Серафина - Хартман Рейчел (серия книг TXT) 📗
— Я думал, вы собираетесь остаться на демонстрацию? — воскликнул Маурицио, высунув голову из боковой комнаты. На нем теперь был шлем.
Мы с Киггсом переглянулись. По-видимому, мы так заболтались, что согласились на что-то, и сами не заметили.
— Только если это ненадолго, — сказал Киггс. — Скоро стемнеет, а у нас впереди долгий путь.
Маурицио со своим собратом-оруженосцем вышли, с ног до головы одетые в броню драконоборцев.
— Чтобы все как надо показать, придется идти на выгон, — заметил Пендер.
— Сами себя выгоняем, — сказал Маурицио все с тем же странным, отчаянным энтузиазмом. — Возьмите лошадей. Сможете прямо оттуда уехать.
Когда старики поняли, что молодежь готова к демонстрации остатков их древней гордости, в пещере началась суматоха. Дракомахия была когда-то невероятным боевым искусством; Пендер и Фоуфо, возможно, остались последними трудоспособными его мастерами во всем Горедде.
Мы проследовали за старыми рыцарями вниз по течению ручья в ощетинившееся стерней поле; все встали дугой вокруг полуразвалившегося стога сена. Пока мы рассиживались в пещере, на улице сильно похолодало, морось превратилась в легкий снег, который цеплялся за соломенную щетину, одевая сломанные стебли в белую рамку, поднялся ветер. Я плотнее закуталась в плащ — оставалось надеяться, что демонстрация не займет много времени.
Пендер и Фоуфо несли с собой длинные копья с необычным крюком на обоих концах, расположенным под таким углом, чтобы не мешать им использовать копье как шест. Они кувыркались в воздухе и катались по земле, вскакивали и вертелись, обменивались шестами в воздухе и яростно атаковали стог сена крюками.
Сэр Джеймс взялся нам объяснять.
— Этот крюк мы называем «слэш». Сейчас покажем панч. Оруженосцы! Гарпун!
Те сменили крюки на более привычные копья и продемонстрировали их использование на несчастном измочаленном сене.
— Драконы горючи, — продолжал сэр Джеймс. — Пламя у них развилось, чтобы сражаться друг с другом. В конце концов, не готовят же они на нем мясо. Им не страшен никакой другой зверь — не был страшен, пока мы не научились с ними бороться. Шкура у них жесткая, но она горит, если довольно жара и довольно времени, внутренности летучи — собственно, из-за этого они и изрыгают огонь. Суть дракомахии — поджечь чудовище. У нас есть пирия — огонь святого Огдо, — она прилипает к ним и гасится с трудом. Один хороший прокол — и кровь из них свищет, будто пар. Подожги ее, и зверю конец.
— А сколько рыцарей в отряде? — спросил Киггс.
— По-разному. Два слэша, два панча, вилы, паук, свифт. На это нужны семеро, еще у нас были подающие, которые бросали пирию, оруженосцы… Полный комплект — четырнадцать, но мне доводилось уложить дракона всего с тремя.
У Киггса заблестели глаза.
— О, вот бы увидеть все это вживую, хоть раз!
— Только не без брони, парень. Жар был невыносимый… а уж вонь какая стояла!
Оруженосцы взобрались друг другу на плечи и принялись кувыркаться и перепрыгивать через стог. Их точность и сила вдохновляли. Лишенные в изгнании всякого другого дела, они, без сомнения, много времени посвятили тренировкам. Всем нам неплохо бы быть столь же преданными своему искусству.
— Сохрани меня Сьюкре! — воскликнула я и рванула к лошадям.
— Что случилось? — изумился Киггс, встревоженный моей внезапной вспышкой.
Покопавшись в седельном мешке своей кобылы, я наконец нашла чертеж, который мне дал Ларс. Киггс тут же разгадал мою мысль и помог развернуть пергамент на боку лошади. Мы уставились сначала на баллисту с клизмой, а потом друг на друга.
— Пузырь нужен для пирии, — сказала я.
— Но как его зажигать? — пропыхтел у нас за спинами задыхающийся голос, который, как оказалось, принадлежал оруженосцу Фоуфо.
— Он самовоспламеняется. Смотри. — Киггс указал на механизм, в котором я сначала не разобралась.
— Умно, — сказал Маурицио. — Таким могли бы управлять и оруженосцы… да и вообще кто угодно. Рыцари остались бы без дела… ну, почти.
Сэр Джеймс подошел посмотреть, что за суета.
— Вздор. Машины ограничивают подвижность. Охота на драконов — не вопрос грубой силы, иначе мы бы их катапультами сбивали. Это искусство, тут тонкость требуется.
Маурицио пожал плечами.
— Все равно невредно было бы иметь у себя хоть одну такую штуку.
Сэр Джеймс презрительно фыркнул.
— Можно использовать ее как приманку. Ничто так не притягивает дракона, как хитрые приспособления.
Снег к этому времени пошел еще сильнее, давно настала пора уезжать. Мы начали прощаться. Маурицио непременно захотел помочь мне взобраться в седло. Я съежилась, против всех доводов рассудка боясь, что он нащупает мою чешую.
— Такое облегчение после стольких лет наконец узнать, что вы оправились от того ужаса, — сказал он тихонько, мимоходом пожав мою ладонь, — и что выросли такой красавицей!
— Вы волновались? — Я была тронута.
— Да. Сколько вам было, одиннадцать? Двенадцать? В этом возрасте все кажутся несуразными, и будущее всегда под вопросом. — Он подмигнул, хлопнул мою лошадь по крупу и махал вслед, пока мы не скрылись из виду.
Киггс направился обратно по той же овечьей тропе, и я поторопила лошадь, чтобы не отставать.
— У вас, кажется, нет перчаток, — сказал Киггс, когда я поравнялась с ним.
— Ничего страшного. Рукава почти всю ладонь закрывают, видите?
Он ничего не ответил, просто снял перчатки и передал их мне с таким взглядом, что я не посмела отказаться. Они были уже теплые. Я и не чувствовала, как у меня замерзли пальцы, пока не надела их.
— Ладно, я идиот, — заявил Киггс после того, как мы несколько миль проехали в молчании. — Я твердо намеревался издеваться над вашей боязнью ехать по темноте, но если снег не перестанет так валить, мы даже дорогу различить не сможем.
Мне казалось как раз наоборот: дорога теперь была видна еще яснее, очерченная двумя параллельными белыми колеями, в которые нападал снег. Но уже почти стемнело. Настала самая длинная ночь в году, и сильная облачность успешно старалась сделать ее еще длиннее.
— В Райттерне был постоялый двор, — вспомнила я. — Остальные деревни слишком малы.
— Сразу видно, что человек не привык путешествовать с королевскими особами! — рассмеялся Киггс. — Мы можем устроиться в любой усадьбе по дороге. Вопрос — в какой? Не в Реми, если не хотите провести вечер с леди Коронги и ее двоюродной сестрой, герцогиней-затворницей. Если сумеем добраться до Пондмир-парк, утром придется ехать совсем недолго. У меня завтра много дел.
Я кивнула, показывая, что у меня тоже. Наверняка так и было, только вот я сейчас ни одного не могла вспомнить.
— Весь день хотел вам сказать, — спохватился Киггс, — что у меня появились еще кое-какие мысли о том, каково быть бастардом, если вам интересно.
Я не удержалась от смеха.
— У вас… серьезно? Что же, отлично, рассказывайте.
Принц осадил коня, чтобы поравняться со мной. Капюшон плаща у него был не поднят, и в волосах блестел снег.
— Вы, наверное, посчитаете меня чудаком, но я никак не могу перестать думать об этом. Никто никогда еще не спрашивал. Мой отец был самсамским адмиралом. Мать, принцесса Лорел, — младшей дочерью королевы Лавонды, как говорят, слегка испорченной и упрямой. Они сбежали вместе, когда ей было пятнадцать; скандал вышел кошмарный и в Самсаме, и здесь. Его разжаловали до капитана грузового судна. Я родился на суше, но младенцем часто бывал в море. А вот в свое последнее плавание они меня не взяли: накануне отплытия из нинисского порта Асадо им встретилась дама Окра Кармин и убедила их позволить ей отвезти меня в Горедд познакомиться с бабушкой.
А мне-то ее кратковременное ясновидение казалось немножко дурацким даром. Я была неправа.
Киггс устремил взгляд вверх, на облака.
— Они погибли в страшном шторме. Мне было пять лет, к счастью, я выжил, но чувствовал себя так, будто сам попал в бурю. Я даже по-гореддски не говорил. Бабушка не сразу ко мне потеплела, тетя Дион возненавидела мгновенно.
