Пути непроглядные - Мистунина Анна Владимировна (книги без регистрации txt) 📗
– Я нарушил этим какие-то твои планы?
Епископ больше не улыбался. Еще немного, и можно было бы сказать, что он разгневан.
– Нет, ничего такого. Все равно вскоре отправили бы на север, там опять что-то назревает. Разве что я обещал отцу Эйтин сопровождать его послезавтра – он поедет объезжать того жеребца, и я думал, будет подходящий момент с ним поговорить…
– Вот оно что. Брось, Рольван, если ты не получишь руку этой девушки сейчас, мир не рухнет. Получишь ее позже или найдешь другую, еще лучше. К чему такая спешка?
Рольван мысленно обругал себя – мог бы и не задевать больную тему. Но отступать было поздно.
– Мне не найти никого лучше, чем девушка из эргского рода, и в любом случае я хочу жениться на Эйтин, если только смогу. И я все равно никогда не стану священником, отец. Прости. Это не по мне.
– Позволь напомнить, это я помог тебе уйти из монастыря и поступить на службу к тидиру.
– Знаю, прости. Прости, что огорчил тебя, – сейчас он чувствовал себя грешнее, чем когда-либо. Стыдно было даже взглянуть епископу в лицо. Рольван опустил взгляд на дно своего кубка и попросил: – Скажи, чего ты хочешь, и я все выполню.
– Успокойся, – ласково сказал епископ. Глянув искоса, Рольван понял, что он улыбается: – Ты вовсе меня не огорчил. Я горжусь тобой, Рольван, горжусь, что могу называть тебя своим сыном. Это и есть причина, по которой я нарушил обещание и все-таки попросил тидира о тебе. Для меня важно – подумай, ты и сам мог бы догадаться, – чтобы это был именно ты. Извести дрейвов, наконец-то избавить от них наш народ – это мое дело, не только потому, что я старший епископ. Это было моим делом задолго до того, как я стал священником, с тех пор, как в сражении с ними я впервые принял на себя командование вместе с еще теплым мечом из рук моего умирающего отца. Тогда как раз стало ясно, что легионы ушли навсегда и мы остались сами по себе. Дрейвы решили, что наступило их время. Они лезли буквально изо всех дыр. Это была война не на жизнь, а на смерть. Мы победили, отстояли Лиандарс. Твари попрятались в свои норы и не вылезали оттуда много лет. И вот теперь они снова поднимают голову, а я уже стар. Разве так уж непростительно для старика – желать, чтобы сын принял меч из его руки и продолжил бой?
Он замолчал и дрожащими руками поднес ко рту кубок. Рольван, пристыженный, с пылающими щеками, попросил:
– Прости меня.
– Не извиняйся. Нам стоило немалых трудов раздобыть те сведения, которые мы имеем. Тидиру это стоило супруги. Но теперь, если Мир будет милостив, возможно, удастся накрыть их всех одним ударом. Если сумеешь, Рольван, ты этим сделаешь для славы божьей и для пользы народа больше, чем смог бы за всю жизнь, если бы остался в монастыре! Будь моя воля, я поручил бы тебе одному командовать в этом походе. Я верю, что ты избран для этого, мой сын.
Статуя Мира не зря усмехалась сегодня вечером. Рольван склонил голову. Виноградные лозы на мозаичном полу вились, как змеи, из-за трепещущего света они казались живыми.
– Обещаю, что не подведу тебя, отец.
Глава вторая, воинственная
Время же они отмеряют не днями, а ночами; год делят на четыре части, в соответствии с движением солнца, и отмеряют каждую из частей праздником, во время которого жгут костры и призывают своих богов, дабы те благословили скот их и детей. Во время весеннего праздника дрейвы собираются в освещенном месте, которое считают центром острова и всего мира. Сходятся сюда и тяжущиеся со всей страны, и дрейвы производят суд и решают дела, и нет никого, кто не подчинился бы их определению или приговору. Приходят и те, кто желал бы обучаться их наукам, и дрейвы отбирают из них достойных, которым передают свои знания.
Они нападали без всякого порядка, как вообще принято у них, отважно, но безрассудно, раззадоривая себя и других криками и воплями, в пылу схватки сбрасывали с себя даже одежду, тем показывая свое презрение к смерти, и неслись вперед, рослые, с развевающимися волосами, нанося удары копьями большой толщины. Тут же были и дрейвы с факелами в руках, и женщины, сражавшиеся еще отчаяннее мужчин. Все это сборище кричало, исторгало проклятия и угрозы и производило такой шум, что наши воины на время оказались в растерянности и не могли дать отпор. После, собравшись с силами, мы отбросили лиандов обратно за их укрепления.
Вырывай корни зла, иначе оно прорастет и заглушит добрые побеги. Так поступай везде, где только сможешь, и наблюдай за собою, чтобы и тебе не впасть в соблазн.
В сказаниях и песнях, известных, несмотря на запреты священников, всем и каждому в Лиандарсе, дрейвы неизменно представали повелителями лесов, обитателями дубовых чащ. Деревья были их друзьями и слугами, способными, если верить совсем уж невероятным историям, при случае даже отправиться вместе с ними на войну. Пробираясь заросшими тропами к лесному святилищу, бывшему когда-то давно главным местом дрейвских собраний, Рольван сполна оценил эти легенды. Выглядевший поначалу вполне мирно, этот лес вскоре превратился в настоящие дебри, темные даже в полдень, непролазные везде, кроме неведомо кем проложенных тропинок, путанных и переменчивых, как женское настроение.
Два следопыта, похожие между собою, как близнецы, хоть и не состоящие даже в отдаленном родстве, определяли направление по каким-то им одним понятным приметам. Рольвану приходилось верить им на слово – сам он давно бы уже заблудился. Правда, эти двое до сих пор ни разу не подводили и отряд привык им доверять.
Дождь, ливший без остановки целую неделю, наконец утомился и стих. Неаккуратные серые клочки еще пробегали по небу, гоняемые переменчивым ветром, но солнце уже набирало силу и воздух был теплым, летним, каким и положено быть воздуху центральной части Лиандарса в преддверии праздника святой Дасты. В лесу было влажно и душно, как будто нагретая земля торопилась избавиться от лишней влаги, отдавая ее воздуху.
Ехали шагом, растянувшись двумя длинными цепочками; то и дело приходилось спешиваться, чтобы пробраться под сплетением нависших ветвей, обогнуть топкое место в клочках желтых прошлогодних камышей или перевести лошадей через скопление полусгнивших поваленных стволов. Временами казалось, что движутся они без всякой дороги, потом исчезнувшая было под завалами или на берегу очередного ручья тропа появлялась снова, а раз или два даже Рольвану, не слишком внимательному, удалось разглядеть на ней человеческие следы. Следопыт подтвердил: здесь совсем недавно проходили пешие и направлялись они прямиком к старинному святилищу.
К вечеру влажный полумрак сменился почти непроглядной тьмой. Выбрав более-менее сухое место в стороне от тропы, стали лагерем. Костров не разводили, лишь растянули между деревьями пологи на случай дождя и выставили часовых. В седельных мешках нашлось достаточно еды и людям, и коням. Вскоре голоса зазвучали громче, не без помощи содержимого объемных кожаных фляг, наполненных в последней из таверн, встретившихся им на пути прочь от обжитых мест. К разговорам то и дело примешивался смех и обрывки непристойных песен.
Рольван вздохнул, думая о тишине, скрытности и внезапности, но вмешиваться и запрещать веселье не стал. Ему так же, как и другим, было не по себе от странных, потусторонних мыслей, вызванных словом «дрейв». Этим мыслям не было ни причин, ни оправданий – только некий плохо осознанный страх или память, почти такая же древняя, как сам Лиандарс. Память скорее крови, чем слышанных рассказов или прочтенных книг, хотя выученный в монастыре Рольван в этом последнем понимал гораздо больше своих товарищей. Но не нужно было знать грамоты и уметь изъясняться по-квирски, чтобы почувствовать опасность, исходившую от самой памяти о дрейвах, об их могуществе и таинственных ритуалах. Напуганный воин – это и не воин вовсе, а крепкое деревенское пиво всегда было лучшим средством против ненужных страхов.
