Альвийский лес (СИ) - Пасценди Доминик Григорьевич (книги онлайн полностью .TXT) 📗
Дорант кивнул Калле, чтобы присмотрел, не мешая. И они с Харраном продолжили планировать дорогу, консультируясь с Зарьялом, хорошо знавшим здешние места.
Идти решили тем же путём, что добирались сюда — до озера на юг от болот, потом вдоль южного берега к юго-востоку, до Альвийской тропы, и там разделиться: Красный Зарьял с ранеными — в Кармон, короткой дорогой, а команда Доранта — на восток, по Старокармонской императорской дороге, где людей нынче почти не бывает. Зарьял обещал показать, в каком месте до нее совсем близко.
Схоронили своих погибших. Их стало уже семеро: Талрин, один из людей Харрана, отошёл, так и не придя в сознание. По счастью, почва на поляне была мягкой, и рытьё могилы не заняло много времени. Павших завернули в их собственные плащи, закрыв лица, обмотали, как принято на войне, поясами, и аккуратно опустили в могилу. Подошёл примес Йорре, постоял с застывшим лицом у могилы, пока Дорант читал короткую молитву, потом первым бросил в нее ком земли.
Убитых альвов — их насчитали сорок семь — попросту стащили в узкую лощину на краю поляны и скинули вниз. Закапывать не стали, чтобы не тратить времени: всё равно на поляне Дорант оставаться не собирался.
Когда перетаскивали альвийские трупы, выяснилось, что Асарау из своих пиштолей хауды убил четверых, не потратив ни одного заряда впустую. Не зря он тогда, перед отъездом, сразу потребовал себе морскую хауду. Кстати, оказалось, что он единственный успел после битвы почистить и зарядить свой огнестрел. Доранту даже стало неловко, и он скомандовал всем заняться оружием и снаряжением.
Пока люди приводили в порядок свои железки, Асарау проскользнул к раненым. Дорант, который на себе узнал, как работает опохве, всё равно наблюдал за ним с интересом, время от времени поднимая глаза от своей четырехстволки, очень и очень неудобной в чистке и уходе. Воин гаррани, прикрыв глаза, водил руками над ранеными, что-то неслышно бормоча. Прочие смотрели на него с недоумением; Зарьял хотел было вмешаться, но Дорант объяснил ему, что происходит. Красный пожал плечами — не очень-то поверил, однако, когда Асарау занялся его ногой, на которую тот уже почти не мог ступить, на выразительном лице простодушного наёмника появилась смесь блаженства, изумления и уважения.
Увечный воин сильно помог легкораненным и немного облегчил страдания тяжёлых. По крайней мере, Сапето, получивший обширную резаную рану брюшины, практически до кишок, утих, прекратил непрерывно стонать и, кажется, даже заснул. Про Чеара Асарау, покачав головой, сказал, что руку спасти не удастся — но это было понятно и так: предплечье практически висело на коже и остатках сухожилия. Асарау усыпил парня, стремительным движением кинжала отрезал руку и как-то по-особенному завернул кожный лоскут вокруг культи. Потом намазал заживляющим бальзамом и умело перевязал. Люди вокруг смотрели на это с удивлением, не понимая, откуда такие умения у калеки; не удивлялся только Дорант, знавший, как готовят воинов гаррани, тем более способных к опохве.
Ласарин, получивший удар копьем по голове, в результате которого треснула лобная кость, лежал без сознания. Асарау сказал, что помочь ему не может: опохве не действует на людей, находящихся в таком глубоком забытье. Нужно, как объяснил он, "встречное движение".
Не торопясь пообедали и стали собираться в дорогу.
По счастью, из лошадей пострадали только три, причём все — от своего же огня: одна пала сразу, двух пришлось прирезать. Дорант велел настрогать конины, чтобы не пропала. Вялить её было некогда — просто отварили в котлах и присыпали солью. Запас еды не бывает лишним. По крайней мере, несколько дней можно будет не трогать то, что брали с собой.
Для тяжёлых и тех раненых, кто не мог идти, соорудили пять носилок, подцепив каждые к двум лошадям. Остальных оседлали-навьючили, проверили, не забыто ли что, нужное собрали, ненужное прикопали…
Во время всей этой суеты Дорант поглядывал на примеса Йорре. Тот слонялся по лагерю, не зная, чем заняться, и был этим, очевидно, недоволен: чувствовал себя бесполезным. Если б на его месте случился ровесник попроще, даже и из дворян, его бы быстро пристроили к делу: подай-принеси-подтяни-закрепи… Но имперского примеса, естественно, припахать постеснялись. Прятали глаза, когда он оказывался рядом, но с любопытством разглядывали в спину: ещё не привыкли. Доранту понравилось, что парень внимательно смотрит, кто, как и что делает: была надежда, что он учится.
Наследнику выделили лошадь, и он принялся сам её седлать, причём было видно, что парень к этому приучен и делать умеет хорошо. Так же привычно обращался он и с оружием. Ну, что удивительного, это умеет любой дворянин в его возрасте. Было странно, что примес не умел самостоятельно одеваться. Видимо, придворный этикет требовал, чтобы его одевали слуги.
Наконец, они покинули поляну. Было уже сильно после полудня. В пути примес молчал и о чём-то думал. Дорант от скуки попросил Асарау подучить его ещё альвийским словам. Каваллиер, кстати, не уставал удивляться тому, как искалеченный воин умело и легко едет верхом — а более всего, тому, как он забирается на лошадь. Все-таки гаррани — удивительные люди, — думал Дорант, гордясь тем, что не чужой этому народу.
До темноты сумели пройти вёрст [35] десять, по ощущениям Доранта. Встали на ночь. Дорант расставил дежурных. Поужинали и снова воспользовались амулетом Красного Зарьяла.
Каваллиер распределил дежурства до утра и завалился спать.
Перед рассветом его разбудили сторожить; он посетил кусты, наскоро ополоснул лицо и руки из фляги, прихватил кусок хлеба со вчерашней вареной и присоленной кониной и уселся спиной к тлеющему костру, оглядывая постепенно светлеющий вокруг него лес. Он не столько смотрел, сколько слушал. Лес был незнакомый, но во всяком лесу есть звуки привычные, естественные, а есть ненормальные, тревожащие. Звуки или, наоборот, внезапная тишина. Сейчас всё было по всем признакам спокойно.
Поднялся примес Йорре. Дорант деликатно смотрел в другую сторону, краем глаза наблюдая, как парень мучается с одеванием. Ему явно не хотелось снова быть объектом скрываемых насмешек. Поскольку для него подобрали одежду не парадную, а походную, справиться с ней ему удалось. К удивлению Доранта, тщательно застегнув камизет, примес тут же расстегнул его и снял, вытащил из ножен меч и принялся делать упражнения. Ещё очко в его пользу.
Когда лес осветился, каваллиер скомандовал лагерю подъем. После обычной утренней суеты двинулись дальше.
Дорант ехал в голове их небольшой колонны. Тыл охранял Харран. Красный Зарьял, которому, при регулярном внимании Асарау, уже не так мешала раненная нога, держал середину, где были сосредоточены носилки. Два человека, меняясь, двигались по бокам колонны — где можно было проехать на коне; в заросших местах они спешивались, и тогда колонна замедляла движение. Дорант не хотел рисковать, всё-таки они ещё не оторвались от Альвийского леса. Он не знал, что на поляне были выбиты практически все наличные воины клана, другие ушли в походы ещё до событий, и нападать на них, в сущности, некому; разве что мог подвернуться случайный отряд другого клана. Но те вряд ли стали бы атаковать хорошо вооруженных людей, готовых к отпору.
Так они и двигались, без приключений, чему каваллиер сильно радовался.
На третий, что ли, день пути примес выдвинулся в голову колонны и молча поехал рядом с Дорантом. Каваллиер скосил на него глаза, но не сказал ничего. Захочет — сам заговорит, а кто я такой, чтобы болтать с наследником престола?
Парень ему скорее не нравился, хотя Дорант начал его уважать. Примес смотрел на людей свысока, ни с кем не разговаривал, кроме Харрана, да и к тому обращался формально-вежливо, лишь тогда, когда ему было что-то от него нужно. На привалах явно ожидал, что ему будут прислуживать — подавать еду, приносить воды для ополаскивания, и тому подобное. И пришлось организовать, чтобы ему прислуживали; впрочем, люди отнеслись к этому с неожиданным пониманием — всё-таки наследный примес Империи. Доранту это было непривычно. В походах, если шли малой группой — например, на охоте — не принято было подобное, и какой-нибудь дука или комес не считал зазорным сам подойти к котлу и подставить миску, чтобы дежурный по кухне налил варева. Вообще каваллиер и воспитан был иначе, и за самостоятельную жизнь привык к другому отношению к воинам своего отряда: он опекал их, как родню, хотя при необходимости был строгим, а то и жёстким командиром. Поговорить, пошутить на привале с воинами, участвовать в общей работе — это было для Доранта нормально, как и отругать, и наказать, если было за что.
