарь попытался пристыдить инквизитора, чтобы его собственные промахи не казались настолько уж тяжкими. Мануэль понял, в какую сторону клонит монах из монастыря Святого Себастьяна, а потому лишь зло усмехнулся уголком тонкого рта:
— Съесть плотью не то, что положено не так уж страшно в сравнении с тем, чтобы пропустить «питание» своей собственной души. Не пытайся устыдить меня, Верпетий — ты ещё слишком юн, чтобы понять всю истинную суть Духовного процесса.
Верпетий скривился — он не понимал отца Мануэля, его взгляды были слишком радикальными, сложными для восприятия простого монаха, взращенного на основах Святых Догматов. Понимание своей «отсталости» от этого человека ещё больше злило библиотекаря.
— Может и так, — бросил он. — А может, вы просто не хотите быть зависимым от взглядов Святой Церкви и это даёт вам чувство восхищения самим собой. Но Гордыня — великий грех…
— Прикуси-ка язык, сын мой! — прошипел Диего Хорхе. — Ты думаешь, я не в курсе, что тебя подослал ко мне Корнетти — контролировать мои опыты над осужденными в колдовстве? Если хочешь — можешь присутствовать, мне всё равно. Но ни ты, ни твои возможные «покровители» не добьются того, что так им желанно…
В этот момент принесли еду, и лицо отца Мануэля мгновенно приняло своё обычное — проницательно-холодное выражение. Кивнув на блюдо с прекрасно приготовленной птицей, священник спокойно произнёс:
— Ешь. Ешь и не мешай мне, ты слишком поздно пришёл, чтобы можно было поделиться с тобой моими планами на завтрашний день. Да и настроение, прости Господи, как-то испортилось. Так что всё, что от тебя требуется сегодня — как следует отдохнуть, ибо завтра нас ждёт очень много работы. И запомни, — вдруг добавил он. — Я не должен отчитываться пред тобой, и ты не смеешь упрекать мою совесть в чём-либо. Для этого прежде нужно разобраться со своей.
После чего отец Мануэль вновь углубился в чтение свитка. Верпетий с трудом заставил себя отщипнуть от блюда несколько кусочков. Сделав крохотный глоток вина, и ощутив на языке его пикантно-острую сладость, монах осмелился высказать своё решение наставнику:
— Я хотел бы узнать, отче, — серьёзным тоном начал он. — Нет ли где здесь поблизости часовни или церкви? Я собираюсь посвятить нынешнюю ночь служению Господу…
— Прости, сын мой, это невозможно, — резко оборвал Мануэль. — Я сказал — у нас завтра много дел. Ты нужен мне свежим и способным протрудиться большое количество времени — тем более, что твоим нервам тоже следует дать отдых. Можешь помолиться в моей комнате — там имеется небольшой алтарь, но о выходе из дома не может быть и речи, до завтра — отсюда ни ногой. Уже стемнело. — Закончил свою речь Диего Хорхе тоном, не терпящим никаких возражений.
В гневе Верпетий резко поднялся из-за стола:
— Вы едите пищу, не пригодную в пост. Молитесь тогда, когда Вам будет угодно. Попираете заветы Божии на каждом шагу, и вы — главный инквизитор провинции Марло-Сеньтьоре?! Как это возможно? Если вы знаете, с какой целью я здесь и вам это неприятно — то почему же не могли отказаться от моих услуг в тот же день, как только вам разрешено было покинуть монастырь??? К чему же эти игры в неортодоксальные взгляды, когда вы отвергаете авторитет Святой Церкви как таковой, и даже имя самого Его Святейшества епископа Корнетти для вас — пустой звук. Не скрою, епископ рассказал мне много чего такого, от чего кровь в жилах простолюдина застыла бы, не дожидаясь вечера Святого Крещения. Но это не значит, что я не в силах постигнуть всего того, о чём вы тут рассуждаете — не прибегнув для этого к отречению от Святых Истин. Наш мир земной — загадка, это верно. Однако столп, на котором он держится — заслуга Бога и Его Святого Сына, и только их. Ничто не сможет убедить меня в обратном. Спокойной ночи, сеньор Мануэль.
