Царь-дедушка (СИ) - Герасимов Алексей (бесплатные книги полный формат .txt) 📗
Борделеначальница смотрела на меня все с большим и большим интересом.
-- Ваш первосвященный патрон, -- грустно заметила она, -- в проповедях своих утверждает, что шлюхи являются для мужчин источником соблазна и сбивают их с пути истинной добродетели. Уже который месяц нам, сосудам греха, воспрещен вход во все храмы Аарты, а в нашу дворовую часовенку прийти для принесения жертв Петулии[xiii] и вовсе ни один жрец не решается.
-- Источником соблазна -- да, являются, к чему спорить? Так и скоромная пища в дни поста тоже ей является, однако не все же ее в такие дни едят.
Я сделал еще один глоток из кубка.
-- Послушника Тумила попроси, чтобы он вам обряд провел. Мальчик до таинства принесения жертв уже допущен.
-- Ты не боишься вызвать гнев первосвященного? -- удивилась Гавхар.
-- Сказывают, -- откинувшись на спинку кресла произнес я, -- что в древние времена, когда Первые Просветленные только начали проповедовать Слово Троих в дальних южных землях, один из них, вместе со своими учениками, пришел в некий город. Зима в тех краях не такова как у нас, и никогда не бывает в этой земле никакого снега, но бывает сезон дождей, который аккурат в это время и начался. До того просветленный учитель воспрещал останавливаться своим ученикам в одном и том же доме более чем на два дня, дабы те не стесняли хозяев и не были им обузой, но в этот раз разрешил сделать исключение, поскольку город из-за ужасных ливней им покинуть было опасно, а сторонников истинной веры в нем было немного. И вот, ученики пошли просить у горожан себе пристанища, и один из них повстречал жившую в том городе куртизанку. Та, увидев, красивого и статного юношу сказала: «Я слышала, что вы, монахи Троих, вечно ищите себе место для пристанища, так отчего бы тебе не поселиться в моем доме?»
Круврашпури, спасибо тебе за те притчи и побасенки, что ты рассказывал братии в обители -- не знаю, правдивы ли они, или ты выдумывал их сам, но госпожа Гавхар слушает едва не разинув рот.
-- «Я не против», ответил ученик святого, -- продолжил я, -- «но мне на то надо получить согласие своего наставника». Та горько рассмеялась: «Ну что же, спроси, что он думает по этому поводу». Тогда этот ученик пришел к своему наставнику, проповедовавшему в это время горожанам, и рассказал все как есть. Тот выслушал своего ученика и сказал: «Ну, раз эта женщина проявляет такое гостеприимство, то тебе следует согласится на ее предложение».
-- Да быть того не... -- мадам осеклась. -- Извини, брат Прашнартра, расскажи скорее, что было дальше.
-- Когда люди услышали, такие слова просветленного учителя, они сказали: «Ну всё, слова этих людей такая же пустая болтовня, что и у наших жрецов. Речами они проповедуют добродетель, а сами живут с куртизанками».
Гавхар лишь невесело кивнула.
-- Тогда просветленный учитель сказал: «Я исповедую путь Святой Троицы, ибо считаю его сильнейшим и надежнейшим, а вы полагаете что падшая женщина может меня или моих учеников с этого пути столкнуть? Неужто ее путь сильнее?» -- я хмыкнул. -- Утверждать такого горожане не решились, и ученик просветленного поселился в доме куртизанки. Она готовила ему вкусную пищу, а по вечерам играла на музыкальных инструментах и танцевала, а он на это смотрел и вел с нею беседы. Люди, слыша музыку, роптали на то, что ученик просветленного святого продолжает жить в доме куртизанки и, верно, поддался уже соблазну нарушить обеты. Но прошли два с половиной месяца, прекратился сезон дождей и учитель собрался в дорогу. И когда он готов уже был выйти из дома, пришел этот его ученик, а с собой привел первого на Мангала монаха-женщину.
Гавхар широко распахнула глаза и, в изумлении, прикрыла рот ладошкой.
-- Сказывают, -- добавил я поднимаясь, -- что она достигла великого просветления и даже была принята в сонм младших богов. Знаешь, госпожа, наверное мы не будем ждать, когда освободится мой послушник -- отведи меня в ее часовню, я сам вознесу жертвы и от тебя, и от тех из твоих девочек, кто этого пожелает.
Пожелали все -- ну, кроме тех, что были заняты с моим молодняком.
Мы, оказывается, попали, если можно так выразится, в «пересменку», когда дневные клиенты дома уже, а полуночники -- еще, так что небольшая, расположенная во дворе особняка часовенка оказалась полностью забита девушками во фривольных платьях и с редкостно одухотворенными лицами. Все же каждому человеку надобно во что-то верить -- даже в то, что он и в черта лысого не верит назло всем, -- а обряды эту веру не только укрепляют, но и тешат, вот и набежали девоньки, изголодались, чай, по духовному. Еще бы, при такой-то работе. Или -- особенно при такой работе. Ну что они хорошего видят-то? Ничего, одну сплошную, в прямом смысле, херню. А ведь у каждой есть какие-то желания, такие, какими не поделишься с товарками, одна лишь и надежда, записать свои чаяния на листочке бумаги, да чтобы жрец -- ну или в данном случае монах, -- произнеся соответствующие молитвы сжег их в каменной чаше у подножия статуи Петулии. Авось и поможет чем добрая богиня-покровительница...
Вот и толпятся в очереди, едва сдерживаются, чтоб пред ликом богини не начать толкаться. Жаль, прямо, что примас такого религиозного рвения не наблюдает.
Кстати, надобно не забыть завтра же устроить Йожадату козью морду за самоуправство. Во-первых, кому запрещать ходить в храм, а кому нет, если дело касается целой социальной группы, это исключительная юрисдикция Конклава, а во-вторых, что это за гадство такое (не сказать покрепче) в моем стольном граде? Люди трудятся в поте не то что лица, а всего своего, мне в казну налоги платят, а этот паршивец самочинно повадился им интердикты устраивать. И даже с царем не посоветовался!
После обряда, который занял не многим более получаса, мы с Гавхар вернулись в комнату для особо почетных гостей, где меня уже поджидал кубок со срамной чеканкой и горячим глинтвейном.
-- Даже и не знаю, как вас благодарить, брат Прашнартра. -- произнесла хозяйка борделя. -- Наши обычные способы выразить признательность вас, боюсь, не устроят. Или?..
Гавхар оперлась на столик обеими руками, качнув пышной грудью, томно поглядела на меня, повела плечами эдак...
-- Пустое, госпожа, мне это ничего не стоило. -- ответил я, с удивлением отмечая, что не такой уж Лисапет, оказывается и дряхлый.
Что-то у меня, от упражнений бордель-мадам шевельнулось, и вовсе даже не в душе. От обильной кормежки -- не иначе.
Чем бы это все закончилось сказать не возьмусь, однако тут внизу послышались звуки какой-то суеты и громкий мужской голос.
-- О, -- улыбнулась Гавхар, -- а вот и наш покровитель прибыл. Что-то давно он не заглядывал под наш гостеприимный кров, уже скоро как неделю.
-- В таком случае, полагаю, вам хотелось бы с ним переговорить с глазу на глаз. -- я развернул кресло к очагу, и взял кубок. -- Прошу вас, не стесняйтесь, я покуда подремлю у огня.
Хозяйка борделя с благодарностью кивнула мне и двинулась к выходу, но не успел я опустить свой геморрой на подушечку для седалища, как дверь за моей спиной распахнулась, громко стукнувшись о стену, скрипнули половицы под тяжелым шагом вошедшего и донельзя знакомый голос скорбно произнес:
-- Гавхар, боюсь что я прибыл попрощаться с тобой. С тобой, с Аартой и, верно, с самой Ашшорией.
-- Да что произошло, голубь мой? -- изумилась борделеначальница.
-- Царь. -- последовал полный трагизма ответ. -- Царь пропал вместе с царевичами. Взял несколько провожатых, решил с внуками тайком прогуляться по городу, чтобы никто не узнал, и... исчез. Весь день нету. Ах, ласточка моя, если с ними что-то случилось, то не сносить мне головы! Бежать надо, покуда не поздно, пока не схватили -- бежать.
-- Но, если государь наш пропал... Боги, ну ты-то тут причем?!
Я вздохнул и поставил кубок, из которого так и не успел сделать ни глотка, на стол.
-- При том, госпожа, -- произнес я поднимаясь, -- что он в Аарте хефе-башкент, и отвечает за все произошедшее в городе.