Хозяйка мельницы (СИ) - Демина Евгения Александровна (читать книгу онлайн бесплатно без txt) 📗
— Хильдико-о, слушай, — девочка дёргала её за рукав. — Про неё даже песню сложили:
Крыша мельницы выше Ирия,
Сваи мельницы — ниже Тьмы кромешной,
А опоры-то выше дерева,
А и матица точно Млечный Путь.
А мука с той мельницы все болезни лечит,
Жернова-то мельницы — бел-горюч камень,
И не только муку они молоть могут,
Всё кривое-то правят, всё плохое чинят,
Всё-то старое — точно новое будет,
А и выше колеса — вода живая,
А и ниже колеса — вода мёртвая,
А само-то колесо всегда вертится,
Днём-то посолонь, да добро творит,
Ночью вертится противусолонь,
Время вспять ведёт, всё зло выведет.
А как встанет-то колесо её —
Так и быть беде на весь род людской.
Сквозь торопливый шёпот явственно прозвучал хлопок. Потом вошла Рогнеда и, встретившись взглядом с сестрёнкой, подняла руку — якобы ресница выпала. Из-под рукава заметно было: над губой собралась в усы юшка. Тут вбежала Любашка. Старшая быстро утёрлась рукавом.
— Красена с Горей где?
— В девичьей. Кто-то котёнка нашёл, хотят забрать.
— Как знают. Кашу с огня сними.
— Я тоже хочу котёнка! — Добричка бросила рукоделие и рванулась за добычей.
— Шитьё своё прибери, — сказала Рогнеда. — Хозяйку не гневай.
Хильдико показалось, она имела в виду себя.
Любашка поймала девочку в дверях:
— Делай, что сестра говорит.
Добричка с тяжёлым вздохом подчинилась.
Хильдегарде задумалась. Будущая невестка её не занимала. Если с кем здесь и надо считаться — это с Рогнедой. Но не водить соколице дружбу с гадюкой. Сестёр вроде любит, а остальные все ей враги. Разве так можно?
Велик был княжеский табун: шесть десят голов, не считая приплода. Дорого зять оценил злобу тестя. Полянин-маджак [27] пригнал Ростиславу коней и кобыл поровну: всё гнедых да серых, привычных к холоду, ветрам и степному бескраевью. Тесно должно быть им в полесье. Заживут ли там кони — солнцева кровь — у Кривовых внуков, [28] что только лесное зверьё знают? Ковать и заговаривать водили их в конец кузнецкий, к тем, кто с Огнём по-братски и к Солнцу поближе. Там не поверили, что князь управится с таким богатством. Известно, какой пастух из серого. Но Ростислав сказал:
— Конь — он кто? Животина. За животину наш Родитель и в ответе.
И стала волчья стая сторожить табун. Летом — на выгоне, близ усадьбы. В холода — на конюшнях, чтоб уберечь. Летом лесные своими сыты, а в зимний голод могут и наведаться. Родню бить не будешь, да скотину-то жалко. Сведёшь им на прокорм одну — иль две: Родитель-Велес тоже кушать должен. А остальных — стеречь.
Были кони гнедые да серые, точно бурая руда или железо. Раскалённым клинком засиял среди них белый хорезмец. Невидимкой в бою пройдёт — раз без цвета. Белым вихрем гибель принесёт. Так и назвали — Вихрем.
Оседлал его Ростислав, шагом, бегом пустил вдоль заплота. Резов конь, ему бы раздолья. Вышли за город, к берегу. Рысью гнал его князь до Комоньего Вражка, где обрыв в человеческий рост, а под ним отмель, подойти можно к самой воде, место самое для водопоя.
Резов конь, седока не почуял. А всадник не молод. Потому ли, поэтому — вылетел князь из седла, да и пуще — ногой застрял в стремени. Если бы за куст не уцепился — не вытащил бы. Как только выдернул — сам удивился.
Сыновья хотели проучить варяга, чтоб жеребцов не перехваливал, раз ни бельмеса в них не смыслит.
— Да ни при чём здесь он, — возразил отец, вытирая расцарапанные руки подорожником. — Это доченька, ведьма. Подумаешь, оплеуха… Пальцем тронуть нельзя.
Светан поднял его и хотел отряхнуть плащ.
— Тихо, спину ушиб.
— Уж я, батько, оттаскаю её за косы.
— Да разберись уж с сестрой и с женой. Дитё твоё, чай?
— Рогнедино-то? Я второй год к ней не подхожу.
— А пока Милка брюхатая?
— Что тут, девок больше нет? Стой, ты счас не дойдёшь. Давай донесу.
Младшие тем временем поймали Вихря. На следующий день, когда отец отлёживался, Светан пытался усовестить Рогнеду, Любашка примеряла свадебный наряд, а свеи успокаивали Аскольда, братья объезжали коня одни. В седло поднялся Владко: его животные слушались. Его собственный конь — вороной, беспросветной черноты, больше никому не подчинялся. Ещё прежний хозяин оставил его полудиким, считая, что кроме случки, его ни на что не применишь. По сравнению с Вороном Вихрь был несказанно тише. Владко, понятно, заскучал. Дёрнуло его с братьями показаться в город. Прошлись по Коростеню Волкодлак, Волох и Булгарин, сосчитали плетни, взбили пыль периной. Люди чурались, плевались, высекали огонь, [29] видя, как белая навь несётся не касаясь земли и прыгает в реку. Оттуда, небось, и явилась.
Вдоволь навеселились братья, искупали коней, вернулись в терем как ни в чём не бывало. Только зашли к отцу, похвастали, что укротили, что жеребец будет слушаться, как прибежал Векша. Сказал, воевода пожаловал. Ростислав покряхтел, взял посох и спустился во двор.
Воевода Стоян ведал общинными воями. Против дреговичей и берзичей он тогда собирал ополчение. Был он знатен, князю норовил всегда наперерез, ревнуя, что за судом горожане идут к Ростиславу, даром что за тем слава бойника, а народ её уже побаивается и сыновей волчьему братству не даёт. Побраниться с князем было делом чести. И опять он посреди двора, у крыльца, степенно стоит, заложив руки за спину. За ним собиралась толпа — послушать. Княжеские воины всех пропускали и очень живо переговаривались.
Ростислав поравнялся с воеводой, вонзил посох в землю:
— Здравствуй, соседушка.
— И тебе не хворать.
Вокруг князя собрались сыновья, даже Вешка с Радеем приспели, Светан их оттеснил: малы ещё. Из-за Стояновой спины недобро смотрел Ярополк — единственный сын воеводы. Княжичи его всё время задирали, ещё с тех пор, когда портов не носили, дразнили телком и яркой. На бычка он не походил: худой, хоть и в кости широкий. Но с годами грозил раздобреть, как отец — а уж тот был здоров словно тур.
— Угадай, княже, загадку, — нараспев говорил воевода. — На ветке болтается, в еду не годится.
— В игры пришёл играть?
— Не знаешь — парней своих спроси: вдруг подскажут, — Стоян блаженно улыбался, но лицо у него было красно — даже ярко-русый степнячий чуб точно выцвел.
Ростиславичи переглянулись и как будто на шаг отступили.
— А вот это — тоже не знаешь? — вынул руку из-за спины. Держал за шиворот дохлую кошку. — Сволочи твои копытом прибили да за плетень к нам закинули. Хорошо так закинули. На груше повисла.
Князь забыл про больную спину.
— Леса вам мало, ты их в город охотиться посылаешь? Народ перепугали, стерву мне кинули, — кошка гневно тряслась вместе с рукой. — Жрите сами, вороньё!
— За тобой доедать не станем, — Ростислав приподнял посох, точно взвешивал. — Погостил — пора и честь знать. И гостинец свой забери.
Кошка полетела в князя. Он отряхнул корзно. [30]
— Совсем страх потеряли? Над грушами своими драгоценными трясёшься? Погоди, приду за данью — не откупишься. Моих… детей… учить вздумал! Наш город — где хотят, там и ездят!
— Да провались ты куда поглубже со своими сынками ушибленными! Обхода зимнего им мало, они круглый год развлекаются! На днях поймали пса — и на грушу подвесили. Пошла ключница моя её трясти — псина на неё как грохнется! Полдня обеих искали! Ты припадочным своим скажи, чтобы к дому моему не приближались — по-волчьи, по собачьи — уж не знаю, как ты с ними разговариваешь, по-людски они не понимают. А если попадутся мне — сам подвешу за уды да потрясу, может, в голове у них чего прибавится…
— Ты детей моих не трожь. Говоришь, я у твоих век отобрал, чтоб своих наплодить — так я те последнего изведу, попомни!
