Пути непроглядные - Мистунина Анна Владимировна (книги без регистрации txt) 📗
Шея гиганта была почти такой же толщины, как голова, а мышцы рук по-хорошему вполне подошли бы ногам. Он не носил бороды, но отращивал усы, светлые и порыжевшие от пива и еды. Их кончики закручивались вверх, когда Торис бывал бодр и весел и обвисали, если пустые карманы и отсутствие доброй выпивки загоняли его в тоску. В отличие от него, Рольван переставал бриться только во время походов, в мирное же время следовал квирскому обычаю избавляться от растительности на лице, и волосы стриг коротко. Так гораздо удобнее, недаром квиряне поступали так еще со времен первых императоров. Как знать, не поэтому ли они в свое время овладели почти что всем миром?
– Не знаю такого бога, – усмехнулся в ответ Рольван. – А знаю вот что: сейчас ты соберешь всех наших, окунешь каждого из них головою в бочку с водой, чтобы протрезвели, и за час до рассвета мы будем у западных ворот полностью готовыми и покинем город без лишнего шума. Припасов брать на неделю, языком не болтать. Все ясно?
Старинный, еще с тех пор, когда оба они были зелеными оруженосцами, приятель Рольвана, Торис без ревности принимал его высокий чин и на приказ отреагировал как должно: подтянулся и мгновенно протрезвел. На этого человека можно было без колебаний рассчитывать буквально всегда.
– Сделаю, – был короткий ответ. Затем Торис встряхнул успевшего заснуть Гвейра. – Просыпайся, пьяница. Я ухожу.
– Как снилось мне, боги, воители знатные, окончив труды, за стол свой садятся и пищу вкушают, – довольно мелодично пропел тот и снова заснул, свесив голову на грудь.
Друзья переглянулись. Гвейр, знаток всех на свете песен и побасенок, за древние сказания принимался только, когда бывал уже пьян до невменяемости. Случалось такое довольно редко и ничем хорошим не заканчивалось.
– Вот зараза, – вздохнул Торис.
– Пять сотен дверей в Лунасгарде, и верно… Клянусь псом Каллаха, до чего же я ненавижу монахов!
Рольван с тревогой огляделся, но обращать внимание на пьяное Гвейрово бормотание было некому. К тому же не он один сегодня поминал языческих богов и слал проклятия служителям Мира.
– Ладно, доведу его до казарм, – решил Рольван и, забросив руку приятеля себе на плечо, помог тому подняться. Благо, отборных тидирских лучников, которые, к слову сказать, почти все были уроженцами Каэрдуна, в поход не звали, и макать беднягу головой в воду не было необходимости. – А ты собирай наших.
– Слушаюсь, командир, – совершенно трезвым голосом сказал Торис.
Доставив полусонного, не перестававшего бормотать слова древних сказаний Гвейра прямиком в кровать, Рольван вышел обратно под дождь. Постоял, печально размышляя, как хорошо было бы завалиться на первую попавшуюся скамью и проспать хотя бы пару часов, покуда есть возможность. Потом встряхнулся и пешком отправился к дому епископа, расположенному всего в нескольких кварталах от замковых стен. Ворота, ведшие из замка в город, были закрыты, но привратник у калитки знал его в лицо. Тем из обитателей казарм, кто, подобно Рольвану, не имел своего жилья по ту сторону стен, частенько приходилось возвращаться из города ночью и далеко не всегда – на своих ногах. Принятые правила запрещали подобные вольности, но замковый управляющий благоразумно закрывал на них глаза.
Ночной город встретил его пустотой мокрых улиц, где под ногами хлюпала грязь, а редкие фонари под выступающими навесами крыш рождали мутные пятна света, перечерченные разрывами теней. Из редких трактиров долетали голоса и смех. Их бессонное веселье принадлежало как будто к другому миру, светлому, согретому живыми ароматами горячей пищи и выпивки; на улицах же было темно и тихо, как, наверное – Рольван поежился, но сегодня эта мысль казалась донельзя уместной, – в уготованном грешникам Подземном мраке.
Потом трактиры остались позади, и узкая улица, с обеих сторон усаженная готовым вот-вот расцвести боярышником, привела его к епископскому дому. Сложенный из светлого песчаника, с красной черепичной крышей и двумя башенками по сторонам ухоженного дворика в аккуратных цветочных клумбах, дом этот казался совсем спящим, только сквозь закрытые ставни по левую сторону высокого крыльца пробивалась узкая полоска света. Дождь наполнял желобки по краям крыши и срывался вниз по углам дома небольшими водопадами. Перед крыльцом образовалась лужа. Рольван обошел ее и поднялся на ступени. Он не сомневался – епископ бодрствует и ждет его, а значит, серьезного разговора не избежать.
Двери отворились сразу, стоило ударить в них вывешенным специально для этой цели молоточком. Гай, безъязыкий слуга, состоявший при отце Кронане сколько Рольван себя помнил, поклонился и провел его в кабинет. Отдавая свой промокший плащ, Рольван дружески сжал плечо немого. Тот закивал. Когда-то, еще не будучи священником, Кронан выкупил у случайных знакомых мальчишку-раба, которому за некую провинность отрезали язык и которого, скорее всего, однажды запороли бы до смерти. Вылечив и откормив бедолагу, Кронан подарил ему, ошалевшему от такого поворота судьбы, свободу. И получил слугу куда более преданного, чем любой раб. Благодарность – вот что служило определяющей чертой большинства из тех, кто окружал отца Кронана. Рольван был лишь одним среди многих.
В кабинете неярко горела единственная свеча, да в очаге тлели угли. Отсветы их оживляли краски на мозаичном полу в центральной части комнаты, зато углы караулили пушистые клубки темноты. Епископ расположился в кресле с высокой спинкой, уютно закутанный в мягкое покрывало. Ноги его покоились на невысокой скамеечке, левая рука держала кубок с разбавленным, по обыкновению, вином, правая была протянута навстречу Рольвану в приветственном жесте. Трудно было представить себе более теплую картину – пусть не родной дом, но тот, что стал родным вопреки всякой надежде. Не многим выпадало такое везение.
– А я уже почти решил тебя не ждать, – весело сказал епископ. – Брось кланяться, Рольван. Садись ближе к огню, ты весь мокрый. Гай, согрей Рольвану вина, да не разбавляй. Дождь все не кончается?
– Льет по-прежнему, – ответил Рольван. – Самая подходящая погода для путешествия, в которое ты решил меня отправить, отец.
– Ничего не поделаешь, к тому же ты еще молод. Дурная погода не должна быть тебе помехой.
– Она и не помеха.
– Хорошо.
Пододвинув свободное кресло к камину, Рольван сел вполоборота к отцу Кронану и с удовольствием подставил лицо огню. Гай разворошил угли и добавил несколько яблоневых поленьев, и пламя радостно набросилось на них. Дым был ароматным, как выпечка из сдобного теста. День, дурной и безнадежно длинный, наконец закончился, плотные ставни отсекли внешние заботы вместе с надоевшей сыростью и темнотой, и Рольвану уже почти не хотелось ничего выяснять, ни о чем спорить. Но и сдаваться просто так он не привык.
Епископ глядел поверх кубка с вопросительным прищуром. Ждал.
Рольван вздохнул.
– Помнишь, я просил тебя не ходатайствовать за меня больше?
Отец Кронан прикрыл на мгновение глаза, и он поспешил объясниться:
– Только не подумай, что я неблагодарен! Я всегда буду…
– Тихо, – прервал его епископ. – Я и не собирался подвергать сомнению твою благодарность. Твое нежелание пользоваться протекцией похвально, но ты зря думаешь, будто обязан своим положением кому-то, кроме самого себя. Я только просил тидира принять тебя в оруженосцы, остального ты добился сам. Неужели так трудно в это поверить?
– Беда в том, что тебе и не нужно ничего говорить, – этого произносить не следовало, но Рольван не удержался: – Все равно все думают, что любезничать со мной это лучший способ угодить тебе!
– И кто, по-твоему, об этом думает? Кому в нынешнее время недостает других забот?
Вошел Гай, тихий и незаметный, словно епископская тень. Протянул Рольвану кубок с вином. Тот кивком поблагодарил слугу и вздохнул:
– Ладно. Наверно, ты прав, хотя мне все равно кажется наоборот. Но сегодня-то! Эрг Удерин сообщил при всех, что меня выбрали по твоей просьбе. Из всех, кто старше, опытней, в конце концов, достойнее! Зачем, отец? Зачем вообще мне туда ехать?
